Книга Правда о "Вильгельме Густлофе" - Джон Миллер

Скорее всего, обе стороны преувеличили опасность, а Маринеско упустил возможность потопить «Хиппер». С другой стороны, «торпеды», вынудившие «Т-36» прекратить спасательную операцию, являлись оптическим обманом, вызванным лунным светом и волнами. За них приняли лунную дорожку с водяными пузырьками.

Вместе с тем не исключено, что акустические приборы «Т-36» обнаружили «С-13», когда Маринеско решил повторно подойти к месту катастрофы, рассчитывая ввести в заблуждение вражеские корабли. По его убеждению, они должны были теперь за ним охотиться.

В любом случае Маринеско к 04.00 31 января пришел к выводу, что ему удалось ускользнуть от немцев. Взрывов глубинных бомб больше не было слышно. Шнапцев также не фиксировал новых шумов винтов. «С-13» тихо отошла от побережья и устремилась в открытое море.

Маринеско всплыл на перископную глубину и осмотрел горизонт. Не обнаружив признаков опасности, он, тем не менее, посчитал слишком опасным всплывать для зарядки аккумуляторных батарей и доклада в Кронштадт о своем успехе. Его решение означало для экипажа еще один неприятный день, а в Кронштадте по-прежнему не знали, где он находится и что делает. Но риск при всплытии был слишком велик.

Он подождал наступления ночи и отправил радиограмму: «30 января. 55 градусов, ноль две минуты, ноль две секунды северной широты, 18 градусов, 11 минут, ноль пять секунд восточной долготы. Время 23.08. Из надводного положения произвел выстрел тремя торпедами. С большой долей вероятности потоплен лайнер водоизмещением около 20 000 тонн. В течение четырех часов подвергался атакам различных кораблей. Повреждений нет. Продолжаю боевой поход».

Капитан 1-го ранга Курников скептически отнесся к сообщению Маринеско. Он поинтересовался, не поступали ли секретные донесения, подтверждающие потопление крупного корабля в районе полуострова Хель, и узНал, что подобной информации не было. Поэтому Курников сделал вывод, что Маринеско все преувеличил. Не было ни одного донесения о том, что в море находится транспорт водоизмещением 20 000 тонн. Для доклада в Москву требовались более точные данные о факте потопления. После этого там будут решать, что станет общеизвестным, а что нет. Даже пропагандистские материалы должны были содержать хоть крупицу истины. Поэтому он проигнорировал радиограмму Маринеско и, в свою очередь, послал сообщение на «С-13». В нем говорилось, что Ленинград 27 января был награжден Орденом Ленина на одном из праздничных мероприятий в Кировском театре (ныне Мариинский театр оперы и балета. — Ю.Л.).

Маринеско продолжал свой боевой поход. Он по-прежнему не знал названия корабля, который ему удалось потопить. Не ведал он и о масштабах случившейся катастрофы. Он вышел в более спокойный и глубоководный район Балтийского моря, чтобы проверить исправность механизмов. Гирокомпас вышел из строя, поэтому определение курса движения лодки стало возможным лишь после того, как старшина Юрий Иванов его отремонтировал. Маринеско также распорядился перезарядить торпедные аппараты.

Это была очень трудоемкая работа. С помощью талей, других подъемных механизмов и тросов торпедисты дружно действовали, уподобляясь команде по перетягиванию каната. В каждый из аппаратов требовалось загрузить полторы тонны стали и взрывчатого вещества. Эту работу они выполняли довольно долго, и, как вспоминают члены команды, Маринеско постоянно их подгонял. Он стремился как можно скорее выйти в очередную атаку. Мы не знаем, что он при этом чувствовал. Но несложно представить, что он был решительно настроен смыть с себя позор, который он навлек на себя проступком, совершенным в Турку. Он прекрасно понимал, что ни одной русской подводной лодке еще не удавалось потопить такой крупный корабль, какой уничтожил он. Эта мысль побуждала его к новым успехам.

Как только «С-13» была приведена в полную боеготовность, Маринеско продолжил патрулирование по маршруту движения конвоев и к ночи снова вышел к отмели Штольпебанк. Он решил атаковать любой корабль, идущий подобно «Густлофу» по-глупому, без должной охраны. Он рассчитывал также «брать на мушку» конвои на другой прибрежной полосе вдоль отмели Штольпбанк. Это был опасный маневр. 6 февраля, когда «С-13» в густом тумане проходила по успокоившемуся морю в районе Хельского маяка, она чуть не столкнулась с немецкой подводной лодкой. Та прошла на расстоянии пяти метров от «С-13». Не веря своим глазам, Ефременков смотрел с мостика на немецких вахтенных офицеров, когда их лодка проходила мимо, едва не протаранив «С-13». Он слышал, как немцы передернули затвор скорострельной пушки. Но когда их орудийная прислуга приготовилась к стрельбе, лодки уже потеряли друг друга из виду и исчезли в густой туманной пелене.

Глава 24

Немцам в феврале тоже хватало дел. Полмиллиона людей — солдат и беженцев — нужно было доставить по морю на запад. Погода была ясной и очень холодной, почти как в Арктике. Порты сковало льдом, поэтому дорогу кораблям пробивали ледоколы.

Еще до выхода «Густлофа» в море русские прорвались к побережью и угрожали портам Данцига и Готенхафена. После эвакуации последней учебной дивизии подводного плавания штаб конвойно-сопроводительных групп передислоцировался из военно-морской базы на полуостров Хела. Капитан 2-го ранга Бартельс и его начальник адмирал Бурхарди оборудовали новый штаб в подземном бункере недалеко от порта. Их задача состояла в том, чтобы забирать беженцев на небольших катерах и рыбачьих баркасах с южной оконечности Данцигской бухты и переправлять их на крупных кораблях с полуострова Хела на запад.

Полуостров Хела, когда-то заселенный несколькими сотнями рыбаков, теперь был переполнен тысячами беженцев. Он постоянно находился под обстрелом советской артиллерии и подвергался воздушным налетам.

Другим, все еще действующим центром эвакуации был город Пиллау (сегодня Балтийск в Калининградской области. — Ю.Л.), находившийся в восточной стороне Данцигской бухты, в двадцати километрах от Кёнигсберга. Хотя город в течение нескольких недель был почти полностью блокирован, раненым солдатам и беженцам удавалось уходить из него по сельским дорогам или через замерзший залив у Фризской косы. В Пиллау также устремились вырвавшиеся из окружения войска и изможденные беженцы. Они прибывали сюда на катерах из Курляндии, где все еще шли ожесточенные бои. '

В порту группы ВМС, отвечавшие за эвакуацию, врачи и другой медперсонал пытались взять под свою опеку нескончаемый поток беженцев и раненых. В конце войны Пиллау ежедневно подвергался налетам советской авиации. Несмотря на все эти трудности, на огонь русской артиллерии и бомбежки, с запада прибывали на помощь эвакуационные корабли, принимая на себя все «огневые» гостинцы русских в виде снарядов и бомб.

Три четверти судового фрахта составляли гражданские лица, оставшаяся часть приходилась на военнослужащих. Их делили на две категории: тех, у кого был шанс выжить, и тех, у кого его не было. Первых сажали на корабли, другим приходилось решать свою судьбу самостоятельно.

Лишь четверть людей могла попасть на борт кораблей, остальные разбредались по территории порта. Они рассказывали ужасные истории о своем бегстве и о семьях, терявших в пути своих родственников. Те, у кого еще оставались силы, направлялись по льду в Данциг. Эта дорога была более удалена от русских, и беженцы полагали, что здесь у них больше шансов спастись, чем в Пиллау.