Книга Я - Грималкин - Джозеф Дилейни

Не теряя времени, я вырвала обрубок из бедра и встала на колено. Кровь из раны лилась на земляное дно ямы. Держа кол как копье, я направила свое оружие на соперницу, приготовившись пронзить ей сердце раньше, чем ее руки сожмут мое горло.

Увидев, что я освободилась и готова драться, Кернольд удивилась, но быстро собралась и сменила тактику. Пополнив свои запасы магии от дерева, она остановилась, сосредоточилась и пустила в ход темные чары. Для начала Кернольд произнесла заклинание, и меня охватил леденящий ужас. Зубы стучали будто у мертвеца на Хэллоуин. Ее магия была сильна, но не всемогуща. Собравшись с силами, я отвела удар. Мало-помалу действие заклинания ослабло, и оно тревожило меня уже не больше, чем холодный ветер, дувший с северных льдов, когда я убила волков и оставила на снегу их истекающие кровью тела.

Тогда Кернольд призвала неупокоенных мертвецов и натравила на меня пойманных в Лимбе духов. Они вцеплялись в меня, висли на руках и ногах, и удерживать в руках кол становилось все сложнее.

– А ты когда-нибудь ловила духов в Лимбе? – спросила Торн.

– В прошлом – да, теперь – нет. Потому и тебя я этому не учила. Ведьмы-убийцы опаснее обычных ведьм, практикующих магию костей. Мы используем чары, да, но наше главное преимущество – боевые навыки, которые мы приобретаем, и сила нашего ума. Именно последнее позволило мне отразить нападение духов. Они были могущественны и их поддерживала черная магия: один, душитель, схватил меня за горло и сжал так крепко, как это сделала бы сама Кернольд. Худшим из всех оказался дух призрака, рожденного от союза дьявола и ведьмы. Он застил мне глаза, сунул в уши длинные холодные пальцы, и в какой-то момент казалось, что моя голова вот-вот взорвется. Но я сумела отбиться от него и крикнула в безмолвие и тьму: «Я все еще здесь, Кернольд! Не сбрасывай меня со счетов. Я Грималкин, твоя погибель!»

В глазах прояснилось, ледяные пальцы с хлопком выскочили из ушей, в которые ворвался поток звуков, с плеч словно свалилась тяжесть. Я поднялась на ноги, нацелила кол, и тогда Кернольд ринулась на меня – здоровенная, как медведь, с руками Душительницы. Но цель была ясна. Я метнула кол прямо ей в сердце, и она свалилась к моим ногам, а ее кровь, просочившись в землю, смешалась с моей. Она начала что-то говорить, но закашлялась, и я, наклонившись, приникла ухом к ее губам. «Ты же просто девчонка, – прохрипела Кернольд. – Проиграть девчонке… после стольких лет… Как такое возможно?!»

«Твое время вышло, – ответила я, – а мое только начинается. Девчонка забрала твою жизнь, а теперь заберет твои кости».

Я смотрела, как она умирает. Потом, забрав ее пальцы, магии которых мне хватило на несколько месяцев, обвязала тело веревками и подняла из ямы наверх. Я подвесила Кернольд за ноги, чтобы на рассвете птицы начисто склевали плоть. Покончив с делами, я прошла через всю лощину, и ни одна ведьма не посмела меня тронуть. Гертруда Страшная по-прежнему стояла на четвереньках и рылась в сырых листьях – искала свою голову. Найти что-то, когда у тебя нет глаз, дело нелегкое, и она надолго оказалась при деле.

Когда я вышла из леса, меня встретил весь клан. Я подняла трофейные пальцы, и они склонили головы в знак признания сделанного мной – все, даже Катриса, глава ковена тринадцати. Когда они выпрямились, в их глазах я увидела уважение и страх.

После той победы я и начала искать способы навсегда покончить с дьяволом. Колья в устроенной Кернольд ловушке навели меня на мысль: что, если изготовить копье из серебряного сплава и каким-то образом насадить на него дьявола?

– Именно это ты и сделала с ним, прежде чем отрезать ему голову? – спросила Торн.

Я кивнула:

– Да, с помощью Тома Уорда и его учителя, Джона Грегори, я пронзила дьявола серебряными копьями и пригвоздила его руки и ноги к скале. Потом ученик Ведьмака отрезал голову, а я положила ее в кожаный мешок. Яму мы засыпали землей и запечатали большим плоским камнем, а сверху еще положили булыжник. До тех пор, пока голова не воссоединится с телом, дьявол надежно связан.

– Голова никогда не вернется к телу, – сказала Торн. – Даже если одна из нас умрет, другая станет хранительницей. И однажды придет день, когда дьявол будет уничтожен навсегда.

Из мешка донесся глухой стон. Дьявол слушал наш разговор, и то, что он услышал, ему не понравилось.

В последовавшей за этим долгой тишине я почти видела, как крутятся мысли в голове Торн.

– Ты когда-нибудь забирала пальцы у врагов, пока они были еще живы? – осторожно спросила она наконец.

Несомненно, угроза лишиться своих пальцев была еще слишком свежа, но я, прежде чем успела взять себя в руки, сердито зашипела.

– Просто некоторые говорят, ты поступаешь так с теми, кого особенно ненавидишь, – быстро продолжала девчонка.

– Враги должны меня бояться, – ответила я. – Ножницами я состригаю плоть с мертвых, с врагов клана, убитых в бою. Потом отрезаю пальцы, которые ношу на шее как предупреждение другим. А что еще остается? В той жизни, которую я веду, без жестокости и безжалостности не прожить и дня.

– Но живые? С живыми ты когда-нибудь так поступала? – не отставала Торн. Смелости ей было не занимать – она не прекращает расспросы, даже видя, что я злюсь. Но в данном случае упорство обнажало и другую ее сторону, ее слабое место. Девчонка могла быть безрассудной.

– Не желаю об этом говорить, – негромко произнесла я. – Все. Вопрос закрыт.

Глава 19. Ведьмовская лощина

Я заглянула во Тьму, в самую темную Тьму, и теперь ничего не боюсь.

Через час после наступления сумерек мы подошли к лощине, но остановились под сенью одиноко стоящего дуба, в сотне ярдов от ближайших деревьев.

– Позови ее, – прошептала я.

Ночь полнолуния пришла и ушла. Где-то там, среди тех деревьев, очнулась для нового бытия – бытия мертвой ведьмы – Агнесса Сауэрбатс. Иногда случается так, что по мере разложения плоти, ведьма ожесточается и начинает ненавидеть тех, с кем дружила и о ком заботилась при жизни. Но те, что взяты в лощину, не сразу меняют привязанности, не сразу отказываются от симпатий и антипатий. До определенной степени Агнесса оставалась все той же прежней Агнессой, и я надеялась, что мы можем положиться на нее и она поможет нам без проблем войти в лощину или, по крайней мере, даст знать, какая там ситуация.

Торн испустила протяжный скорбный крик – нечто похожее на вопль падальщика, но преобразованный в сигнал, который она всегда подавала, приближаясь к дому Агнессы. Я познакомила их вскоре после того, как взяла девочку в обучение, и старая ведьма приняла ее под свое крыло и стала рассказывать о ядах, а иногда, когда я покидала Пендл, предоставляла ей кров.

Мы ждали в тишине. Из далекого леса доносились негромкие шорохи и похрустывания, но на поляну никто – ни живой, ни мертвый – не вышел. Минут через пять Торн, по моей указке, повторила сигнал. И снова мы ждали, а над нами, в кроне дуба, вздыхал и стонал ветер. В ту ночь несколько раз начинался ливень, да такой сильный, что заглушал все звуки и слышно было только, как он стучит по земле. Внезапно дождь прекратился, и из-за туч ненадолго выглянула луна. Вот тогда я и увидела крадущуюся к нам через поляну тень. Несомненно, это была мертвая ведьма. Я слышала, как она сопит и фыркает; ее нос почти касался земли, а платье еле слышно шелестело по мокрой траве. Но только когда ведьма подняла голову и на ее лицо упал лунный свет, я узнала Агнессу. Смерть уже изменила ее – и не в лучшую сторону.