Книга Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

Соломон кивнул. Он знал.

– Я позвала его по имени – он не отозвался. Встала и пошла его искать. Джим сидел здесь, в кабинете, в своем кресле, рядом с открытой бутылкой виски и наполовину пустым стаканом. Я почуяла алкоголь, едва ступив в комнату. В этом запахе и в том, что Джим не ответил, было что-то странное и жуткое – будто случилось нечто по-настоящему страшное, словно кто-то умер, а Джим не осмеливался сказать это мне в лицо. Он был сильно пьян. Наверное, уже давно вернулся домой. Мэр Кэссиди совсем не пьет. Джим, наверное, прикончил полбутылки, сидя в темноте. Я спросила, что случилось. Наверное, что-то очень скверное, раз он так напился, но Джим только качал головой, глядя на бутылку. Я испугалась. Таким я его не видела никогда. Я заставила его встать и пойти в спальню, уложила, думая, что он проспится и выговорится завтра. Но он так и не рассказал. Тот ужин, разговоры, то, что выяснил Джим, разбило ему сердце.

После той ночи я почти не видела Джима. Он проспался, встал, принял душ, переоделся, затем поехал в город. Вернулся с багажником, полным коробок с архивными делами, и тут же прошел в свой кабинет. По его словам, требовалось кое-что исправить. Но что именно – тайна, поскольку должен меня от этого защитить. Именно так и сказал – «защитить», словно обнаружил что-то ядовитое и пытался держать его от меня подальше ради моего же блага. Потому я оставила мужа в покое. Да до него все равно было не достучаться. Я держалась поодаль, думая, что он разберется с проблемами и вернется ко мне. Но так и не вернулся. Через три дня он умер.

– А как остальные, присутствовавшие на том ужине? – спросил Соломон. – Вы разговаривали с ними?

– После смерти Джима мэр звонил, чтобы еще раз выразить соболезнования. Я спросила об ужине, но про это он говорить не стал. Все повторял, что я не в себе, а с Джимом – трагическая случайность.

– Но вы не считаете его смерть случайностью?

– Нет. Что-то произошло. Не знаю, убили ли Джима ради того, чтобы заткнуть рот, или он перешел им дорогу, найдя какие-то документы, но в любом случае – виноваты городские шишки.

– А вы говорили с другими шерифами?

– Другие шерифы – это Пит Такер, шериф коммерции. Он крупный землевладелец, большая часть денег от аэродрома идет ему: аэродром построен на земле Такера. Я не стала говорить с ним.

– А вы видели отчет коронера?

– Нет.

– Было бы полезно узнать, что именно убило Джима. В самом ли деле он погиб при аварии? Хотя, если ваш муж пытался спасти город, какой смысл городскому начальству его убивать…

По дому разнесся громкий стук: три удара по входной двери.

– Оставайтесь здесь, – велела Холли. – Я посмотрю, кто там.

Она шла по разоренным комнатам и думала о бледном незнакомце в кабинете мужа. Нереальный, странный человек. Быть может, когда она вернется, этот Соломон уже исчезнет? Исполнит свою функцию – отвлечь от самоубийства и пропадет? Лучше бы он не пропадал. От разговоров с ним легче. Холли миновала разбитую гостиную и открыла наружную дверь.

Сперва Холли увидела пистолет.

Потом человека, державшего его.

37

Морган толкнул дверь в свой офис, закрылся, заглушив звон телефонов снаружи. Отвечать на звонки было некому: все занимались последствиями пожара.

Шеф полиции уронил на стол больничный пластиковый пакет, подошел к потрепанному шкафчику в углу и вынул свежую рубашку. Шкафчик присутствовал в жизни Моргана гораздо дольше, чем большинство знакомых. Сувенир из средней школы, спасенный от бульдозера восемь лет назад, когда она закрыла двери в последний раз.

Глядя на выцарапанные на дверце инициалы, коп стянул с себя испорченную рубашку. Морган оставил их, когда ему было одиннадцать. Инстинкт заставляет людей оставлять свое имя на вещах. Кто-то царапает на шкафчиках, кто-то, подобно Кэссиди, на домах. Побуждение всегда то же самое: показать, что ты здесь был, что существовал. Шеф бросил испорченную рубашку в корзину для мусора у стола и посмотрел на усеявшие грудь красные пятна – метки, оставленные кристалликами соли, не пробившими кожу.

Чертова баба! Понятно, расстроена и не в себе, но, боже ж ты мой, зачем палить по людям из дробовика? Как будто без нее проблем не хватает.

Морган сунул руки в рукава новой рубашки. Когда застегивал манжеты, то поморщился от боли в залепленных пластырем ранках. Затем уселся в дубовое, обтянутое кожей кресло, знавшее седалища всех без исключения начальников городской полиции, набрал пароль на компьютере и вошел в национальную базу данных по водительским правам. Пожар миновал, нужно подумать о том, что дальше. Ведь надвигается беда страшнее пожара, и, чтобы выжить, надо ступать очень осторожно. Надо подготовиться, собрать всю информацию. В особенности об одном чем дальше, тем больше раздражавшем неизвестном.

– Ладно, мистер Крид, – пробормотал Морган сквозь зубы, печатая имя, – поглядим-ка, кто вы на самом деле.

Клавиша «Ввод». Найдено трое. Все – афроамериканцы в возрасте от пятидесяти пяти до семидесяти. Кем бы ни был Соломон Крид, он не в базе данных, а значит не имеет водительских прав. Морган открыл новое окно и запустил поиск по всем доступным национальным и международным базам данных: страховка, паспорта, Интерпол; потом откинулся на спинку кресла, глядя на дальнюю стену и ожидая, пока закончится поиск.

Со стены глядели шестнадцать лиц – портреты всех предшественников, начиная с дагеротипа Натаниэла Придди, первого шефа полиции города Искупление. Обрамленное внушительными бакенбардами лицо Натаниэла выглядело высеченным из камня, высокомерным и жестким, с блеклыми пустыми глазами убийцы. Да он и был убийцей. Даже с Богом на стороне поселенцев и преподобным Джеком, проповедующим с амвона о любви и понимании, Натаниэл Придди был тем, кого поневоле пришлось терпеть ради выживания города. Шефа Придди похоронили на старом кладбище, на горе, рядом с несколькими людьми, которых он лично туда отправил.

Да, были времена простых решений всех проблем. Увы, давно миновавшие.

Морган окинул взглядом лица, сто тридцать лет представлявшие городской закон и порядок. Да, сразу видно, как с годами дела становились легче и проще. Первые лица – худые, безрадостные, с угловатыми сильными чертами, запечатленные в резком контрасте черного и белого, смотрящие за камеру, словно за кадром происходило что-то гораздо важнее фотографирования. А с каждым новым снимком позы расслабленнее, худоба лишений сменяется жирком благополучия, румянцем легкой жизни. Появляются улыбки, фото делаются цветными. Любой дурак может управляться с городом, через который течет денежная река. Но когда она иссякает и начинает трескаться иссохшая земля, нужен кто-то достаточно сильный духом, чтобы не дать всему развалиться на части. Похожий на шефа Придди.

Компьютер пискнул, оповещая о конце поиска. Двадцать восемь имен. Морган открыл первый файл и приступил к чтению.

Несомненно, Крид на кого-то работает. Слишком уж квалифицированный, уверенный в себе. Такие не попадаются случайно в нужном месте. Он принялся командовать у полосы, и, похоже, знал больше докторов, и так ловко швырнул наземь Лоуренса Хайеса, когда только появился на дороге. А Лоуренс, перед тем как стать медиком, между прочим, был чемпионом штата по борьбе. Соломон швырнул его, будто медяк официантке. Плюс ожог на плече и книга Джека Кэссиди с автографом Джима Коронадо в кармане. Слишком много всего для незнакомца, и слишком много для теперешней ситуации. Но следует соблюдать осторожность. Один раз оступишься – и конец. Прежде чем бросать Соломона Крида волкам, надо определить, кто он и каким именно волкам.