Книга Крадущаяся тьма - Линн Флевеллинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как я смогу!
— Это было бы трудно Нельзя сбрасывать со счета доброту в прошлом Но предположи такое тебе точно известно, что его поймает кто-то другой — царские стражники, например — и что его ждет медленная и мучительная смерть. Тогда не состоит ли твой долг как его друга и человека чести в том, чтобы даровать ему быстрый милосердный конец? Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то, пожалуй, убийство Микама Кавиша было бы наивысшим проявлением дружбы.
Алек смотрел на Серегила, вытаращив глаза и открыв рот.
— Как, черт возьми, мы договорились до того, что я должен убить Микама Кавиша? Серегил пожал плечами:
— Ты спросил насчет преданности. Я ведь сразу сказал тебе, что это нелегкая задача.
Теперь руки двигались гораздо чаще. Когда Нисандер наклонился над толстой хрустальной пластиной, закрывающей витрину, каприз освещения заставил его отражение лечь так, что иссохшие пальцы мертвого некроманта, казалось, впились в его голову Лицо, которое Нисандер видел перед собой, было лицом очень старого и очень усталого человека Пока он смотрел внутрь витрины, руки медленно сжались в кулаки — сжались так сильно, что кожа в одном месте лопнула, обнажив коричневую кость.
Двинувшись через безлюдный зал музея к двери в его дальнем конце, Нисандер почти ожидал услышать Голос из своих ночных кошмаров, выкрикивающий свой ужасный вызов из глубин подвалов Дома Орески. Мучительные сны теперь — после возвращения Серегила из Ашекских гор — чаще посещали Нисандера Вызвав волшебный светящийся шар, маг открыл дверь и начал свой бесконечный спуск в подземелье.
В дни юности здесь он встречался с Магианой Даже когда она осталась непреклонной в своем решении сохранить безбрачие, они часто бродили по этим узким длинным коридорам. Серегил тоже часто приходил сюда с Нисандером во времена своего неудачного ученичества, задавал тысячи вопросов и во все совал нос.
Иногда Нисандеру сопутствовал и Теро, хотя теперь реже, чем раньше. Интересно, приводила ли его сюда Илинестра, чтобы заниматься любовью, как она приводила самого Нисандера? Да будет ему свидетелем Четверка, колдунья была способна раскалить даже холодные камни силой своей неукротимой страсти!
Представив ее с Теро, Нисандер ошеломленно покачал головой, яркая райская птица в объятиях ворона…
Он никогда полностью не доверял колдунье. Как ни велики были ее таланты
— и в магии, и в любви, — за нежной улыбкой всегда скрывалась алчность. Этим она напоминала Теро, но тот был связан законами Орески, Илинестра же — нет.
Тот факт, что она сменила его ложе на постель Теро, смущал Нисандера совсем не потому, что когда-то он пылал к ней страстью, хоть ему и не удавалось убедить в этом Теро. После двух неприятных попыток все объяснить ученику Нисандер прекратил разговоры на эту тему.
Другие волшебники, как было известно Нисандеру, могли бы счесть связь с Илинестрой достаточным основанием, чтобы прогнать подмастерье, однако он по-прежнему высоко ценил Теро и не хотел его терять.
Теперь, в безмолвии подвалов, он снова должен был признаться себе, что дело тут не только в его уважении к способностям Теро: Нисандер опасался, что кто-нибудь из его коллег охотно возьмет Теро в ученики, если появится такая возможность, тем более что, по мнению многих. Нисандер неправильно обращался с талантливым молодым магом и тот только терял время, находясь при эксцентричном старике из восточной башни. В конце концов, одного подмастерья он уже не смог обучить, не так ли? Так что неудивительно, что Теро проявляет недовольство. Однако Нисандер знал юношу лучше остальных и был твердо уверен, что если сейчас предоставить ему свободу выбора, то молодой волшебник погубит себя О конечно, он получит мантию магистра, возможно, даже вдвое быстрее, чем другие подмастерья. В этом-то и состояла часть проблемы. Теро был таким способным учеником, что большинство магов с радостью сообщили бы ему все, что знают, быстро проложив ему путь к реальной власти.
Но такому могучему волшебнику, каким Теро, несомненно, станет, мало острого ума и безупречных умений. Если эти его прекрасные качества не будут направляться мудростью, терпением, сострадательным сердцем, то они могут привести к неописуемым разрушениям.
Поэтому-то Нисандер держал Теро при себе, надеясь изменить его и боясь отпустить.
Были моменты, вроде той ночи, когда он застал Теро ухаживающим за измученным после захвата твердыни леранцев Серегилом, когда перед Нисандером разгоралась надежда:
может быть, Теро наконец начинает понимать, чего добивается от него старый волшебник, помимо усвоения магии.
Дойдя до самого глубокого подвала, Нисандер стряхнул задумчивость и поспешил к своей цели.
Немногие обитатели Дома Орески имели основания посещать эти подземелья, которые с незапамятных времен служили складом ненужных, непонятных и опасных предметов. Многие помещения были пусты или завалены полуразвалившимися пыльными ящиками. Некоторые двери оказались замурованы, и их контуры в стене окружены магическими символами и рунами. В тишине, нарушаемой лишь тихим звуком его шагов по влажному камню, Нисандер все отчетливее слышал голос чаши и его тонкое пронзительное эхо — звуки, слышные только тем, кто был специально обучен их улавливать. Голос чаши был теперь гораздо громче, чем раньше.
Роль деревянного диска в этом была незначительна: сила его оказалась ослаблена отделением от остальных семи, которые, как было известно Нисандеру, где-то существуют. Иначе обстояло дело с хрустальной короной. Как только он поместил ее сюда, эхо голоса чаши усилилось, а с ним участились и кошмарные сны Нисандера.
И движения рук некроманта в музее.
Для Нисандера оставалось загадкой, как сумел Серегил выжить, соприкоснувшись с диском без всякой защиты, кроме собственного отторжения магии. Не менее таинственным было и то, как мало помогли Серегилу тщательно наложенные Нисандером заклинания и чары, долженствующие защитить того от влияния короны В первом случае Серегил должен был бы умереть, во втором — быть полностью неуязвимым, однако оба раза он получил тяжелые ранения, но выжил.
Все это вместе со словами оракула из храма Иллиора, сказанными Серегилу, оставляло у Нисандера чувство беспокойства: дело тут было не в простом совпадении.
Он остановился у знакомой стены и повернулся к ней лицом. Тщательно проверив, что никто не наблюдает за ним — ни физически, ни магическими средствами, — Нисандер произнес могучее заклинание, дающее возможность видеть сквозь камень стены и защитные чары маленький потайной покой.
Погруженная в тьму столетий, на единственной полке стояла чаша. Для непосвященного это был просто грубо вылепленный, а затем обожженный глиняный сосуд, ничем не примечательный. Однако этот неприглядный предмет определял всю жизнь Нисандера, как и жизни троих его предшественников.
Хранителей.
С одной стороны чаши в хрустальном сосуде находился диск; с другой — деревянный ящик с короной, все еще покрытый сажей от дравнийских костров. Подстегиваемый любопытством, Нисандер произнес заклинание, открывающее проход, и вошел в комнатку.