Книга Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От дома доносились какие-то голоса. Меира с дороги заметно не было, юношу, надежно, скрывали деревья. Он увидел заведенную машину, и троих мужчин в синих рубашках фалангистов, с оружием. Лорка садился в старый форд. Меир узнал поэта по фотографиям. Он шагнул вперед, прижимая книгу к груди, забыв, что у него нет оружия, забыв, что ему нельзя вызывать подозрения, забыв обо всем.
Он только помнил жаркую ночь, шорох деревьев, плеск реки, темные косы, разметанные по белому песку. Юноша прошептал:
– То было ночью Сант-Яго, ночью Сант-Яго…, – машина рванулась с места. Выбежав на дорогу, Меир заметил залепленные грязью номера. Книга выпала в белую пыль, трещали цикады. Подняв стихи, Меир вытер обложку рукавом пиджака. Ему предстояло вернуться в Мадрид, и выполнять задание.
Осень 1936 года
Двухместный, лазоревый Jaguar SS100 с открытым верхом несся по Грейт-Рассел стрит. Машина ревела, виляя в потоке автомобилей, меняя полосы. Не снижая скорости, водитель свернул на Музеум-стрит и ловко припарковался у паба. Дверца распахнулась, высокая девушка в твидовой, темно-коричневой юбке по колено, сунула под мышку свернутые газеты, лежавшие на пассажирском сиденье. Белокурые волосы прикрывала шерстяная беретка. Прозрачные, светло-голубые глаза посмотрели на террасу паба.
Осень стояла отменная. На серой брусчатке тротуара шуршали рыжие листья. В голубом небе Блумсбери сияло полуденное солнце. Маленький самолетик кружил над крышами, таща рекламный лозунг зубной пасты Colgate. Завидев кого-то на террасе, девушка улыбнулась, сверкнув белыми зубами. Помахав приятелю, она подхватила из машины сумочку, потрепанной кожи, больше похожую на офицерский планшет. Обедающие мужчины, исподтишка провожали ее глазами. Каблуки девушки стучали по каменным ступеням. Она вздернула острый подбородок. Человек, ожидавший ее, поднялся. Они были почти одного роста. Поцеловав его в щеку, она попросила официанта: «Принесите мне кофе, пожалуйста».
– Поешь, – предложил ее приятель, высокий, темноволосый, в хорошо скроенном, но сильно помятом костюме. Рядом с тарелкой стояла переполненная пепельница, валялся исписанный блокнот.
– Мы на Флит-стрит перекусили, – отмахнулась девушка. Она сунула мужчине газету: «Полюбуйся, Джордж».
Он пролистал: «Социалистического рабочего»:
– Процессы в Москве представляют собой новый триумф в истории прогресса…, – на первой полосе газеты красовался отчет о суде над членами, как говорилось в газете, троцкистко-зиновьевского террористического центра.
Выхватив у него газету, девушка разъяренно смяла лист:
– Гарри Поллит, и все коммунисты Британии лижут задницу Сталину, – громко сказала она, принимая от официанта кофе, – однако они еще пожалеют.
За столиками по соседству наступило молчание. Девушка обвела глазами террасу и твердо повторила:
– Да, лижут задницу, господа поклонники тирана, живущие в Блумсбери. Пока вы пьете свое пиво, подумайте о жертвах Сталина, погибающих в Сибири. Надеюсь, пинта у вас застрянет в глотке…, – она достала из сумочки пачку папирос:
– Джордж, – девушка понизила голос, – я договорилась. Меня отправляют в Испанию, корреспондентом. Кембридж подождет, – она стряхнула пепел, – успею получить степень.
Он помолчал: «Тебе восемнадцать лет. Твоему отцу вряд ли такое понравится».
– Я не собираюсь у него ничего спрашивать, – небрежно заметила девушка, – тем более, мой брат в Кембридже. Он, кажется, никуда не собирается ехать. Я хочу писать репортажи о войне, а не сидеть на скучных лекциях…., – она положила руку на его пальцы:
– Джордж, ты должен отправиться в Барселону. Ты сможешь создать великую книгу, ты гений…, – мужчина покраснел. Девушка порылась в сумочке:
– Контакты товарищей из ПОУМ, рабочей партии марксистского единства. Они позаботятся о тебе, в Париже, переправят в Испанию.
Девушка, мечтательно, посмотрела куда-то вдаль:
– Я поеду к Троцкому, в Мексику, на интервью…, – мужчина пожал ее руку:
– Тони…, – у него были красивые, темные глаза:
– Тони, может быть, в Барселоне…, – он отвел глаза от белой, стройной, немного приоткрытой воротником жакета шеи. Крестика она, конечно, не носила. Подумав о жене, он разозлился:
– К черту! Я люблю Тони, она любит меня. Наверное, – напомнил себе он.
Они пока что только целовались, на вечере, устроенном в пользу борцов с фашизмом. После выступлений и ярмарки начались танцы. Он сразу заметил высокую, белокурую девушку, горячо спорившую в углу, с Гарри Поллитом и другими коммунистами. Девушка ударила кулаком по стене: «Сталин, гнусный палач, товарищ Поллит! Вы не можете отрицать того, что, убивая соратников, он расчищает дорогу к власти!». Вокруг зашумели, на эстраде пианист заиграл танго Гарделя. Собравшись с духом, Джордж подошел к девушке:
– Я с вами полностью согласен, товарищ. Может быть, – он кивнул на зал, – мы обсудим политику Сталина за танцем? – у нее были свежие, розовые губы, пахло от нее ландышем.
Позже она рассказала ему, чья она дочь. Девушка пожала плечами:
– Папа не в восторге от моих занятий, однако, Британия, свободная страна. Мне никто не может запретить коммунистические симпатии…, – она закончила, первый курс в Гиртон-колледже, в Кембридже, где изучала историю, и с шестнадцати лет печаталась в газетах. Она подписывалась настоящим именем и фамилией:
– Холландов много. Никто не подозревает, что это я. Семья, конечно, знает…, – он осторожно спросил у нее о кузене-фашисте. Тони презрительно искривила губы:
– Наш общий позор. Бедная тетя Юджиния, она от Уайтчепела избиралась в парламент. Мистер Кроу, – выплюнула девушка, – постоянно говорит, что надо выселить из Англии всех евреев, то есть тех, кто голосовал за его мать. Он с нами не видится, и хорошо, – подытожила Тони, – иначе я бы лично его пристрелила, мерзавца, вместе с его приятелем, сэром Освальдом Мосли.
– Может быть…, – она нежно улыбалась, – когда мы встретимся в Барселоне…, – девушка достала кошелек:
– Не спорь, я всегда плачу за себя сама. Увидимся в Испании, Джордж, – она легко поцеловала темноволосый, с едва заметный сединой висок. Девушка взглянула на золотые часики: «Мне надо в библиотеку, поработать с архивом бабушки Джоанны, для статьи об истории движения анархистов».
– Ты говорила, что не хочешь слушать скучные лекции, – напомнил ей мужчина. Тони вспомнила темный закуток в рабочем клубе, в Уайтчепеле, где они познакомились, и его шепот:
– Я тебя полюбил, сразу, когда увидел…, – Тони с шестнадцати лет научилась отвергать авансы женатых мужчин. На Флит-стрит, среди газетчиков, многие были не прочь завязать интрижку на стороне, с красивой девушкой.
– Посмотрим, в Барселоне, – сказала себе Тони, – как все сложится. В любом случае, надо в Испании избавиться от девственности. Стыд какой-то, в мои годы. Словно я Констанца, – она едва не фыркнула от смеха, – и ничем не интересуюсь, кроме физических экспериментов…, – она пожала плечами:
