Книга Закон о детях - Иэн Макьюэн

Наконец появилась мысль в форме двух настойчивых вопросов. Почему ты мне не сказал? Почему не попросил помощи? И воображаемый голос внутри, ее собственный, ответил. Я просил. Она встала с болью в бедре и пошла в спальню за стихотворением, полтора месяца пролежавшим в тумбочке. Ей мешал перечитать стихи мелодраматический тон, пуританская ссылка на сатану, внушившего порыв к свободе, желание бросить в воду тяжкий крест, принять целомудренный поцелуй. Что-то душное, затхлое было в его христианской атрибутике – крест, иудино дерево, этот поцелуй. А сама она – раскрашенная дама, рыба в радужной чешуе, коварное создание, сбившее поэта с пути и поцеловавшее его. Да, поцелуй этот. Ее вина – из-за этого она и отстранилась.

Она снова присела перед камином и положила стихотворение на ковер. Наверху листка остались угольные отпечатки пальцев. Она сразу перешла к последней строфе: Иисус шагает чудесным образом на воде и объявляет, что это сатана принял облик рыбы, и поэт «должен заплатить сполна».

А поцелуй иудин, Учителя предавший,

Да будет он…

Она взяла очки со столика за спиной и наклонилась к листку, чтобы разобрать зачеркнутые и обведенные слова. «Нож» был зачеркнут, «заплатить» – тоже, и «пусть он», и «вина». Слово «сам» было зачеркнуто, восстановлено и опять зачеркнуто. «Проклят» заменено на «сгинет», а «тонет» на «топит». «Будет» не обведено, а парит над неразберихой, указывая стрелкой, что заменит «и». Фиона начала понимать его метод и почерк. И уяснила, все сложилось. Сын Божий проклял.

Да сгинет тот, кто своей рукой утопил мой крест.

Она услышала, что открылась входная дверь, но не оглянулась. В такой позе и увидел ее Джек, проходя мимо гостиной на кухню. Он подумал, что она возится с камином.

– Растопи пожарче, – бросил он. А потом уже издали: – Ты была великолепна! Все в восторге. И так трогательно!

Он вернулся с шампанским и двумя чистыми бокалами. Фиона встала, сняла пальто, бросила его на спинку кресла, сняла туфли. Она стояла посреди комнаты, не двигаясь, ждала. Он не заметил ее бледности, дал ей бокал, и она держала его, дожидаясь, когда он нальет.

– Волосы мокрые. Принести тебе полотенце?

– Высохнут.

Он вынул металлическую затычку, наполнил ее бокал, потом свой и, оставив его на столике, подошел к камину, высыпал в огонь ведерко угля, а сверху поставил шалашиком три полена. После этого включил проигрыватель с пластинкой Джарретта.

Она тихо сказала:

– Джек, не надо сейчас.

– Ах, конечно. После концерта. Глупость с моей стороны.

Она видела, что он хочет поскорее вернуться к тому, на чем они расстались перед концертом, – и пожалела его. Он старался изо всех сил. Скоро захочет поцеловать. Он вернулся к ней от стола, и в тишине, шипевшей у нее в ушах с того момента, как смолк проигрыватель, они чокнулись и выпили. Потом он заговорил об их с Марком выступлении, о том, как он прослезился от гордости в конце, когда все встали, о том, что после говорили люди.

– Хорошо прошло, – сказала она. – Я рада, что хорошо прошло.

Он не был музыкантом, любил только джаз, но о концерте отозвался осмысленно и вспомнил каждую песню по отдельности. «Les nuits d’été»[29]были откровением. Особенно его тронула «Жалоба» – он даже понял по-французски. Малера ему надо послушать еще: там ощущается огромная глубина чувства, но он не вполне вник с первого раза. Он рад, что Марк спел по-английски. Всем знакомо это побуждение уйти от мира, но решались немногие. Фиона слушала внимательно, иногда отвечая кивком или короткой репликой. Она чувствовала себя, как пациент в больнице, мечтающий о том, чтобы добрый посетитель наконец ушел и оставил его наедине с болезнью. Огонь разгорелся, Джек, заметив, что она дрожит, подвел ее к камину и там разлил по бокалам остатки шампанского.

Они долго прожили на Грейз-инн-сквер, и он знал бенчеров Грейз-инна почти так же хорошо, как она сама. Он стал рассказывать о людях, с которыми повстречался вечером. Здешний мир был тесен, их живо интересовали его обитатели. По вечерам они частенько занимались их анатомированием. Ей не доставляло труда изредка проборматывать какие-то ответы. Джек был в приподнятом настроении, взволнован ее концертом и тем, что, он думал, предстоит им сейчас. Он рассказал ей про адвоката по уголовным делам, который учреждает с товарищами бесплатную школу. Им нужен латинский перевод их девиза «Каждый ребенок – гений». Короткий, максимум три слова, чтобы вышить на школьном блейзере под геральдическим фениксом, восстающим из пепла. Увлекательная задача. Гений – концепция восемнадцатого века, а латинское существительное «ребенок» – по большей части имеет категорию рода. Джек предложил: «Cuisque parvuli ingenium» – это слабее «гения», но «природный ум или способности» вполне сгодится. А «parvuli», на худой конец, может включать и «девочек». Потом адвокат спросил его, не интересно ли ему было бы разработать живой курс латыни для детей одиннадцати – шестнадцати лет, в разной степени способных. Увлекательная задача. Невозможно устоять.

Она слушала без всякого выражения. Не ее детям носить этот чудесный девиз. И поймала себя на том, что слишком близко к сердцу приняла тему. Сказала:

– Это будет полезное дело.

Он уловил безразличие в ее тоне и посмотрел на нее вопросительно.

– Что-то не так?

– Нет, все нормально.

Потом, нахмурив лоб, вспомнил вопрос, который не успел задать.

– Почему ты ушла в конце?

Она замялась.

– Перенервничала.

– Когда они встали? Я сам обалдел.

– Из-за последней песни.

– Малера?

– Нет, «Старой песни».

Джек посмотрел на нее с веселым недоумением. Он десяток раз слышал, как они исполняли ее с Марком.

– Чего вдруг?

В его голосе слышался оттенок раздражения. Он намеревался устроить красивый вечер, заново скрепить их брак, поцеловать ее, открыть еще бутылку, отвести ее в постель, отбросить все, что их разделяло. Она хорошо его изучила и понимала это – и пожалела его, но очень отстраненно. Сказала:

– Вспомнилось. Из прошлого лета.

– Да? – Без особого интереса.

– Мне играл эту песню на скрипке один молодой человек. Это было в больнице. Я подпевала. Кажется, мы там немного расшумелись. Он хотел сыграть еще раз, но мне пришлось уйти.

Джек был не расположен к загадкам. Он постарался говорить без раздражения.

– Начни сначала. Кто это был?

– Очень странный и красивый молодой человек. – Она говорила неохотно, падающим голосом.

– И?

– Я прервала заседание и поехала к нему в больницу. Ты помнишь. Свидетель Иеговы, тяжело больной, отказывался от лечения. Об этом было в газетах.