Книга Звезда эстрады - Ирина Лобановская

— Да, я — большая редкость, — охотно согласился Дольников. — Но здесь об этом знают все, кроме тебя, которая, по младости лет, столько времени тетехалась и лишь сегодня пришла к этому удивительному и замечательному открытию. Как известно, лучше поздно… Так что же все-таки происходит? Как прошли концерты? Небось в залах от аплодисментов валились потолки на головы зрителей?

— Не твое дело! — взорвалась Лёка.

— А чье же? — удивился Кирилл. — Конечно, в мои функции знание твоего личного графика не входит, но хотелось бы постичь некоторые отдельные нюансы твоего бытия…

— Отдельные нюансы бытия к вашим услугам, командир! Солнце встает на востоке и заходит на западе, — объяснила стервозная великая певица. — Но можно и наоборот. Если прикажет родная страна! И ты все это знаешь лучше меня в семьдесят восемь раз!

— В семьдесят девять! — уточнил Дольников. — Ответь мне на один вопрос, только быстро: почему ты со мной?

Лёка молчала.

— Значит, опять будем искать… Снова здорово… И чтобы счет был в нашу пользу… Вся жизнь в поиске… Будь он неладен… — пробормотал Кирилл и поморщился.

— Кир, хватит гнать пургу! Успокойся! — закричала Лёка, напугав мужиков в палате. — Я пока не готова тебе ответить, просто все впитываю как промокашка… Нужно покумекать… Глядишь, набреду на что-нибудь дельное и свеженькое… Учись терпению. Это важно!

Кирилл взглянул на нее мрачно:

— Ты явилась сюда, чтобы поучить меня уму-разуму? Ох, Леля… Это не твоя роль. Тебе лучше петь.

— Что я и делаю с большим успехом! — тотчас похвалилась Лёка.

— Знаю, слышал… — Кирилл смотрел еще угрюмее. — Ты больше не приходи ко мне. Меня послезавтра выписывают. А что тут без толку валяться? Зря меня держать никто не будет… Ни больной, ни здоровый…

Лёка обиделась.

— Может, мне и не звонить тебе больше? — с вызовом спросила она.

— А это как хочешь, — безразлично отозвался Кирилл. — На твое усмотрение… Ты уже стала очень далекая, Лёка… Прости, Леля… Нам надо разбежаться в разные стороны… Пора пришла… Ничего не поделаешь…

— Ты так думаешь? — пробормотала Лёка.

— Не думаю, а знаю! — хмуро заявил Дольников. — И я больше ничего обсуждать с тобой не намерен. И так сказал слишком много. А если ты ничего этого понять не можешь, то и не поймешь, как говорит Чапаиха…

Какими всегда беспомощными, никчемушными, бедными оказываются слова…

— Слушаюсь… — пробормотала Лёка. — Я всегда тебя слушаюсь, командир… А как ты относишься к моему послушанию? Надеюсь, положительно?..

Поздно вечером слегка обеспокоенная мать сказала Вике, что ее просит к телефону какая-то странная подруга.

— А чем странная? — удивилась Вика.

— По-моему, она плачет, — объяснила мать. — Во всяком случае, голосок у нее дрожит и прерывается.

Вика метнулась к телефону.

— Витка… — прошептала в трубку Лёка. — Витка, приходи… Иначе я повешусь… Или выброшусь из окна… Приходи скорее… Тут близко…

Сорвалась с винта, подумала Вика. А что? Это у нас — пара пустяков! Особенно у юных певичек.

— Бегу! — крикнула она и стала торопливо собираться, втолковывая перепуганной матери, что останется ночевать у подруги.

Лёка ждала в открытых дверях. Виктория влетела в квартиру, резко втолкнув туда хозяйку.

— Ты зачем меня так пугаешь?! — крикнула Вика. — Зачем несешь околесицу?! Какие еще окна?! У тебя же было все хорошо! Что случилось?!

— Было… — прошептала Лёка и заревела. — Он меня бросил…

— А, вот оно что… — чуточку успокоилась Вика.

Избитость ситуации немного успокаивала.

— К этому давно шло. И разве для тебя он — главное в жизни? Мне казалось, у тебя другие цели…

— Мне тоже так казалось! — прорыдала Лёка. — А теперь я понимаю, что мне нужен только он… Он один… И больше никто…

— Ну, тогда брось пение и свой ансамбль, немедленно роди ему дочку и успокойся, — разумно заметила Виктория. — Это единственный выход из положения.

Лёка сразу перестала рыдать.

— Нет, Витка… Это невозможно…

— А почему?

— Меня выдвинули на Всероссийский эстрадный конкурс… Мне нужно готовиться… Я не могу сейчас никого рожать… Ни дочек, ни сыночков…

— А бросаться в окна можешь? — усмехнулась Виктория. — Странная у тебя логика… Ты живешь по двойным стандартам, как большинство политиков, не замечаешь за собой? И почему утверждаешь, будто он тебя бросил?.. Нет, Леокадия, это ты бросила его, и нечего валить с больной головы на здоровую! Иди умойся, прими душ, и мы с тобой будем ужинать. Я пока накрою на стол. И вообще тебе не подходит твое настроение. Ты пила успокоительное?

Обреванная Лёка кивнула. Но Виктория не поверила, собственноручно накапала в рюмку сорок капель корвалола и влила надежде российской эстрады в рот. И только после этого отпустила ее в ванную.

— Это все накипь, как на бульоне! А снимешь — бульон чистый, прозрачный! — говорила она, накрывая на стол и усаживая умывшуюся будущую великую певицу напротив. — Глупышка ты… Впрочем, не мне судить… Что ты, что другие… Никто не умеет отталкивать от себя негатив… Сегодня, случайно, не пятница?

Лёка, конечно, не помнила. Где ей помнить дни недели? Вика вздохнула:

— У красивых женщин никогда нет памяти. С утра, кажется, был вторник… Вдребезги замученный, замотанный день…

— А ты водки не хочешь? — спросила Лёка. — У меня есть… Лучше всякого феназепама…

— Ну, выпей немного, — согласилась Вика. — Меня мама когда-то научила одному простому правилу: если не можешь изменить обстоятельства, измени точку зрения. Раз душа дыбом встала… Окна и петли — не развлечение. А ты вот слушаешь меня сейчас и думаешь: легко ей советовать… Правда?..

— Нет. Я думаю о другом: а ты любила когда-нибудь? И кого? Ты ведь мне про себя ничего не рассказываешь…

Вика погрустнела:

— Да, я какая-то скрытная, замкнутая… У меня был муж… Очень недолго… Он обокрал нас с мамой и исчез…

— Саня?! — воскликнула Лёка. — Мать моя женщина!..

— Нет, почему Саня? — удивилась Вика. — Его звали Никита.

— Так он же работал под разными именами! — объяснила Лёка. — Синие глаза на пол-лица и русые кудри сказочного Иванушки? Такой?

Вика ошеломленно кивнула.

— Ты… его знаешь?..

— Еще бы мне его не знать! Наш пострел везде поспел! Я тоже когда-то попалась на его невинные чистые глазенки. Но папахен зорко стоял на страже законности и чести своей семьи и единственной дочери! Он этого паразита Саньку и закатал в места не столь отдаленные на шесть лет. А может, на другой какой срок, я уж точно не помню. Мне это теперь по фигу!