Книга Двор чудес - Мишель Зевако

Я с тем человеком, которого взяла себя в мужья, и с сыном прошла всю Италию насквозь. Мы пошли в Неаполь, из Неаполя в Рим, потом во Флоренцию и в Мантую. Я гадала. Муж плел всякие вещи из лозы. Они хорошо продавались, я тоже много зарабатывала, любила сына до обожания и была счастлива… Счастлива!

Это все, Манфред, я тебе рассказываю, потому что сейчас мне грустно и радостно перенестись в те времена, когда мой сын был жив. Сыну моему, Манфред, было лет шестнадцать. Он был красивый и гордый, как ты.

Итак, мы были в Мантуе, как я тебе уже рассказала. Прожили мы там месяц и уже готовы были двинуться дальше навстречу нашей бродячей судьбе, но тут на меня обрушилось страшное несчастье.

Один молодой синьор оскорбил моего сына, надсмеялся над ним, а тот его за это побил. Его тут же схватили. За это полагалась пожизненная тюрьма, а то и смерть.

Я обезумела, стала всех расспрашивать:

— Кто правит Мантуей?

Мне со смехом отвечали:

— Мантуей правит герцог, а герцогом правит госпожа Лукреция Борджиа.

Я помчалась в герцогский дворец.

Только через пару дней мне удалось попасть туда, чтобы меня провели к самой Лукреции Борджиа. Ты, должно быть, слыхал про нее, ее все знают.

Я бросилась к ногам синьоры Лукреции, рассказала, что случилось с моим сыном. Говорила, что я умру с горя, если сына мне не вернут, плакала, долго молила ее на коленях.

Сперва синьора Лукреция слушала меня высокомерно и равнодушно. Потом показалось, что до нее начали доходить мой рассказ и моя скорбь. Она внимательно на меня смотрела.

Потом она отослала дам из своей свиты, и мое сердце забилось в надежде.

— Так ты очень любишь сына? — спросила она меня.

— В нем вся моя жизнь! — рыдая, воскликнула я.

— Ты знаешь, что его должны осудить на смерть: не может жалкий цыган бить знатного дворянина. Так что его казнят… Но если хочешь, я могу его спасти.

Я слушала, сама не своя от горя.

— Если ты любишь сына, — мрачно продолжала она, — значит, для его спасения на все готова?

— На все! На все, синьора!

Она еще немного помолчала, внимательно меня разглядывая, поняла, должно быть, что я не лгу, что обезумела от материнской любви, и сказала:

— Тогда, может быть, мы и договоримся. Слушай.

— Слушаю, синьора! — ответила я и преклонила ухо к ее губам.

Синьора Лукреция продолжала:

— Знаешь город Монтефорте?

— Не знаю, но найду, если надо.

— Я тебе расскажу подробно, как туда пройти. Итак, ступай в Монтефорте. Туда идти дней десять, обратно столько же, да десять дней пробыть там. Итого месяц. Собирайся идти поскорее.

— Я готова, синьора: пойду сию же минуту.

— Прекрасно. Может тебе кто-нибудь помочь в этом деле? Там не столько сила нужна, сколько хитрость.

— Я сама все могу, синьора.

— Тогда ступай сегодня же. Иди пешком, нужно, чтобы в Монтефорте тебя никто не заметил.

— А что мне делать в Монтефорте, синьора?

Лукреция Борджиа как будто опять заколебалась.

— На меня можете положиться! — сказала я твердо. — Любое ваше поручение исполню: ведь, чтобы спасти сына, я способна на все, хоть человека убить!

Эти слова я сказала сознательно, потому что сразу догадалась: мне предлагают совершить какое-то преступление.

И слова мои успокоили синьору.

Она наклонилась ко мне и шепотом сказала:

— В Монтефорте есть человек, которого я ненавижу так, как ты любишь своего сына. В Монтефорте есть женщина, которую я ненавижу так, как ты ненавидела бы палача своего сына. Этого мужчину и эту женщину я хочу наказать. Хочешь мне помочь?

— Что угодно, синьора!

С этими словами, Манфред, я посмотрела на синьору Лукрецию. Ее лицо и впрямь перекосилось от ненависти!

Но я не испугалась. Наоборот, я подумала, что такая сильная женщина свое слово сдержит и, если я ей помогу, она спасет моего сына. Ей моя готовность явно понравилась, и она сказала мне:

— Этот человек…

Опять запнулась и сказала:

— Но если ты меня хоть когда-нибудь выдашь…

— Если я вас выдам, синьора, велите казнить моего сына: это будет и моя смерть!

— Хорошо. Итак, этот человек — шевалье де Рагастен; сейчас он стал графом Альма и владетелем Монтефорте. Эта женщина — жена его, княгиня Беатриче. Они живут в графском дворце Монтефорте, они счастливы, а я хочу их покарать.

— Что мне сделать? — воскликнула я. — Я хорошо знаю яды, если вам угодно…

Она пожала плечами и ответила таким голосом, что меня дрожь проняла:

— Яды! Про яды я и сама все знаю. Но яд — это слишком мало для Беатриче! И для Рагастена мало!

И она сказала мне:

— Слушай. У Рагастена было двое детей — оба умерли. Родился третий младенец, мальчик… И этот выживет: он унаследовал всю силу своего отца. И оба они души не чают в этом мальчике: это вся их жизнь, он их божество.

— Кажется, понимаю, синьора… Надо убить ребенка?

Я сказала это совершенно спокойно, и клянусь тебе, Манфред, прикажи мне синьора Лукреция, я убила бы сына графа Альмы.

Но она хотела иначе.

— Не перебивай меня, — сказал она. — Если его убить, им будет, конечно, страшно больно, однако со временем боль утихнет. Кто умер, тот умер, о нем в конце концов забывают. Но если они потеряют ребенка, а будут знать, что он жив, — ты понимаешь, каким адом для них с тех пор станет жизнь?! Они будут точно знать, что их сына украли цыгане, что он кочует по свету, бедный, несчастный, его постоянно колотят, он чахнет, может умереть… Вот тогда они сойдут с ума. Представь себе, как вечером они садятся у очага и говорят друг другу: “Теперь, должно быть, нашего сына бьют! В какой стране? Под какими небесами? Никогда мы этого не узнаем!” Вот о каком наказании для них я мечтала!

— Стало быть, мальчика надо украсть?

— Да, украсть, сделать из него цыгана, бандита, который кончит дни на виселице!

— Все сделаю! — воскликнула я.

— Надо будет показать ребенка мне.

— А как вы узнаете, что это он? Как доказать, что я не купила другого, чтоб вам предъявить?

— Хороший вопрос, он порукой, что у тебя все получится. Как я узнаю сына Рагастена — не беспокойся, я его видела. Я его достаточно хорошо знаю, так что ты меня не проведешь… Итак, покажи мне этого ребенка.

— Здесь?

— Нет, в Ферраре, мы в Мантуе будем еще только несколько дней. Если все сделаешь, получишь пятьсот дукатов.