Книга 100 великих супружеских пар - Игорь Мусский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самой большой радостью этого лета были семейные прогулки по фьорду. Григи и жившая по соседству чета Бейеров отправлялись на маленькой лодке к островкам и шхерам фьорда.
Ведение домашнего хозяйства не было стихией Нины. Она чувствовала себя куда более приспособленной к жизни в модных отелях. Эдвард же, по словам Марии Бейер, «был домоседом, как мало кто другой, и превосходным хозяином. В том узком кружке, в котором он чувствовал себя легко и свободно и состоящем, в сущности, только из ближайших родственников его и Нины, а также людей из «Нэссета», его любезность и приветливость раскрывались в полную силу. Его светлый ум, мягкий юмор, интересные рассказы и глубокая сердечность делали эти встречи незабываемыми и дорогими для каждого, кому посчастливилось в них участвовать».
Иногда даже летом – в чудеснейшую пору – Эдвард испытывал тягу уйти прочь, вдаль и, словно Пер Гюнт, бежал в горы – без Нины. А в ее обществе маршруты обычно пролегали к Хардангеру или другим местам Вестланна. Зимой супруги уезжали в более далекие края, охотнее всего за границу, а в поздние годы и в Кристианию.
В течение двух недель 1886 года Григи дали семь концертов. Нина выступала с романсами, Эдвард с собственными фортепианными пьесами, играли они и вместе в четыре руки. Нина была способной пианисткой.
11 июня 1892 года – день серебряной свадьбы Григов. Эдвард так описывает это событие: «Мы вошли в гостиную – и не узнали ее: так она была заполонена подарками. Нас окружало море цветов, среди них стоял Франц; за окном в это тихое солнечное утро звучал хорал… Вечером все было как в сказке. Сначала пришло 150 человек гостей, а в половине десятого – 230 певцов со своими знаменами. Пение, разговоры, тосты звучали до глубокой ночи, над фьордом грохотали пушечные залпы, а в его воде отражались фейерверки, бенгальские огни…»
Нина мало выступала публично в последние годы жизни Грига. Уже в 1895 году он пишет Бейеру: «Лишь нынче, когда Нина больше не поет, я понимаю, каким обладал счастьем в этом отношении, а теперь настает время, когда я, как Диоген, должен с фонарем искать человека, могущего продолжить то, что она оставила».
…Новогодним вечером 1906 года, сев за письмо к Рентгену, неизлечимо больной Григ заглядывает в наступающий год, который станет для него последним: «Пока живешь, помни: держи голову высоко! И еще: вперед, в ничто или – в нечто большее!»
6 марта он вместе с Рентгеном играл «Норвежские танцы» и аккомпанировал жене, исполнившей несколько его романсов. Для Нины это было серьезным испытанием и рискованным поступком, но все прошло хорошо.
После выступления в Киле 26 апреля – то был его последний концерт – Григ вернулся в Данию. В течение шести недель он проходил курс электрооблучения Финсена. Ни этот метод лечения, ни пребывание в скодсборгском санатории не помогли ему. Врачи понимали, что надежды больше нет. Григ, тоже сознававший, что дело идет к концу, сказал: «Значит, мне суждена эта дорога».
Сразу после полудня 4 сентября он впал в дремоту. Послали за Ниной, но когда она пришла, Эдвард уже уснул навсегда.
Однажды Григ сказал, указав на нависающую над фьордом скалу: «Вот здесь я хотел бы быть похоронен». Нина исполнила его желание. Урну с прахом композитора погребли в маленьком гроте той самой скалы высоко над морем.
А Нине выпала участь пережить любимого мужа почти на тридцать лет. И все эти годы она жила для него, неустанно оберегая и пропагандируя творчество Эдварда Грига. Время от времени все же удавалось уговорить Нину выступить. В 1909 и 1912 годах она пела романсы мужа под собственный аккомпанемент на консерваторских вечерах в Манчестере.
А потом Нина нашла успокоение рядом с ним. На плите, что укрывает их последнее пристанище, с моря видна простая надпись: «Эдвард и Нина Григ».
Софья Ковалевская (Корвин-Круковская) – одна из первых, кто доказал, что русская женщина способна многого достичь в науке. Она была избрана членом-корреспондентом Петербургской Академии наук и стала пожизненным профессором Высшей школы Стокгольмского университета.
Софья родилась в Москве, где ее отец, артиллерийский генерал Василий Корвин-Круковский, занимал должность начальника арсенала. Мать – Елизавета Шуберт была на 20 лет моложе отца. Любимицей в семье была старшая дочка Анюта.
В 1858 году Корвин-Круковский вышел в отставку и поселился в своем родовом имении Палибино, в Витебской губернии. В детстве Софья писала стихи и мечтала стать поэтессой. В пятнадцать лет пришло новое увлечение – математика. Она все чаще задумывается о необходимости получить систематическое образование. Однако в царской России женщинам доступ в русские университеты был закрыт, а для того, чтобы учиться за границей, требовалось вступить в фиктивный брак. Подобные браки заключались с условием, что прямо из церкви молодые разъедутся в разные стороны: «муж» – к своим прежним занятиям», «жена» – за границу, для поступления в университет.
Первой задумала фиктивный брак Анюта. Вместе со своей подругой Анной Евреиновой она нашла человека, согласившегося им помогать. Это был 25-летний Владимир Онуфриевич Ковалевский, много раз объездивший Европу; известный издатель солидных научных трудов, и при всем том милый, необычайно живой, нисколько не заносчивый человек. Он собирался заниматься естественными науками.
На тайные встречи в церкви с ним Анюта ходила вместе с Софьей. Юлия Лермонтова дает такое описание своей подруги Софьи Корвин-Круковской: «Ей минуло уже 18 лет, но на вид она казалась гораздо моложе. Маленького роста, худенькая, но довольно полная в лице, с коротко обстриженными вьющимися волосами темно-каштанового цвета, с необыкновенно выразительным и подвижным лицом, с глазами, постоянно менявшими выражение; то блестящими и искрящимися, то глубоко мечтательными, она представляла собою оригинальную смесь детской наивности с глубокою силою мысли».
После нескольких свиданий брат (так стали называть Ковалевского девушки) вдруг заявил, что предпочитает заключить брак с младшей из сестер. Он разъяснил, что исходит из сугубо деловых соображений: если младшая сестра «выйдет замуж», то родителям трудно будет препятствовать против того, чтобы с нею жила и старшая; следовательно, удастся обойтись без второго «жениха», тем более что такового пока нет на примете.
Владимир Онуфриевич был на семь лет старше Софы. Но только ли расчет был в выборе «невесты» у Ковалевского? Он пишет брату в Неаполь: «Младшая, именно мой воробышек, такое существо, что я и описывать ее не стану, потому что ты, естественно, подумаешь, что я увлечен. […] Несмотря на свои 18 лет, воробышек образован великолепно, знает все языки как свой собственный и занимается до сих пор главным образом математикой…»
Ковалевский стал бывать у Корвин-Круковских. Владимиру Онуфриевичу разрешили заниматься вместе с невестой. За короткий срок с его помощью Софья освоила по трем иностранным руководствам физиологию кровообращения и дыхания. О чем бы Ковалевский ни заговорил с «невестой», она обнаруживала поразительную сообразительность и осведомленность. «Вообще это маленький феномен, и за что он мне попался, я не могу сообразить», – пишет он брату.
