Книга Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть I. Две жизни - Беата Ардеева

12 декабря, воскресенье

Разбудил меня телефонный звонок, папин. Типа теперь он точно понимает, что я совсем восстановилась и совсем все понимаю, и что вылечусь. То же самое, ну абсолютно то же, он говорил 10 месяцев назад.

Проснувшись и позавтракав чашкой молока обезжиренного (из литра на день), я ходила в одну аптеку сначала, потом в другую. Купила мед и анис для этой сыворотки лечебной для голоса. Еще нужен коньяк был. Придумала, чего мне можно подарить на Новый год из полезного! Весы электронные. Боже мой, КАК ЖЕ Я м-м-м… УСТАЛА МОРОЧИТЬСЯ С ЛИШНИМ ВЕСОМ!

Валя не появлялась. Карина, которая собиралась зайти вчера-сегодня, тоже не появлялась. И все одинаково ведут себя. Дуня, собиравшаяся заехать с пятницы, тоже не появлялась. Я все понимаю, только очень боюсь стать совсем озлобленной и ненавидеть всех вообще.

К тому же еще стало очень тяжело и неохота делать логопедические упражнения. Я делаю, но все труднее это. Психологически. У меня уже присказка какая-то про «силы кончаются». И ведь правда, наверное, могут кончиться. Хоть для разнообразия.

13 декабря, понедельник

Днем позвонил и зашел Дима. «Пойдем», – говорит, – «в одно интересное место, по крайней мере, в забавное точно». Больше я выяснить не могла до самого места. Ну уже достаточно было того, что ехали мы туда на метро.

Это чудесное интересное место оказалось зоопарком. Лет 15 я там не была, да и не рвалась никогда. Нет, я не против заботы о животных и их рассматривания. Просто зима. Но зоопарк по понедельникам рано закрывается, от чего Дима расстроился очень. Зато мне было как хорошо!

Вечером приехала Карина, из Бурденко. Она там тоже к психологу ходит. И он ей говорит, что ей еще рано на полу на подушках под музыку заниматься. Типа она не готова еще. То есть это еще может быть рано, то есть к этому еще можно быть не готовым! Я очень горжусь, что я готова, и со мной уже можно такие занятия проводить! Посидели, поболтали.

15 декабря, среда

Днем поехала в Бурденко, где час занималась физкультурой и час с логопедом. К логопеду на пару фраз зашел невролог, я в это время пыталась с выражением читать «Евгения Онегина». Когда я увидела Захарова, захотела задать ему быстрый вопрос о том, можно ли мне (в смысле, не вредно ли) садиться на эту диету, где можно есть мясо только и всякие белки. Так вот, решив обратиться к нему и собираясь назвать его имя, я в результате сказала не «Владимир Олегович!» почему-то, а… «Евгений Онегин!». Причем со звательной интонацией. Бред ужасный!!!

Хорошо хоть неразборчиво, слоге на втором я подсознательно уже как бы стала подозревать, что что-то я делаю не то. Я с логопедом еще потом советовалась и пыталась выяснить, часто ли это будет теперь. А она убеждала меня, что это оговорка, и они бывают и у всех здоровых людей, и нормально это. Мне сложно это понять, потому что у меня этих оговорок не было раньше вообще. И тут я вспомнила… Что было. Была одна оговорка, зато какая!!!

Такого и нарочно не придумаешь. Все было лет пять назад в огромном офисе МУЗ-ТВ, где человек пять редакторов работали за компами, а я в гриме и после записи программы говорила по телефону с папой (все смотрели на меня). Папа мне, помню, чего-то про сестру Машу рассказывал, которая, то собиралась куда-то уезжать, то нет. Сказал, что вроде сейчас она поехала на вокзал менять билет. На что я с чувством, эмоционально при всех закричала: «Папа! Ну зачем билять минет?!» Особенно красиво, что все это со слова «папа» начиналось… В комнате повисла очень долгая пауза, замолчали все… Как же они потом острили!:)

Потом после Бурденко поехала домой. По дороге я со всей полнотой ощутила, что зима уже в городе и холодно стало, а я все еще в демисезонном пальто как-то… Ну да, не Таиланд. Надо шубу примерить, действительно.

Вечером приходил Дима. Когда он звонил, то предлагал погулять, а когда пришел, пытался слушать и записывать Гришковца – да и мне не очень хотелось на метро, куда он сначала собирался. В итоге решили, что метро в моей ситуации полезно, так что как-нибудь поедем…

Еще в это время примерно звонила соседка снизу, видимо, пенсионерка. Ну это соседи, которых Семенов в свое время залил. Так вот с ней долго говорить пришлось: можно было голос тренировать бесконечно, но потом я поняла, что легче со всем соглашаться просто:

Соседка: – Понимаете, надо ваш отрезок трубы в стене дома менять, чтобы меня не заливало. Может, мы вызовем для вас сантехника?

Я: – Давайте, конечно, но я сейчас не буду, думаю, менять трубы никакие, финансово не готова.

Соседка: – И чтобы вашу трубу поменять, надо вашу ванну выломать. Но надо сначала посмотреть подробнее.

Я: – Я же говорю, что денег на разлом собственной ванны у меня нет сейчас. На трубы тоже.

С: – Ну надо же сначала посмотреть, что там, детальнее, с сантехниками.

Я: – Что от этого зависит? Сантехники бесплатно же не работают вроде.

С: – Ну надо же сначала посмотреть, что там. Можно мы к вам зайдем с сантехниками?

Я: – Какие-то вещи сантехники бесплатно делают, что ли?

С: – Ну надо же сначала посмотреть…

Я поняла, что это может продолжаться бесконечно, согласилась с соседкой, положила трубку и громко и искренне м-м-м… выражала свое мнение. Ну, мне кажется, что я нормальная и говорила вполне разумно!

Завтра в клинике косметологической на массаж, через 30 минут после лечебной физкультуры в Бурденко…

16 декабря, четверг

Заплела косички и пошла в Бурденко (как на работу уже). Там час, после чего я пешком пошла на массаж, а оттуда, уже по привычке и в целях экономии, еще до дома пешком минут 30.

Вообще, во всех больницах встречаться и общаться с врачами просто. Если хочется общаться – улыбаешься, а если не хочется – делаешь вид, что ты идиотка и никого не узнаешь… Врачи привыкли, что у всех пациентов проблемы с мозгом, и поэтому всегда верят.

Вспоминаю, как в одной из больниц я шла по коридору и встретила врача, которая мне не очень нравилась – и поэтому не было желания общаться. По уже освоенной привычке я просто секунду смотрела сквозь нее, потом вообще перевела взгляд. Когда мы поравнялись, она попыталась звуки какие-то издавать, типа некое подобие приветствия, до которого, впрочем, не дошло. Дальше, как в дурном театре, надо было наблюдать просто за ее движениями. То есть она поняла, что я ее не узнала, жестами «непроизвольно» удивилась, потом с жалостью посмотрела на меня, наклонила голову и грустно-понимающе сказала: «О-о-о-о…».

То есть получается, что она может предположить, что я теперь не узнаю многих. А вот то, что я не хочу совсем ее узнавать, и мне легче сыграть, она предположить не может.

Потом еще одна больница, и еще… В одной сегодня я ходила в зал спортивный, где были три абсолютно невменяемых пациента. Настоящий дурдом! Как я теперь понимаю, разнообразие дефектов после травмы мозга может быть бесконечно… Какой-то пациент, например, мог говорить только одно слово: «Усе-о!» (в смысле «все»). Инструкторы ЛФК помогали ему вспоминать слова: «Давай – раз, два, три, четыре!». Повторять он мог и, конечно, всех очень радовал: