Книга Бури над Реналлоном - Дмитрий Веряскин

Глава 2

Столица

Четыреста шестьдесят девять оборотов назад

Здесь всегда шторм. Низкие тучи цепляются за вершину пика Хламадзи, рвутся в клочья и уносятся дальше, чтобы пролиться слезами ливня над морем. Солнечных дней на Ринсе едва три десятка в году, но и тогда яростное море не утихает, бьется в скалы, пытается разрушить, смыть, уничтожить остров, ставший убежищем магов.

Но маги не уходят. Именно здесь, в пересечении магических токов, где наиболее тонка грань между сферами, обосновалась древнейшая школа магии Реналлона. Хотя, казалось бы, где и учиться магии, как не в бедных ею местах? Но основатель школы магистр Ангарон решил так.

Впрочем, будем честны. Буря, принесшая флагман Казагара на Ринс, была не из тех, что подчиняются простым смертным. И хотя Ангарон был могучим магом и в числе его талантов было и повелевание погодой, перед буйством этой стихии таланты мага оказались так же бесполезны, как и искусство и опыт моряков. Единственное, что удалось сделать команде захваченного бурей и течением флагмана, – не дать кораблю перевернуться. Но в какой-то момент среди льющих с неба и бьющих снизу потоков воды вдруг показались скалы, и стихия швырнула израненное творение казагарских корабелов на их клыки.

И вот тут магистр Ангарон сплел, возможно, свое лучшее заклинание. Вызванная им волна приняла огромный корабль на свои плечи, в пядях над ощерившимися зубами скал протащила его и хоть и жестко, но негубительно бросила почти в двух сотнях шагов от кромки прибоя.

С тех пор люди живут на Ринсе. Хотя правильнее сказать – выживают. В первые годы моряки пытались выращивать здесь зерно и какие-никакие плоды, ловили рыбу. Но годы забирали их одного за другим, и вот уже давно не выходят бравые старики на расчищенный плац, не упражняются с оружием. Ветер намел целые кучи песка на брусчатку – и никто не убирает его. Люди ушли вглубь скал.

Откуда здесь берутся люди – тоже непонятно. Просто вдруг к общине выходит испуганный новичок, совершенно не понимающий, как он сюда попал, – и магистр представляет его остальным. Как они отсюда исчезают – тоже неясно. Просто в один день в одной из келий не оказывается послушника. И тогда магистр объявляет, что «он был готов и вернулся в мир совершенствовать навыки». Но как, к чему и почему «он был готов», так и остается непонятным.

Жизнь на Ринсе тяжела. Многие не выдерживают, пытаются уйти. Кто-то строит лодку и уплывает с острова. Это значит, что через пару-тройку дней послушники найдут дырявую посудину и, если повезет, изломанное тело. Тогда на столовой горе возникнет еще один холмик с камнем в изголовье. Но многие просто исчезают, забрав с собой нехитрый скарб. И тогда через несколько дней магистр представит нового ученика…

На остров не попадают простые люди, лишенные способностей. Так получается, что каждый из новичков имеет искру Дара. Большую или малую. И в меру горения этой искры он осваивает магическую науку, которой щедро делится глава школы и старшие ученики.

Тем тяжелее быть единственным начисто лишенным Дара…

Как он попал на Остров, Торго не помнил, как и все. Впрочем, сейчас, три оборота спустя, он вообще мало что помнил о жизни ТАМ. Какие-то яркие смазанные картинки, приправленные тревогой и опасностью. А здесь спокойствие, как в склепе. И равномерно-одинаковые дни, наполненные учебой, самопознанием и хозяйственными работами.

Особенно неприятно числиться в любимчиках. Несмотря на то что Торго спустя три оборота все еще не мог зажечь взглядом свечу. Да что зажечь?! Он ее и погасить-то не мог! И все же магистр не прогонял его, не переводил в разряд слуг. Торго посещал все занятия со сверстниками, коих здесь было больше двух десятков. Зубрил рукописные трактаты, по памяти восстановленные магистром. И спал при свете, потому что темнота приносила шепот. Едва Торго закрывал глаза, как в голову начинал биться настойчивый призвук. Словно кто-то шептал ему сквозь подушку. Слов не было слышно, но шепот не пропадал, он был настойчив.

Когда Торго в первый раз услышал этот звук, он перепугался. Спотыкаясь, путаясь в одежде, он выскочил из пробитой в скале крошечной кельи и бежал по коридорам и залам, роняя все на своем пути, пока не наткнулся на старого мага. В этот момент в темной пещере старец со светящимся посохом казался ему источником спокойствия и безопасности.

Плача и давясь словами, мальчик рассказал о своем кошмаре. Чего в этом шепоте было такого страшного, он и сам не понимал, но все говорил и говорил и не мог остановиться.

Магистр выслушал его внимательно, иногда морщась, но не перебив ни разу. А потом произнес:

– Слушай меня, Торго! То, что ты услышал, – очень важно. У тебя будет лишь одно главное задание: разобрать, что говорит тебе шепот. Как только поймешь, не медля ни удара, ищи меня. Днем или ночью. Если я не ошибся – а я крайне редко ошибаюсь в таких вещах, – в тебе дремлет великий Дар. Только что-то мешает ему пробудиться. Но ты не отчаивайся и не оставляй попыток. Рано или поздно он проявит себя. Пойдем, я провожу тебя. Ты – моя надежда. Ничего не бойся и услышь слова.

С тех пор Торго живет с этим шепотом, нервно вслушиваясь в звуки и дрожа от источаемого ими ужаса. Так что дневные насмешки соучеников не могут вывести его из себя. А магистр никак не реагирует на то, что Торго бесталанен…

Явление первое

Первые шаги

Столица всегда открывается неожиданно. Сначала, когда вы прибываете в невзрачное предместье, великолепие столицы скрыто от вас высоченной стеной. И это первое, что поражает ваше воображение. Дальше вы попадаете в приемный порт, где проходите, заметим, довольно лояльную проверку. И уже оттуда, пройдя под городской стеной, вы оказываетесь сразу на блистающем проспекте, широком, как полноводная река, текущая в своей неспешной обыденности. По всем вашим чувствам сразу наносится удар: обилие экипажей, как паровых, так и на гужевой тяге, блеск дамских нарядов, огромные дома по семь этажей, огни вывесок и витрин… И звуки! Звуков столицы не спутать ни с чем. Разноголосый и разноязыкий гомон, стрекот колес по мостовой, хрустящий скрип постромок упряжи и визгливый – рессор. Стук тростей по камням, топот каблуков, фырчание паровых котлов, жалобные крики тяглунов и разнообразный шум домашних питомцев – все сливается в симфонию столичной жизни.

Полукровки застыли, ошеломленные.

– Предки… – выдохнула Несса, чувствуя себя листком в водовороте. – Вот это да… Я бы так не смогла…

– Да уж… – сморщился Тарташ. – Жить в такой вони и я бы не смог…

– Дело привычки, – философски пожал могучими плечами Инглав, прокручивая в памяти указания, как им найти нужный адрес. – Они тут родились и другого просто не видели.

Несса провожала глазами нарядных горожанок, остро завидуя, что нельзя так же принарядиться.

Тарташ разглядывал крыши, подмечая проложенные вдоль карнизов дорожки с ограждениями и ажурные мостики между домами и думая, что наверху здесь идет своя жизнь, немногим менее напряженная, чем на земле.