Книга Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи - Фоско Марайни

Несколько паломников пришли с равнин и гор, чтобы воздать почести Воплощенному, и принесли дары. Мужчины и женщины простирались перед маленьким троном, потом ползли вперед, поднимались, не глядя маленькому богу в лицо, и клали свои приношения – в основном деньги или масло – ему в руки. Ребенок тут же передавал все настоятелю.

В Нгаванге Лобсанге Чодене действительно было что-то божественное, хотя и в другом смысле, чем было для кочевников и пастухов, падавших ниц перед ним. Это была божественность рассвета, только что распустившихся цветов, всего того, что содержит красоту и загадочность расцветающей жизни. Я наблюдал за ним несколько минут. Его детское лицо, взгляд его глаз трогательно освещало несомненное сознание, что он бог, его незыблемая вера в миф, абсолютно уверенное знание, что он снизошел на землю с миссией милосердия, непрерывная радость оттого, что он играет роль в справедливой и чудесной сказке. Он не сделал ни одного вульгарного или нарочитого движения. Во всем, что он делал, не было ни искры сомнения или колебания. Все было совершенно естественно.

Как бы мне хотелось иметь возможность внимательно проследить за внутренним развитием ребенка, узнать о первых сомнениях, которые должны будут однажды смутить его разум, разделить боль, которая неизбежно будет сопровождать гибель этой восхитительной выдумки! Как это произойдет? Будет ли это единственный душераздирающий удар из-за любви к девушке, болезни, чтения книги? Или это будет медленный, неумолимый процесс? И что будет потом? Что останется? Может быть, оппортунизм. («Жизнь подарила мне это завидное положение, грех им не воспользоваться».) Или, может быть, истинно религиозное чувство. («Не мне судить, но все равно я могу принести пользу».)

Паломники ушли. Маленький бодхисатва надел на голову высокий головной убор из желтого шелка с подкладкой из разноцветной китайской парчи, и я торопливо сделал несколько снимков. Потом с полной естественностью он снял свою шляпу и отдал монаху, принявшему ее со знаками почти чрезмерного благоговения, спустился с трона, снял церемониальные одеяния, позвал сверстника и сам принес мяч.

– Пойдем, – сказал он мне. – Хочешь поиграть? Научи меня играть в мяч!

Я чужак, я не считаюсь, ему не надо сдерживаться передо мной. И мы играли в мяч. Нгаванг Лобсанг Чоден, который, сидя на троне несколько минут назад, был тысячелетним, имел за собой бесконечную череду жизней, отказался от нирваны и сознательно вернулся в мир, чтобы воплотиться на земле ради людского блага, превратился в веселого, живого мальчика, румяного и запыхавшегося от бега.

Заметка о тибетской теократии

Нгаванг Лобсанг Чоден, Трулку (фантомное тело) монастыря Дунгкар, принадлежит к главной тибетской религиозной школе – так сказать, государственной церкви Тибета – Гелуг. Что отличает эту школу от других ламаистских групп и как она получила политическую власть?

Тибет впервые появляется в истории в VII и VIII веках н. э. в виде монархии. Первые цари были язычниками (приверженцами религии бон). Потом, по преданию, царь Сонщен Гампо женился на дочери китайского императора и дочери царя Непала. Обе эти принцессы были буддистками и обратили мужа в свою веру. Эта древняя легенда, соответствует она действительности или нет, свидетельствует о постепенном проникновении буддизма в страну, а также символизирует двойное происхождение тибетской цивилизации из Индии, с одной стороны, и из Китая – с другой.

Сто лет спустя Падмасамбхава совершил свой великий миссионерский труд. Тибетцы называют его гуру Ринпоче (Великий Драгоценный Учитель), и буддизм укоренился на высоких плато. Царь Лангдарма (азиатский Юлиан Отступник) тщетно пытался снова возвратить народ к поклонению древним богам бона. Он царствовал совсем недолго и был убит переодетым монахом, а буддизм продолжил мирное проникновение в страну. После смерти Лангдармы царство распалось на несколько княжеств в западной части Тибета на границе с Кашмиром.

В течение долгого времени после распада царства история Тибета была беспокойной и смутной. Во многих районах вернул позиции древний шаманизм бона, в то время как буддийские монахи пытались хоть как-то цивилизовать в страну среди бесконечной борьбы и соперничества местных феодалов. XI век отмечен большим религиозным возрождением. Множество вдохновенных миссионеров (например, Атиша) прибыло из Индии, Ринчен Санпо проехал Западный Тибет вдоль и поперек, и аскеты, как, например, Марпа и Миларепа, горели внутренней жизнью в гималайских льдах.

Все эти люди положили начало отдельным движениям, на которых остался их личный отпечаток. Последователи одного стали отличать себя от последователей другого, и так возникли первые секты. Школа Кагью («устного предания») считает основателями Марпу и Миларепу; а от Атиши происходят реформаторы, современная школа Гелуг.

В XIII веке настоятель крупного монастыря Сакья в Центральном Тибете получил особое признание при дворе хана Хубилая. Хорошо известно соревнование, которое устроил монгольский император, который хотел выбрать «наилучшую» религию, чтобы дать ее людям. Император, будучи разумным, практичным человеком, вызвал представителей самых значительных верований, известных тогда в Центральной Азии: буддийских монахов, несторианских священников, мусульманских мудрецов – и велел им соревноваться в совершении чудес. По преданию, только настоятель монастыря Сакья смог совершить чудо: поднести чашу вина к губам императора, не дотрагиваясь до нее. После этого монголы приняли ламаизм, а настоятель получил политическую и светскую власть над Тибетом (1270 год).

Прошел век, и страна снова погрузилась в смуту; началась гражданская анархия и общее ослабление монастырской дисциплины. Однако страну удалось возродить неустанными трудами Цонкапы (1357–1419), который оставил след в жизни страны, видимый до сих пор в ее общем устройстве. С одной стороны, он ввел монастырскую дисциплину (безбрачие, воздержание от алкоголя и вегетарианство), а с другой – проделав огромный труд в области филологии и экзегеза, объединил доктрину и установил окончательный канон писаний. Также он велел построить несколько крупнейших тибетских монастырей – Галден, Сера, Депунг возле Лхасы и Ташилхунпо в Шигадзе. В конце концов он оставил школу Гелуг прочно стоящей на дороге к уверенному будущему.

Теоретические посылки в основе преемственности по принципу реинкарнации существовали много веков, но до той поры не были повсеместной практикой. Только после смерти Гедун Дула в 1475 году, племянника Цонкапы, второго главы Гелуг и первого великого ламы, его преемник Гедун Гьяцо стал считаться его воплощением. После этого порядок, который впоследствии распространится по всему Тибету, можно сказать, вошел в практику как один из самых характерных обычаев страны. Позднее было объявлено, что порядок имеет и обратную силу и Цонкапа вместе с древними тибетскими царями были реинкарнациями Авалокитешвары (Ченрезига).

Третий великий лама школы Гелуг обратил хана Алтана, монгольского правителя, и в 1517 году получил от него титул «далай» – «океан», означавший мудрость, которую будут нести его преемники. Вплоть до XVII века власть школы Гелуг, хотя и была очень велика, не признавалась ни одним из великих правителей (Монголия, Китай) и страстно оспаривалась тибетскими феодалами провинции Цанг у самых врат Лхасы. Случилось так, что в 1635 году далай-лама, крайне энергичный и чрезвычайно широких взглядов, по имени Нгаванг Лобсанг Гьяцо – Великий Пятый, как до сих пор с гордостью называют его тибетцы, – достиг совершеннолетия. Как только он смог найти предлог, он объединился с монголами, подчинил феодалов Цанга и установил светскую власть надо всем Тибетом (1640 год). Через несколько лет император Китая также признал его духовным и светским правителем обширной Страны снегов. Именно в этот период началось строительство Поталы, буддийского Ватикана, и тибетская цивилизация приобрела те общие очертания, которые сохраняет по сей день.