Книга Кот, который гуляет со мной - Татьяна Веденская

– Да, но я-то надеялся, что ты дашь отрицательный ответ, – ответил он со смехом. Я выглянула из окна – Игорь жил на пятом этаже новенького кирпичного дома недалеко от метро. За окном светило совсем уже весеннее солнце, и разлетающиеся по торговым центрам машины высекали блестящие вод-ные брызги из-под колес. Пешеходы отпрыгивали и матерились, наплевав на то, что материться теперь было под запретом. Кое-кого машины окатывали неожиданно и с ног до головы.

Весна.

– Как ты заметил, я вступила в полосу положительных ответов, – сказала я, не оборачиваясь. Рассматривать, как людей поливают грязной холодной водой, было нехорошо, неприлично и увлекательно. Каждый раз, когда это происходило, я вздрагивала и глубоко вздыхала.

– А я-то был уверен, что ты – настоящая пессимистка, аутентичная и на положительные ответы не ведешься.

– Пессимизм, он тоже как зебра. То черная полоса, то белая, – глумилась я. Обернувшись, я увидела, что Игорь сидит в кресле и с интересом естествоиспытателя рассматривает меня – его длинные клетчатые домашние брюки только подчеркивают стройность его ног, а босые ступни и обнаженная грудь заставляют мое сердце, как в глупых романах, биться чаще. Его вид ошеломляет, словно меня окатили водой – только не холодной, а обжигающе-горячей, словно я в парилке и кто-то брызнул водой на камни. Клянусь, я почувствовала тонкий запах мяты, расходящейся по комнате от горячего дерева. Я что, всерьез собираюсь уйти от такого дня?

– Зебра ты моя полосатая. – Игорь улыбался и лениво листал газетку. Всю прошедшую ночь он растратил, пытаясь поцелуями или пытками заставить меня повторить то, что я сказала ему в Маке. Я держалась, как могла, и даже в самые… м-м-м… сложные моменты обходилась междометиями или ответами типа «ты мне нравишься», «ты ничего так» или – коронное – «кажется, я сказала, что очень тепло к тебе отношусь».

– За «тепло отношусь» ты ответишь. Я тебе что, бабушка, чтобы ко мне относиться тепло. Я тебе… тебе задам жару, – шептал он, и я хохотала и просила меня помиловать.

Теперь, наутро, мы были прекрасно, восхитительно усталыми и пресыщенными, какими бывают люди после праздника, после новогодней ночи. У меня болело все тело, и я удивлялась, сколько физических усилий требует невесомая, эфемерная, похожая на флер любовь. Эта усталость мышц, синяк на бедре, сухие, раскрасневшиеся губы – все это было восхитительно и ново, как будто в первый раз. Все новое – хорошо забытое старое. А кто старое помянет – тому глаз вон.

– Можно мне с тобой пойти? – спросил Игорь игриво. Я пожала плечами. На самом деле я ужасно не хотела расставаться с ним и на минуту, но ни за что не хотела давать ему это понять.

– Если хочешь, конечно, пойдем, – ответила я, скрывая радость. – Тем более я тебя уже звала с собой. Хотя я и не понимаю зачем. Ты будешь играть?

– Ни за что. Но также я ни за что не собираюсь оставлять тебя наедине с человеком, которого еще недавно ты мечтала совратить при помощи пачки воланов, – заявил он невозмутимо, а я вздрогнула и улыбнулась.

– Совратить пачкой воланов – ты хоть слышишь, как странно это звучит? Словно я – какой-то маньяк и извращенец. Но то, что ты ревнуешь, меня радует.

– Я, ревную? – возмутился Игорь. – Ни в коем разе.

– Уверен? – Я улыбнулась и нарочно прошла мимо – «случайно» распахнув полы надетой на меня его рубашки. Да, это был совершеннейший штамп, стащить рубашку у мужчины, с которым ты провела ночь, и расхаживать в ней по его дому. Так делают во всех телефильмах, в глупых романтических сериалах. Но я сама была глупой и романтичной, и мне так нравился этот острый, яркий лимонный запах, мужской запах, наполненный феромонами, что я бы ни за что ее не сняла. Я ходила в чьей-то рубашке по чьему-то дому только во второй раз в жизни. И к тому же сиреневый мне к лицу.

– Разве только чуть-чуть, – нехотя согласился он.

– Ну и зря. Я же тебе сказала, как тепло к тебе отношусь. Никакого повода для беспокойства.

– Если ты еще раз скажешь мне хоть слово про наши теплые отношения, придется мне показать тебе разницу между теплыми отношениями и обжигающе-горячими. Кроме того, моя дорогая «иноплатянка», ты сейчас ведь сочувствуешь этому своему Гусеву, верно? Значит, я должен быть осторожен.

– Куда ты клонишь?

– Я клоню к тому, что нет более опасного момента, чем когда женщина преисполнена жалости к пострадавшему, да еще и несправедливо пострадавшему мужчине. Половозрелому мужчине, который физически ей не противен.

– Ты ревнуешь! – Я хлопнула в ладоши.

– Ладно, да. Я и не скрываю этого. А чего ты так радуешься?

– Несмотря на все твои дипломы, тренинги, весь твой интеллект, твой ум, которого у тебя – палата, в душе ты – жадный собственник и мужлан.

– Мужлан? – вытаращился на меня мой благородный идальго. – Я мужлан?

– Да! – радостно подтвердила я. – Именно так. И собственник.

– И ты говоришь об этом так, словно радугу увидела. Словно даже и не надеялась на такую нечаянную радость.

– Я и не надеялась. Я боялась, что каждый раз, когда я буду ложиться к тебе в постель или, к примеру, скажу тебе, что я люблю тебя, ты будешь спрашивать меня в ответ: «Вы хотите поговорить об этом?» То, что ты мужлан, это очень хорошо. Я люблю мужланов.

– Значит, я мужлан. Тогда, может быть, когда-нибудь я тебя побью, – пообещал Игорь, тон – угрожающий.

– Надеюсь, – улыбнулась я в ответ, и Малдер мой не выдержал, расхохотался.

– Мне кажется, ты, Фая, все-таки не послушалась меня, открыла коробку с котом и решила, что он жив. Значит, ты любишь меня?

– Ты опять? Снова про мои теплые чувства? Может, просто найдешь кроссовки и мы просто поедем на тренировку.

– Сразу после того, как… – Игорь помедлил пару мгновений, а затем вдруг неожиданно поднялся с кресла – быстрый прыжок тигра – и подскочил ко мне. Он схватил меня и прижал к себе, все это было так неожиданно, что я вскрикнула. Хотя – чего еще я могла ожидать? Ведь мы, как назвать это правильно, встречались? Мы встречались в его квартире, на его кровати, на его диване и даже на его кухонном столе. Я была его любовницей. Я чувствовала, как мое дыхание сбивается, когда я произношу одно только само это слово – любовница.

– Опять ты о чем-то думаешь, – возмутился мой любовник. – О чем?

– О тебе, – призналась я. – О том, что мы – любовники.

– На третий день до Штирлица дошло, – рассмеялся он и подхватил меня на руки, повалил на кровать. Это была игра, это была демонстрация силы, он удерживал мои руки, хотя было ясно, что я никуда не собиралась бежать. Но я сопротивлялась, я хохотала, визжала и трепыхалась под его телом, совсем как его аквариумная рыба-картошка, если ее выбросить из воды на воздух. Игорь целовал меня, а я изворачивалась и уклонялась, я была жертвой, а благородный идальго на время утратил свое благородство и превратился в разбойника. Он держал меня за руки, придавливая мое тело своим, и наслаждался тем, как беспомощна я перед ним. Первобытная мужская власть. Наконец он ослабил хватку, позволив мне высвободить руки, но вместо того чтобы сбежать, я обняла его за шею и потянулась вверх, к его губам. Мы целовались долго и неторопливо, словно рассказывали историю нашего будущего – через один поцелуй. Его глаза горели, он любовался мной, радовался любой моей реакции, как ребенок – взрослый, половозрелый ребенок, конечно, и он целовал меня в шею. В какой-то момент я вдруг подумала: «На черта мне сдался этот бадминтон»?