Книга Давай поженимся! (сборник) - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина задавала уточняющие вопросы, без стеснения требовала все новые и новые детали той волшебной вдохновленной любви. К ней? К Марии?
«Нас послушать со стороны, и можно заказывать мне место в соседней с Федором Егоровичем палате», — эта мысль холодным душем окатила Марину, когда рядом с их столиком возникла девушка с подносом:
— Вы заканчиваете? Уходите?
— Что? — хором воскликнули, как вздрогнули, Марина и Федор Егорович.
Марина подумала о том, что по ней плачет койка в психлечебнице. Федор Егорович стал нервно рвать на мелкие кусочки бумажную салфетку.
— Не уходим! — ответила Марина и в доказательство взяла последний пирожок, вонзилась в него зубами.
Будто их могли насильно согнать с места. Девушка пожала плечами, ушла прочь.
Федор Егорович явно устал, выдохся, но лицо его подрагивало от счастливых чувств. У дочери Марины точно так дрожали щечки, когда малышку выбрали Снегурочкой на детсадовском утреннике. «Мамочка, — спросила она тогда, — почему, если очень хорошо, плакать хочется?»
— Я мечтал бы снова написать ваш портрет, — признался Федор Егорович плачущим от волнения голосом. — После многих лет, столетий! Вы позволите?
— Мысленно рис… писать будете? — уточнила Марина.
— Естественно. Кисти я оставил в Проторенессансе.
— Далековато. Пишите! — позволила Марина.
— Мария двадцать первого века. В джинсах и с короткой стрижкой. Мне нужно вас запомнить. Извините, я рассмотрю.
И он действительно принялся ее рассматривать, серьезно и методично. Так ягоды с куста собирают: сорвал одну, положил в лукошко, вторую сорвал, туда же отправил. Федор Егорович стрелял взглядом-щупом Марине то в лоб, то в переносицу, то глаза исследовал, то рот. И все отмеченное будто проглатывалось, валилось в невидимую копилку.
— Федор Егорович, — пристально изучаемая Марина едва шевелила губами, чтобы не мешать художнику, — где вы писать будете? Может, вам лучше вернуться в больницу? Как вы оттуда удрали?
— Очень просто. Нас вывели, — не прекращая «копить наблюдения», ответил Федор Егорович, — на так называемую трудотерапию, листья убирать. Я уважаю физический труд, но принуждение к нему считаю унизительным пережитком рабства. Когда санитар отвернулся, я бросил грабли и направился к выходу из клиники.
— Возьмите у меня деньги, пожалуйста!
— Зачем?
— На такси, чтобы добраться до больницы. Там ведь хорошие условия для… для художника?
— Жаловаться не стану. Да и какая альтернатива? На вокзале ночевать? — спросил он совершенно трезво.
— Вот и прекрасно, — поднялась Марина. — И мне пора, дочь из школы нужно забрать.
Двигался Федор Егорович между столиками, по коридору, по тротуару, когда вышли из кафе, сомнамбулически — ноги от земли не отрывал, шаркал и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом.
— Простите мою скованность, — извинился он. — Устал и боюсь впечатление расплескать.
Марина для страховки за локоть его придерживала.
Поймала машину, посадила Федора Егоровича на сиденье рядом с водителем. Федор Егорович четко назвал больницу и адрес. Даже цену сбил: водитель хотел две сотни рублей, Федор Егорович сказал, что отсюда — не более сотни. Сошлись на ста пятидесяти, Марина отдала деньги.
— До свидания, Джотто! — попрощалась она.
— Будет ли у нас новое свидание, Мария? — спросил Федор Егорович.
В его голосе звучала такая надежда, что Марина подумала об оголенных нервах. И она окончательно убедилась: это не шарамыжник, живущий рядом с больницей и решивший растрясти дамочку на плату за такси. Это прекрасный больной человек.
— Мы непременно встретимся! — пообещала она.
— Где, в каких веках и странах?
— Едем или разговоры ведем? — поторопил водитель. — Здесь стоянка запрещена.
Марина захлопнула дверь.
Вечером позвонил муж, с сегодняшнего утра — бывший. Он отлично изучил Марину, видел, как не хочется ей развода, что готова на уступки, большие и малые. Ему нравилась ситуация: новая жена, старая жена — обе послушные марионетки. А он усталый кукловод: хочу — дерну за ниточку, хочу — не дерну, а вы ждите и трепещите. Но так было утром, до встречи с сумасшедшим Федором Егоровичем.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Я беспокоюсь о тебе.
— С какой стати? — грубо ответила Марина и протяжно зевнула.
— Непросто перечеркнуть годы, которые мы провели вместе. — Бывший муж не почувствовал перемены в ее настроении и приготовился вылить на нее ушат липких и казенных слов.
— Просто! — перебила Марина.
— Что?
— Просто и необходимо перечеркнуть годы, проведенные с тобой!
— Но почему?
— Потому что по твоей милости я превратилась в гадюку! Потому что ты брал деньги с Джотто! Потому что из-за тебя я несколько столетий черт знает где прозябала!
— Ничего не понимаю! Какая гадюка, какой Джотто? Ты сошла с ума?
— Если бы! Я знаю один сумасшедший дом, там отличная компания подобралась. Но меня, боюсь, не примут.
Марина положила трубку. Достала крючок, шерсть и принялась вязать покрывало.
Ученик шестого класса Вася Клёнов получил за диктант по русскому «двойку». Классный руководитель красными чернилами написала в дневнике: «Обращаю внимание родителей! Оценки Васи по русскому языку в четверти: 3, 2, 3, 2, 2. Необходимо принять меры!»
Какие меры последуют, ясно. «Компьютер не включай, к телевизору не подходи, на улице не гуляй — пока не подтянешь русский». А он не подтягивается! Мама советует: «Если сомневаешься, какую букву поставить, напиши рядом два слова с разными буквами, сразу увидишь правильный вариант». Не помогает. Вот он пишет: «магазин» и «могозин». И как верно? Оба слова кажутся Васе одинаково возможными. С запятыми и другими знаками препинания вообще мрак. Кто их только выдумал? Враг детей и всего человечества в целом.
То ли дело математика. Точный и интересный предмет, с русским, у которого на одно правило двадцать исключений, не сравнить. С помощью математики Вася и решил переключить внимание родителей. Отсрочить час расплаты и завтра сходить с ребятами на каток.
Вечером мама спросила:
— Что за диктант получил?
— Учительница еще не проверила, — соврал Вася.
— А почему, сыночек, ты грустный?
— Задачку не могу решить. Вроде чепуховая, а не выходит.
— Говори свою задачку, — благодушно сказал папа.
— Номер в гостинице стоит тридцать рублей, — начал Вася.