Книга Коричневые башмаки с набережной Вольтера - Клод Изнер

– Матушка, давай по существу. Что за клуб организовала Филомена?

– Клуб, где они с приятельницами обсуждали конфитюры, делились рецептами и всякими хитростями приготовления. Меня она тоже хотела туда заманить, но я наотрез отказалась: конфитюр – оно, конечно, вкусная штука, полакомиться я всегда готова, но чтобы сварить, тут я не дока, хотя есть у меня одна поваренная книга…

– Матушка, про клуб, пожалуйста.

– Название у него какое-то дурацкое… «Чего-то-там-ежки». – Эфросинья опять потянулась к бутылке шартреза.

– «Сладкоежки»? «Белоснежки»? – раздраженно подсказал Жозеф.

– «Фруктоежки»! – вспомнила Эфросинья. – Точно! Конфитюры свои они не продают – соберутся у кого-нибудь из клубниц и давай пробовать, что сами наготовили, и обсуждают, и дарят подругам горшочки с вареньем. Меня вот Филомена тоже угощала, а я Айрис отнесла, Дафнэ ужас как довольна была…

– А «клубниц» этих ты знаешь?

Эфросинья поскребла в затылке.

– Память у меня никудышная, котеночек, старая и сморщенная, как вот этот чернослив. Напрасно ты не ешь, я его в соке вымачивала сутки, нежненький он… Да, двух «фруктоежек» я встречала у Филомены за чашечкой кофе. Одна в булочной-кондитерской работает, вроде Шанталь ее зовут, а второй имя запамятовала, она модистка, держит шляпный бутик на улице с таким прелестным названием… угадай-ка сам это название, я туда попаду после смерти наверняка, с моей-то беспросветной жизнью!

– Адский пассаж? – предположил Жозеф.

– Смейся над матерью! Райская улица. Рай-ска-я!

Молодой человек поднялся, накинул куртку, нахлобучил на голову подаренный женой котелок и сунул книжицу в марморированном переплете в карман. Эфросинья вцепилась ему в рукав:

– Уже уходишь? Бросаешь родную мать на краю погибели? Я же сказала, что проведаю Айрис сама, скоро пойду на улицу Сены, посиди еще немножко, котеночек!

– Извини, матушка, мне пора. Если вспомнишь имена подруг Филомены, запиши их, пожалуйста.

– Иисус-Мария-Иосиф! – вздохнула Эфросинья, подставляя сыну щеку для поцелуя.

Фюльбер Ботье неприкаянно брел по коридору префектуры полиции. Мало ему было безголового трупа в ящике вместо книг, тут еще подоспела новость об убийстве Филомены Лакарель, и это окончательно его обескуражило. Он заметил примостившегося на банкетке Виктора Легри и устремился было к нему, чтобы выведать подробности, но так и не успел ничего спросить – мимо двое стражей порядка проконвоировали мрачного типа в наручниках к отделу антропометрии, а в следующий миг открылась дверь кабинета, оттуда вышел не менее мрачный Рауль Перо, и дверь закрылась. Виктор лишь обменялся с Фюльбером приветствиями.

– Скоро он вызовет вас, – сказал Рауль Перо. – Пока оценивает ситуацию и высокомерен более обычного. Отчитал меня как школьника, но единственное предъявленное обвинение состоит в том, что я отбился от стада под названием «полиция» и осмелился заняться тем, что месье Вальми изволил обозначить как «подработка клошара». К концу беседы он, правда, немного смягчился – вероятно, потому, что у него теперь просторный кабинет.

– Господина инспектора повысили? – поднял бровь Виктор.

– О да, вознаградили за то, что он раскрыл дело об убийстве на Тронной ярмарке в прошлом году[80]. Месье Вальми теперь старший комиссар.

– Дело раскрыли мы с Жозефом, – с горечью заметил Виктор. – Да ладно, бог с ним. Что вам удалось разузнать?

– Вальми получил рапорт об убийстве гражданки Лакарель. Судебный врач вынес заключение, что она была мертва уже три дня к тому времени, как полицейские обнаружили тело тринадцатого числа вечером, то есть убийство произошло десятого. Соседи рассказали, что гражданка Лакарель была завсегдатаем набережной букинистов и якобы затоваривалась там историческими документами на велени за сумасшедшие деньги, пойди пойми зачем – названия и содержание ее не интересовали. Вальми уверен, что раз уж Филомена Лакарель постоянно бывала на набережной Вольтера и знала всех букинистов, без сомнения существует связь между ее убийством и вашей находкой в виде трупа без головы.

Фюльбер сорвал с носа темные очки и начал нервно протирать стекла.

– Вот уж совершенно в его духе! – воскликнул Виктор. – Установить связь между двумя преступлениями без единого доказательства! У него есть для этого какие-нибудь основания?

– Понятия не имею, – пожал плечами Рауль Перо. – Что касается гражданки Лакарель, я и словом не обмолвился о вашем визите в дом покойной. Но уж ваше присутствие рядом с безголовым трупом скрыть не удалось. Вальми возликовал! Разве что не облизнулся в предвкушении, как кот при виде мыши. Я попытался его убедить, что вы оказались на набережной случайно, но он заявил, что дыма без огня не бывает. По-моему, он вас сильно недолюбливает, месье Легри.

– Вообще-то он должен быть сильно благодарен мне за повышение в должности и улучшение рабочих условий, – кивнул Виктор на дверь кабинета.

Рауль Перо усмехнулся:

– Позвольте дать вам совет: не болтайте при нем лишнего, ибо господин старший комиссар начисто лишен чувства юмора. Держите рот на замке – пусть полиция сама распутывает это дело. А сейчас должен вас покинуть – надо воспользоваться периодом затишья, чтобы окончательно разобраться с книжками.

– А как же я? – осмелился напомнить о себе Фюльбер Ботье.

– О, не волнуйтесь – ваш черед настанет!

Старший комиссар Огюстен Вальми достал из футляра коротенькую металлическую пилку и принялся осторожно обрабатывать ноготь на большом пальце левой руки. Через три минуты он прервался и окинул взором кабинет, пребывавший в его распоряжении уже две недели. Самые восхитительные залы Лувра, на вкус Вальми, не шли ни в какое сравнение с этой комнатой идеальных пропорций. Теперь можно было забыть навсегда про обои с кошмарными коричневыми прямоугольниками, изводившими его каждый день в прежнем кабинете! Здесь по приказу Вальми стены выкрасили в белый цвет. На одной висела огромная карта Парижа, на другой – два посредственных гуашевых портрета: Фуше и Видока. Стоял письменный стол со множеством ящиков, конторская мебель скрывала перегородку, за которой находилась туалетная комната с умывальником и зеркалом. Сам комиссар восседал на высоком кресле, возносившем его над посетителями, для которых был отведен шаткий стул по другую сторону стола.

Решив, что книготорговец достаточно умаялся ждать и созрел для беседы, Огюстен Вальми поднялся, потянулся и выглянул в коридор:

– Месье Легри, не будете ли любезны уделить мне пару минут?

Виктор вошел в кабинет с такой неохотой, словно его там ждал зубной врач. Огюстен Вальми ничуть не изменился: серо-голубые глаза поблескивали на узком флегматичном лице, черные набриолиненные волосы, разделенные прямым пробором, плотно прилегали к черепу, костюм сидел безупречно. На вешалке висело пальто из вигоневой шерсти, из его кармана торчали замшевые перчатки.