Книга Арабы в мировой истории. С доисламских времен до распада колониальной системы - Бернард Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот окончательный и сознательный отказ от любой причинно-следственной связи, когда-то общепринятой, положил конец свободе мысли и исследования как в философии, так и в естественных науках и сорвал многообещающее развитие арабской историографии. Он в полной мере отвечал на потребности исламского общества, в котором более свободная социально-экономическая жизнь великой коммерческой эпохи уступала место квазифеодальному порядку, который очень мало менялся в течение столетий. Старый конфликт понятий продолжал тлеть, но этому новому варианту ислама серьезный вызов не был брошен еще тысячу лет, вплоть до момента, когда влияние Запада в XIX и XX веках не поставило под угрозу всю традиционную структуру исламского общества и образа мышления.
Благодаря кажущемуся, но не реальному парадоксу одним из косвенных последствий этого влияния было повторное открытие великого классического наследия арабов, большая часть которого была заброшена, забыта или, того хуже, неправильно понята народами, его же и создавшими, и включение арабских достижений в общее наследие человечества.
Арабский язык – один из великих языков человеческой цивилизации и истории. Подобно ивриту, это язык откровения, Священного Писания, почитаемого сотнями миллионов верующих. Подобно греческому, это язык науки и философии, давший базовые тексты и даже понятийный аппарат целой цивилизации. Подобно латыни, он был языком закона и правительства и источником идей и лексики в этих областях; подобно французскому, стандартом вкуса и элегантности той же цивилизации. Подобно французскому и английскому, он был языком культуры и торговли, науки и политики, любви и войны. И даже сегодня, подобно английскому и испанскому, он является общим достоянием многих народов и связующей нитью культурного и интеллектуального родства, преодолевающей национальные, региональные и идеологические преграды.
К XI веку в исламском мире стали проявляться многие признаки слабости. В первую очередь их можно проследить в политическом распаде, повлекшем утрату власти центральным правительством сначала в отдаленных провинциях, а затем и во всех, кроме самого Ирака, и, наконец, в превращении халифов в марионеток министров и военачальников. В 945 году упадок халифата усугубился. В том году Буиды, местная Иранская династия, вошли в Ирак и захватили столицу. В последующее столетие Буиды были настоящими правителями столицы, приняв титул царя царей, обозначающий законную верховную власть. Будучи шиитами, они тем не менее сохранили халифов Аббасидов в качестве послушных орудий и в качестве законного источника власти центрального правительства над провинциями. Пожалуй, немаловажно, что незадолго до прихода к власти первой умеренной шиитской династии двенадцатый имам секты удалился в эсхатологическое сокрытие. Буиды на некоторое время восстановили порядок и процветание в центральных провинциях. Однако признаков экономического упадка становилось все больше. Прибыльная торговля с Китаем сократилась и сошла на нет, отчасти из-за внутренней ситуации в самом Китае. Торговля с Русью и севером, видимо, уменьшилась и, возможно, прекратилась совсем в течение XI века, в то время как растущий дефицит драгоценных металлов еще больше подорвал уже слабеющую торговлю исламской империи.
Одной из основных причин экономического спада, несомненно, была невоздержанность и неорганизованность центра. Расточительные траты двора и раздутое чиновничество – порой в удвоенном количестве в свитах претендентов на власть – не обеспечивались никаким заметным технологическим прогрессом или эффективной разработкой ресурсов. В короткий срок недостаток наличных денег заставил правителей расплачиваться с высокопоставленными чиновниками и полководцами, отдавая им на откуп государственные доходы. Вскоре наместники провинций уже стали назначаться откупщиками в тех землях, которыми они и управляли, с обязанностью содержать местные военные силы и чиновничество и отправлять оговоренные суммы в центральную казну. Эти наместники немного погодя превратились практически в независимых правителей своих провинций, чисто номинально подчинявшихся халифу, функция которого свелась к предоставлению им официальных полномочий. Необходимость обеспечивать наместников и откупщиков нужной военной силой привела к тому, что на откуп стали назначать армейских офицеров, а это, в свою очередь, привело к упадку гражданского и чиновничьего правительства и замене его военными диктаторами, которые осуществляли власть через свою гвардию.
К XI веку слабость империи проявилась в серии почти одновременных нападений внутренних и внешних захватчиков со всех сторон. В Европе войска христиан продвигались по Испании и Сицилии, вырывая огромные территории из рук мусульман в волне Реконкисты, кульминацией которой стал приход крестоносцев на сам Ближний Восток в конце столетия. В Африке новое религиозное движение, охватившее берберов Южного Марокко и области Сенегала-Нигера, привело к созданию новой берберской империи, образованной путем завоевания большей части Северо-Западной Африки и тех частей Испании, которые еще оставалась под властью мусульман. Дальше на восток два крупных арабо-бедуинских племени – хиляль и сулайм – вырвались из Верхнего Египта, где жили до тех пор, и волной прокатились по Ливии и Тунису, сея хаос и разруху. К 1056–1057 годам они сумели разграбить древнюю тунисскую столицу Кайраван. Именно это вторжение, а не первое арабское вторжение VII века стало причиной опустошения Северной Африки. Арабский историк XIV века Ибн Хальдун, обдумывая разорение своей родины под ударами этих кочевнических нашествий, впервые, наверное, разработал философию истории с точки зрения циклического взаимодействия кочевников и оседлых жителей. Размышляя о вторжениях, он замечает: «В Северной Африке и Магрибе, захваченных бану хиляль и бану сулайм в начале V века мусульманской эры [в середине XI века н. э.] и опустошаемых ими в течение трехсот пятидесяти лет, до сих пор царят разруха и разгром. А ведь до той поры вся страна между Суданом и Средиземноморьем была центром процветающей цивилизации, о чем свидетельствуют развалины зданий и скульптур и руины городов и сел».
Из Центральной Азии явилась еще одна волна захватчиков, которая оказалась самой значительной по своим последствиям. Арабы впервые столкнулись с тюрками в Центральной Азии и в течение какого-то времени ввозили их на мусульманский Ближний Восток в качестве рабов, особенно тех, кого с раннего детства обучали для военных и административных целей и позже стали называть мамлюками, чтобы отличить от смирных рабов, использовавшихся на домашних и других работах. Время от времени мы находим тюркских рабов при ранних Аббасидах и даже Омейядах, но первым, кто стал широко использовать их, был Аль-Мутасим (833–842). Он собрал большой отряд тюркских военных рабов еще до прихода к власти, а позднее стал получать их во множестве в качестве ежегодной дани из восточных провинций. Старая хорасанская гвардия аббасидских халифов снова подверглась арабизации и слилась с местным населением. Иранская аристократия нашла выход политическим амбициям в виде независимых иранских династий, и потому халифам пришлось искать новую опору. Они нашли ее в тюрках-мамлюках с их тюрками-командирами, эмигрантами без местных, племенных, семейных, национальных или религиозных связей и потому преданных центральному правительству. С самого начала тюрки прославились своими превосходными военными качествами, причем особенно отличались, по-видимому, конные лучники и всадники с присущей кочевникам быстротой. С той поры халифы все больше полагались на тюркские войска и командиров в ущерб арабам и иранцам. Поступательная милитаризация режима усилила их мощь.
