Книга Инки. Быт, религия, культура - Энн Кенделл

Рис. 34. Ритуальный посев маиса проводился в августе, а затем следовал всеобщий посев в сентябре

Рис. 35. Работа на маисовых полях: прополка в январе, защита урожая от вредителей в феврале и марте

Рис. 36. Сбор урожая маиса в мае и картофеля в июне

Андские жители внимательно относились к предзнаменованием, которые могли помочь им оценить величину будущего урожая. Ежегодный сбор урожая, как и посев, начинался с официальной церемонии в Куско, в которой принимали участие кандидаты в уарачико – они собирали урожай на террасе, посвященной Мама Уако (сестра-жена Манко Капака), покровительнице маиса. Уборка сопровождалась жертвоприношениями и благодарственными пожертвованиями, а также бесконечными танцами, пирами и поглощением чичи. В каждом доме устраивалось святилище «матери маиса» – наилучшие початки заворачивались в самую красивую ткань, какая только могла найтись в семье.

Сельскохозяйственный цикл инков, как его изображает Пома, показан на рис. 34, 35, 36. В горной местности первым месяцем календаря считался лунный месяц, соответствующий части августа и части сентября, когда открытие сельскохозяйственного года отмечалось ритуалом посева маиса. Ранний картофель и маис сажали вместе с поздно созревающими сортами. Ко дню сентябрьского равноденствия начинали появляться молодые ростки маиса. Мальчики с пращами отгоняли от полей птиц и других животных, которые угрожали посевам. Другой опасностью были заморозки и засуха. К ноябрю маисовым посевам требовалось орошение, тогда прокапывались неглубокие канавы, чтобы распределить воду из основных источников и резервуаров равномерно по всему полю. В декабре сажали коку, которой не требовался полив. В январе, самом дождливом месяце, проросшие растения пропалывали и окучивали. Хотя ранний картофель могли собирать уже в январе, большую часть корнеплодов выкапывали в феврале и в марте. В это время посевы маиса уже вырастали высоко, и их круглосуточно охраняли молодые люди. Маис начинал зреть в апреле, и нужно было, как говорит Пома, охранять его как от воров, так и от птиц, лис, оленей и скунсов. Наконец, в мае (месяц аморай) урожай маиса был уже готов к уборке. Маис для хранения сушили, лущили и отправляли в хранилища, причем наилучшие зерна шли на питание, а похуже – на чичу. В июне выкапывали крупный картофель, а ранний высаживали, чтобы получить третий урожай. В июле картофель и зерновые отправляли на хранение, и ирригационные канавы заравнивали.

Еще одной иллюстрацией значения маиса служит его роль в семейной жизни, даже в тех деревнях, где его не выращивали: маис и ламы обязательно присутствовали среди даров, приносимых на ритуалы рутучико и уарачико, а также на свадьбу. Кроме того, маисовая мука использовалась во многих «исцеляющих» и очистительных ритуалах, ее же рассыпали вокруг умершего.

Хотя ритуалов, связанных с возделыванием картофеля, ранними хронистами было записано немного, один из них, Сиеса, описал очень подробно. Отчет о нем получен в 1547 г. от испанского священника, в чьей епархии Лампа-Лампа в районе озера Титикака все и происходило:

«Я, Маркос Отасо из Вальядолида, будучи в деревне Лампас наставником индейцев в нашей христианской вере, в год 1547-й, в мае месяце, при полной луне, явились ко мне все касики (кураки) и вожди, и горячо умоляли меня, чтоб дал им позволение сделать то, что у них в обычае делать в эту пору года. Я ответил, что я должен буду при этом присутствовать, ибо, если бы это было что-то недопустимое для нашей Святой Католической веры, они не должны делать это впредь. Они с этим согласились, и все разошлись по домам.

И когда это случилось, насколько я мог судить, точно в полдень, с разных сторон послышались звуки множества барабанов, на которых играли одной палкой, а затем на земле были расстелены в виде квадрата одеяла, точно ковры, для того, чтобы на них уселись касики и вожди, все разукрашенные и одетые в свои лучшие одеяния, а волосы их были заплетены с двух сторон в две четырехпрядные косы, как то у них в обычае. Когда они расселись, я увидел мальчика лет около двенадцати, который подходил к каждому из касиков; он был самым миловидным и самым резвым из них, и богато одет по их моде, ноги его от колен и донизу покрывала красная бахрома, и то же было на руках, а на теле он носил множество медалей и украшений из золота и серебра. В правой руке он нес оружие, видом подобное алебарде, а в левой шерстяной мешок, в которых они носят коку.

Слева от него шла девочка лет десяти, весьма прелестная, одетая в той же манере, за исключением того, что на ней была длинная рубашка, каких другие женщины обычно не носят, и ее шлейф несла пожилая индейская дама, очень статная и властного вида. За нею следовали много других индейских женщин, подобно фрейлинам, с величественной осанкой и хорошими манерами. И эта девочка несла в правой руке красивый шерстяной мешок, расшитый золотыми и серебряными орнаментами, а на ее плечах висела небольшая шкура пумы, которая полностью покрывала ее спину. За этими женщинами следом шли шестеро индейцев, представляющих крестьян, каждый с плугом на плече, а на головах их были диадемы и перья, очень красивые и многих цветов. За этими следовали еще шестеро, подобно помощникам, с мешками картофеля, играя на барабанах, и в таком порядке они подошли к касику на расстояние шага.

Мальчик и девочка, которых я описал, и все остальные в свой черед отвешивали ему глубокий поклон, склоняя головы, а касик и вождь кланялись в ответ. Когда это было проделано перед каждым касиком, а их там было двое, в той же последовательности, в которой они пришли, мальчик и прочие двинулись обратно задом наперед, не поворачивая головы, и пятились шагов двадцать в том порядке, который я описал. Далее крестьяне воткнули свои плуги в землю в один ряд и повесили на них свои мешки с картофелем, крупным и тщательно отобранным; и когда они это сделали, играя на своих барабанах, они начали своеобразный танец, не двигаясь с того места, где стояли, на цыпочках, и время от времени они поднимали мешки, которые были у них в руках, к небу. Только те, которых я упомянул, проделывали это, те, которые сопровождали этого мальчика и девочку, и все фрейлины; касики же и другие, рассаженные по чину, наблюдали и слушали в молчании.

Когда это было завершено, они сели, и другими индейцами, которые для этого пошли, была приведена годовалая лама, одноцветная, без единого пятнышка. Перед касиком, в окружении столь многих индейцев, что я не мог видеть этого, они растянули ее на земле и из живой еще вырвали все внутренности через один бок и отдали их предсказателям, которых они называют уака-камайок, которые все равно что у нас священники. И я увидел, что некоторые индейцы быстро зачерпывали столько крови ламы, сколько могли захватить руками, и разбрызгивали ее над картофелем в мешках. В этот момент вождь, который стал христианином несколько дней перед тем… бросился вперед, крича и обзывая их собаками, и… упрекал их за этот дьявольский обряд… они ушли напуганными и смущенными, не завершив свое жертвоприношение, по которому они предсказывают урожай и события всего года».