Книга В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К середине нашей первой военной зимы мы были измотаны из-за всех обрушившихся на нас лишений. Но, помимо этого, немецкие солдаты находились в ужасном состоянии из-за сокращения их продовольственного обеспечения. Все мы, даже командиры, очень сильно похудели. Таким же тощим было и гражданское население. Однако в ту пору на подобные вещи все смотрели легче, чем современные поколения. Мы умели радоваться, как вы видите, даже обычной бане.
Когда в письмах из дома нас спрашивали о нашем настроении, мы не знали, что ответить. Конечно, нам хотелось ответить правду о том, как упал наш боевой дух. Но мы боялись, что это вызовет непонимание или тревогу среди близких, а потому отвечали в коротких фразах, избегая описания реальной ситуации, и говорили, что с оптимизмом смотрим в будущее. Между нами и семьями к этому времени было не только две тысячи километров, но и долгие месяцы ужасов войны. Чем дольше нам удавалось выживать среди всего этого, тем сильнее менялись мы и наши души.
К этому времени изменился и наш внешний вид. Наша униформа уже не была такой впечатляющей, наоборот, она была изодрана и выцвела из-за пыли, дождей, грязи и снега. Но нас уже не волновало то, как мы выглядим, мы ведь находились на войне, а не на параде.
Тем не менее, когда почтальону удавалось добраться до нас, письма из дома всегда быстро поднимали наш боевой дух. Мы очень радовались письмам от родителей, девушек и друзей, хотя они и были написаны за много недель до того, как попадали к нам в руки. Единственное письмо или посылка создавали у нас ощущение, что мы не остались отрезанными от родного дома. В каждом доставляемом на фронт мешке с письмами было много столь важной для нас любви и теплых человеческих чувств. Когда кто-нибудь из наших товарищей, живших в деревне, получал из дома продуктовую посылку, он по-братски делился ее содержимым с друзьями, жившими в городе. Семьи последних, получив информацию о нашем номинальном рационе, были уверены, что у нас всего вдоволь. А сельские жители справедливо считали, что не стоит слишком полагаться на армейскую службу обеспечения провиантом. В посылках, присланных ими, оказывалось много вкусных вещей, которые было невозможно получить по продуктовым карточкам.
Отмечу забавную деталь. В то время на всех посылках, которые нам присылали из дома, стояли бюрократические штампы, которые в том числе содержали надпись: «Осторожно! Огнеопасно, особенно в степных и лесных районах!» Это вызывало у нас, находившихся в зоне постоянного огня противника, многочисленные усмешки. И когда вокруг нас начинали взрываться мины и падать бомбы, обязательно находился шутник, громко предупреждавший товарищей: «Осторожно! Огнеопасно, особенно в степных и лесных районах!»
Ко мне почтовые отправления, мягко говоря, приходили вовсе не так регулярно, как к другим. Если сказать откровенно, я получал письма буквально в единичных случаях, хотя немецкая полевая почта функционировала превосходно. После войны я узнал, что голландские почтальоны в знак протеста уничтожали письма, адресованные на Восточный фронт. Возможно, они думали, что подобными «актами героизма» смогут помочь победить Сталину?
Между тем невероятные морозы делали нас почти неспособными вести бои. К новому году ситуация нисколько не улучшилась. Поэтому время нахождения в карауле для каждого отдельного бойца было сокращено. Теперь часовые сменялись каждые полчаса. На позициях караульных лежал толстый слой соломы, но это все равно не спасало от обморожений, которые можно было получить не то чтобы за половину часа, но и за более короткий временной промежуток. Обморожения были частым явлением. И, если мне память не изменяет, один бедный парень даже замерз до смерти. Тем не менее покидать караульный пост было запрещено при любых обстоятельствах. Употреблять алкоголь, чтобы согреться, нам также не разрешалось. Зато у русских постоянно были полные фляги водки, которую они пили всегда, когда хотели. Зачастую не столько для того, чтобы согреться, как чтобы напиться. Впрочем, русские всегда считали, что сорок километров — это не расстояние, сорок градусов — не мороз, а сорок процентов спирта неприлично называть алкоголем.
При недостатке водки иваны находили способ его восполнить. Они использовали авиационный спирт, который очищали через фильтр противогаза, а затем смешивали с сиропом. В результате у них получался более чем приемлемый ликер, но они не пили его маленькими глотками, а быстро опрокидывали в горло большими стаканами.
Но вернусь к нам. Помимо вшей и морозов, нам досаждала также топорная советская пропаганда. К нам забрасывались листовки, но мы использовали их как туалетную бумагу, или пускали на самокрутки. Однако русские продолжали вести психологическую войну. И мы периодически слышали один из самых популярных немецких хитов того времени «Я видел вас танцующей, о донна Клара». За песнями следовали пропагандистские призывы на немецком, в том числе: «Сдавайтесь победоносной Красной Армии, и вы вернетесь домой сразу после войны». Многие из подобных обращений пытались играть на наших естественных желаниях, как, например, такое: «У нас вас ждут девушки и много еды!» Мы обычно отвечали на него короткой очередью в направлении громкоговорителя, а иногда стреляли и до тех пор, пока он не замолкал.
Однако реакция на эти столь привлекательные обещания была различной. Особенно часто на эту удочку попадались горячие и легковерные испанские добровольцы из «Голубой дивизии». Они верили тому, о чем слышали. И это неудивительно, если учесть, что они прибыли на Русский фронт с его безжалостной зимой из страны, согреваемой горячим иберийским солнцем.
Впрочем, немецкая армия также не хуже русских знала силу печатного слова и обещаний, произнесенных через громкоговоритель. Так, в войсках СС с самого начала было три взвода военных корреспондентов, бойцы которых первоначально прошли пехотную подготовку. Затем, когда их численность достигла батальона, они были отправлены на Восточный фронт. Через некоторое время советские бойцы стали слышать воспроизводимые через громкоговорители сообщения на превосходном русском, призывавшие их сдаваться в плен и обещавшие им те или иные блага. Первоначально это приносило очень хорошие результаты. В первые месяцы войны, оказавшись в безнадежной ситуации или когда сражение обещало огромные потери, советские бойцы нередко сдавались, и кровопролития удавалось избежать.
Однако война с каждым днем становилась все более безжалостной. Это изменяло поведение бойцов с обеих сторон и учило нас тому, чему мы не научились бы нигде больше. Так, мы поняли, что страх, который все мы испытывали вначале, может быть побежден. В один прекрасный день в каждом из нас он переродился в смелость. Кроме того, мы осознали и приняли основной закон войны: если ты промедлишь с выстрелом и не поразишь врага, то погибнешь сам. Выжить могли только те, кто, не колеблясь, стрелял в противника. Это было жестоко, но просто, и очень важно, особенно если у тебя вдруг пропадала смелость. А так иногда случалось, когда атака врага оказывалась неожиданной. Особенно, если множество русских с криками «Ура!» внезапно выпрыгивали из укрытий и начинали окружать твою траншею. Еще хуже, если из-за леса вдруг выезжало несколько танков Т-34, ревущих двигателями в 500 лошадиных сил, которые стремительно приближались к тебе, и, казалось, — ничто не может их остановить. Тут уж даже самые отважные ощущали, как по их телу проходила дрожь.