Книга Черная Шаль. Книга 2 - Алексей Резник

Стрэнг завис примерно в метре над могилой, аккумулируя необходимую энергию для предстоящего акта реинкарнации. С математической точностью определив положение гроба под двумя метрами земли, Стрэнг меньше, чем за секунду, превратил слой плотной слежавшейся земли над гробом в легчайшую пудрообразную пыль. Выдуть ее ему ничего не стоило – на открывшейся крышке гроба не осталось ни крошки земли. Гроб с тещей вылетел из могилы с легкостью пробки из бутылки шампанского и произведя характерный чмокающий звук присосался к ворсистой поверхности тела Стрэнга.

С треском отлетела в сторону крышка, расколовшись от удара о случайно подвернувшийся соседний гранитный памятник надвое. Затем гроб был бережно опущен на землю и все двадцать восемь квадратных метров площади ромба Стрэнга, нависшего в метре над лежащей под белой простынью тещей, наподобие ковра самолета, неслышно раскалились холодным бело-голубым пламенем по степени интенсивности свечения, сравнимым разве что со вспышкой сверхновой звезды в далеком космосе. Мощные струи ослепительного сияния буквально растворили в себе тело покойницы-тещи, и гроб на какое-то время стал напоминать ванну, переполненную пенной жидкостью, переливавшуюся через край сверкающими бирюзовыми, сиреневыми и смарагдовыми хлопьями.

Сполохи светового шоу, устроенного Стрэнгом, хаотично метались по всему обширному кладбищу и хорошо были видны за несколько километров в любую сторону. Их, в частности, заметил гигантский золотистый глаз птицы Джаб-Джаб, с каждой секундой, набирающей скорость в заключительном броске к стае все более теряющих самообладание румплей.

Достигнув максимума накала, означавшего завершение процесса реинкарнации, Стрэнг погас, как если бы кто-то изнутри повернул у него невидимый выключатель и сделался антрацитово-черным, а самое замечательное заключалось в том, что он значительно уменьшился в размерах, вернув часть былой легкости, маневренности, а главное – прежней уверенности в себе, заключавшейся, прежде всего, в любви и преданности Хозяину. Он не стал дожидаться дальнейшего продолжения процесса, будучи уверенным в его необратимости – ворсинки-рецепторы вновь получили извне информацию о близости Хозяина, о том, что Хозяин активно ищет контакта с ним, с Хранителем.

Стрэнг сорвался с места, как подхваченный порывом осеннего ветра лист испытывая чувство выполненного, перед Антониной Кирилловной, долга, умчался в ночные небеса с твердым намерением обвить так истосковавшиеся по нему плечи Хозяина.

После завершения ремиссионных процессов в организме, включая полную реабилитацию органов, необратимо пострадавших в результате посмертного вскрытия, Антонина Кирилловна резко села в гробу, автоматическим движением руки брезгливо отшвырнув в сторону погребальную простынь. Выглядела моя теща, конечно, неважно и, слава Богу, что ее никто не видел в эти минуты.

Крепко вцепившись пальцами обеих рук в края гроба, Антонина Кирилловна с огромным трудом приходила в себя, слегка раскачиваясь корпусом вперед-назад и пока еще тупо-претупо глядя прямо перед собой на кончики своих любимых стильных туфель из крокодиловой кожи на металлических шпильках. Но однако уже до того, как сознание полностью вступило в свои права на просторах многочисленных ровных мест, впадин, ложбинок и извилистых долин поверхности головного мозга Антонины Кирилловны, на ее лице медленно проступило и застыло в состоянии статической неподвижности выражение крайней обиды и горького недоумения.

А когда неизбежно пришло ужасное понимание того, что она, одетая в свое любимое праздничное платье, посреди ночи сидит одна-одинешенька в раскрытом гробу рядом с разрытой могилой, ей ничего не осталось сделать, как закрыть лицо ладонями и горько безутешно разрыдаться…

Глава 23

Какое-то время мы бежали под аккомпанемент разразившегося пронзительным воем ночного неба, причем хорошо было заметно, что Виктор вслушивался в переливы таинственного воя с болезненным вниманием, очевидно надеясь услышать между его однообразными октавами печальное гоготанье, подло и нагло украденных у них с матерью гусей. Но вслушивался он, конечно же, напрасно – вой многих тысяч румплей вскоре оборвался, а гуси так и не прогоготали, и отсутствие их голосов особенно остро ощущалось в обвалившейся на нас, после окончания вокальных упражнений румплей, звенящей тишине.

Нужный пролом в кладбищенской ограде Анмайгер нашел достаточно быстро. Кстати, когда мы по очереди пролазили через этот пролом на территорию элитного Александровского кладбища, я заметил, как недалеко от нас и не так уж высоко, бесшумно и стремительно прочертили воздух три или четыре огромные черные тени. Несомненно, что это были румпли, но отпугнутые светом «хиранга», они не посмели приблизиться к нам и, сделав пару беспредметных кругов в пугающей близости, умчались куда-то в сторону Сучьего Леса. Но, скорее всего, голодные твари пропеленговали на всякий случай тополиную лесополосу, потому что вскоре совсем недалеко послышался жуткий вопль, моментально поднявшийся с земли на небеса и сдавленно затихший где-то высоко над полем, заросшим прошлогодней полынью.

– Слушай, Валька – это, случайно, были не мои гуси? – неожиданно спросил Витька.

– Нет, – мой полуспятивший друг вывел меня из состояния тяжелой задумчивочти, откровенно развеселив своим нелепым вопросом, – к счастью, это – не они.

– Мы пришли на место! – радостно произнес Анмайгер, ныряя в только что высвеченные «хирангом» густые кусты сирени и кивком головы приглашая нас следовать за собой.

Могила, где хранился надежно защищенный силовым полем ахайсот, оказалась прямо за этими кустами сирени. У противоположного ее края росла высокая и раскидистая белоствольная красавица береза, густо покрытая множеством клейких молодых листочков, глянцевито поблескивавших под лучами зеленой луны. Под кроной березы светлели оструганной древесиной свежесбитые поминальные столик и скамеечка.

– Какое красивое место выбрали для Вас, господин Верховный Унгард, для Вашего…э-э-э…, – я понял, что сказал бестактность и при помощи головоломных филологических кульбитов решил ее исправить, но, похоже, что Анмайгер совсем меня не слушал, целиком сосредоточенный на мысли о рабочем состоянии ахайсота.

– Стойте! – он предупреждающе поднял правую руку с крепко зажатым в ней «лимбергом».

Я крепко схватил упрямо дернувшегося вперед Виктора за левый локоть:

– Куда ты, идиот?! Там же силовое поле… Не видишь, что ли, дохлых ворон?! – неподалеку от могилы и вправду валялось несколько трупов крупных серых ворон и одна огромная крыса пасюк. Хотя я и сам их увидел только тогда, когда раздался предупреждающий окрик Анмайгера.

Он щелкнул «лимбергом», и кладбищенская тишина нарушилась кратковременно прозвучавшим басовитым гуденьем, а из темноты могилы наружу выплеснулся гейзер веселого золотистого света, так что я сразу невольно позавидовал жителям Алялватаски, у которых кладбища, судя по всему, были сродни чем-то вроде наших светодискотек.

– Есть! – Анмайгер подпрыгнул и с силой ударил в воздухе копытом о копыто, отчего получился хлесткий, как удар бича, щелчок, дробным эхом отразившийся сразу в нескольких, отдаленных друг от друга, частях кладбища. Я догадался, что верховный Унгард чему-то сильно обрадовался.