Книга Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

Наш сосед – преступник в кандалах

В тасаме нас ждал сюрприз. К нам подселили человека, у которого ноги были закованы в кандалы, так что перемещаться он мог только очень маленькими шагами. С улыбкой и таким выражением, будто рассказывает самые обычные вещи, он поведал нам, что в Лхасе за грабежи и убийства его приговорили к двумстам ударам плетью и пожизненному ношению кандалов. У нас мурашки побежали по спине. Неужто нас тут ставят на одну доску с убийцами? Но скоро мы выяснили, что в Тибете преступники не становятся изгоями. Этого человека не сторонились, наоборот, он постоянно с кем-нибудь беседовал. Жил он подаянием, и, надо сказать, совсем неплохо. Он постоянно бормотал молитвы себе под нос, но вряд ли делал это от раскаяния, а скорее, чтобы вызвать к себе сострадание.

Скоро по селению расползлись слухи о том, что мы – европейцы, и стали приходить любопытные поглазеть на нас. Среди прочих пришел один симпатичный молодой монах. Он гнал вьючных животных в монастырь Дрепун и собирался двигаться дальше уже на следующий день. Узнав, что у нас поклажи всего на одного яка и мы горим желанием скорее продолжить путь, он предложил воспользоваться свободным животным из его каравана. Наличием у нас разрешения на поездку этот парень даже не поинтересовался. Наше давнишнее предположение оказалось правильным: чем ближе мы оказывались к столице, тем меньше проблем у нас возникало. Люди считали само собой разумеющимся, что если иностранцы так далеко заехали вглубь страны, то уж наверняка у них есть на то разрешение от правительства. Но все равно мы старались быстрее двигаться дальше, боясь подолгу задерживаться на одном месте. А то вдруг кому-нибудь все же придет мысль затребовать у нас проездные документы…

Поэтому мы сразу согласились на предложение монаха, выразив всяческую признательность, распрощались с нашим пёнпо и в полной темноте, уже за полночь, двинулись в путь. Пройдя через район источников Янпачен, мы вышли в боковую долину, которая вела прямиком к равнине, на которой расположена Лхаса. Место это называется Толун, и всадник на хорошей лошади может добраться отсюда до столицы за один день.

Лхаса была уже так близко! Чем чаще звучало это название, тем большее волнение охватывало нас. Во время мучительных переходов и страшно холодных ночей мы отчаянно повторяли это слово, оно придавало нам сил. Ни один паломник даже из самой отдаленной провинции не мог сильнее нас стремиться в Священный город. Мы уже подошли к Лхасе ближе, чем это удалось Свену Гедину. Он дважды пытался добраться до нее, пользуясь практически одной и той же дорогой, но оба раза его задерживали перед стеной Ньенчентанлха. Мы, два бедных путника, привлекали куда меньше внимания, чем караван Гедина, а смекалка и знание языка спасали нас в затруднительных ситуациях. Но нам предстояло еще пять дней пути, и мы не были уверены, удастся ли нам войти в город.

Уже ранним утром наш караван достиг следующего поселения, где наш спутник намеревался провести день. Нас это очень смущало: в Дэчене находилась резиденция двух знатных окружных чиновников, которые наверняка раскусят обман со старой подорожной.

Наш друг монах еще не прибыл. Он мог позволить себе спокойно выспаться ночью и, наверное, в это время только седлал своего коня. Мы очень осторожно начали поиски пристанища, и нам невероятно повезло. Мы познакомились с молодым лейтенантом, который предложил нам разместиться в его комнате, потому что сам собирался около полудня ехать дальше. Он уже собрал в окрестностях подати, которыми в Тибете призванные в армию могли откупиться от службы. Мы рискнули спросить, не может ли он взять нашу поклажу в свой караван. Естественно, мы намеревались за это заплатить. Он сразу же согласился, и через пару часов мы с легким сердцем вместе с караваном выступили из деревни.

Но радоваться было рано. Проходя мимо последних домов Дэчена, мы услышали окрик и, обернувшись, увидели благородного вида мужчину в богатых шелковых одеждах. Ошибиться было невозможно – пёнпо! Он вежливо, но строго стал расспрашивать, откуда и куда мы направляемся. Теперь нас могло спасти только присутствие духа! Мы, непрестанно кланяясь, стали объяснять, что якобы отправляемся на небольшую прогулку и документы с собой не взяли. Но мы обязательно чуть позже засвидетельствуем свое почтение высокому господину. Эта хитрость помогла, и мы без помех удалились.

Мы шли навстречу весне. Заботливо ухоженные пастбища по сторонам дороги становились все зеленее, по мере того как мы двигались вперед; птички щебетали среди посадок, и скоро нам стало жарко в овчинных тулупах. Это притом, что стояла середина января.

До Лхасы оставалось всего три дня! Не помешает ли нам что-нибудь добраться до столицы? Днем мы шли с Ауфшнайтером вдвоем, только под вечер снова встречаясь с лейтенантом и его маленьким караваном. В караванах, которые встречались нам здесь по дороге, грузы несли всевозможные животные – ослы, лошади, коровы и волы. Яки попадались только в тех, что шли издалека: у местных крестьян было недостаточно пастбищ, чтобы держать стада яков. Повсюду люди занимались строительством оросительных каналов, ведь скоро придут весенние бури, и если драгоценные черноземы не будут пропитаны водой, то ветер просто сдует весь плодородный слой. А ведь чтобы сделать почву плодородной, часто требуется орошать ее многие десятки лет, на протяжении нескольких поколений. Снег в этих местах выпадает редко, так что теплое покрывало не защищает озимые посевы. Поэтому крестьяне здесь собирают по одному урожаю в год. Конечно, огромное влияние на условия земледелия оказывает высота. Поля бывают и на уровне пяти тысяч метров, но там можно выращивать только ячмень, и люди ведут полукочевой образ жизни. Но есть и такие места, где ячмень вызревает за шестьдесят дней. Долина Толун, по которой мы шли, лежит на высоте четырех тысяч метров, и здесь растут уже и свекла, и картофель, и горчица.

Последнюю ночь перед прибытием в Лхасу мы провели в крестьянском доме. Он был совсем не так красив, как созданные с большим вкусом деревянные строения Кьирона. Но в этих краях дерево – редкий материал. Внутри мебели почти нет, только маленькие столики и кровати. Дома здесь строят из глины и дерна, без окон, свет в них проникает только через двери и дымовое отверстие в потолке.

Наш хозяин принадлежал к одному из самых зажиточных семейств в округе. Как водится при феодальном устройстве, крестьяне здесь обрабатывали землю своего господина, и только от них зависело, удастся ли им собрать такой урожай, чтобы после уплаты оброка что-нибудь осталось им самим. В семье было трое сыновей; двое трудились на земле вместе с родителями, а третьего определили в монахи. У наших хозяев были коровы, лошади, несколько куриц и свиньи – последних я раньше в Тибете не встречал. Но свиньи здесь особенно не ценятся, их специально не откармливают, и они питаются только отбросами и тем, что смогут вырыть из земли на полях.

В этом крестьянском доме мы провели беспокойную ночь: следующий день должен был стать для нас судьбоносным. Мы все взвешивали свои перспективы и говорили только об одном – о Лхасе. До сих пор нам везло. Но ведь самое главное еще впереди! Даже если нам удастся пробраться в город, как быть дальше? Деньги у нас закончились – на что мы будем жить? А как мы выглядели! Мы походили скорее на разбойников из Чантана, чем на европейцев. Поверх грязных шерстяных штанов и изодранных рубашек на нас были засаленные овчинные тулупы, по которым издалека было видно, сколько всего пришлось вынести их хозяевам. От обуви у нас остались только жалкие опорки. У Ауфшнайтера сохранились обноски индийских армейских ботинок, но по большому счету мы оба были скорее босы, чем обуты. Нет, наш внешний вид явно не внушал доверия. А самое главное – бороды! У тибетцев, как и у всех монголоидов, практически нет растительности на лице. А у нас на лицах был настоящий лес. Поэтому нас часто принимали за казахов – представители этого центральноазиатского народа во время войны группами бежали из Советской России в Тибет. Они прибывали со своими семьями и стадами и мародерствовали. Тибетская армия прилагала все усилия, чтобы как можно скорее депортировать их в Индию. У казахов часто светлая кожа и глаза, растительность на лице обычная. Так что неудивительно, что нас с ними путали и часто не пускали на ночлег.