Книга Граница. Таежный роман. Карты - Дмитрий Алейников

Галина прекрасно понимала, что затеянное ею предприятие крайне опасно и что она отправляется добывать деньги в самое логово не людей даже — опасных зверей. Умом понимала. А теперь, столкнувшись с этим зверьем нос к носу, увидев воочию звериный оскал, испугалась по-настоящему. И никакие доводы рассудка, что нужно успокоиться, необходимо встать и идти дальше — искать новое купе или выйти из поезда и вернуться домой, но обязательно идти, не помогали совладать со страхом.

Мгновение назад Галина разминулась со своей смертью, прошла в шаге от нее и оставила за спиной. Мысль об этом сделала ноги ватными, окутала плечи холодом, заставляя дрожать, как в лихорадке, сжала в стальном кулаке внутренности.

Галину замутило. Не в силах совладать со спазмом, она начала клониться вперед, видя, как медленно приближается пол вагона, ковровая дорожка с вытоптанной серединой и обметанными краями, полными застрявшей шелухи и сора. За мгновение до того, как она соскользнула со стула, перед ней возникли ноги в форменных ботинках и брюках, а над головой раздался взволнованный мужской голос:

— Женщина, вам плохо?

Мне плохо, подумала Галина. Мне очень плохо. Лучшая половина жизни потрачена впустую, ни детей, ни постоянного жилья, ни воспоминаний, при которых хотелось бы улыбаться. Мне плохо, потому что все, что мне досталось, — муж-раздолбай, его непомерный карточный долг, его мерзавец-сослуживец, мечтающий затащить меня в кровать. А за спиной у меня — убийцы, которые сейчас, наверное, чешут загривки, решая, догонять ли случайную свидетельницу или не стоит. И никакого выхода из этого болота. Кругом только болото, болото, болото…

Человек в форме тронул Галину за плечо:

— Плохо вам? — И с брезгливой настороженностью, отступив на шаг: — Пьяная, что ли? Из какого вагона?

И то ли от этого прикосновения, то ли от того, что нервная дрожь прошла, наконец, лопнув перетянутой струной и рассыпавшись истерическим смехом, нужные слова сами — должно быть, давешний чертенок соблаговолил вернуться — пришли на ум. Страх отступил, отпустил.

Галина выпрямилась, продолжая смеяться уже в голос, и обратила к железнодорожнику раскрасневшееся лицо.

— Хорошо мне, парень! — Мужчине было никак не меньше сорока, но Галина выбрала это обращение намеренно. — Хорошо мне, сил нет как! В отпуск я еду, на юга, соображаешь?

Проводник напряг мышцы лица, демонстрируя, что соображает изо всех сил, но то ли дело это оказалось нелегким, то ли непривычным, ничего не ответил, а лишь расплылся в заискивающе-виноватой улыбке.

Галина снова начала входить в задуманную для себя роль. Она небрежно закинула ногу на ногу, открыла сумочку и, достав червонец, подала его проводнику:

— Чайку, братец, зашкварчи! Сдачи не надо. Тут уж шарики в голове «братца» пришли в полное согласие с роликами и забегали, закружились, задвигались по привычным орбитам.

— Вам с водочкой? — интимно подавшись вперед, поинтересовался проводник. — Или с коньячком?

— Просто чаю, — степенно ответила Галина, горделиво подергивая плечом, что могло означать, например, «за чай с водочкой я плачу гораздо больше» или «такую дрянь, как у вас, я пить не стану, мне подавай армянский в пять звездочек или польский «адвокат» в холодном стакане».

Проводник засуетился, распахнул дверь служебного купе.

— Я вам сейчас высшего сорта насыплю, — прокомментировал он, копаясь в пакетах и банках. — Крупный лист, байховый.

— Сыпь, сыпь, — согласно кивнула Галина, не поворачивая головы. — Побольше, я крепкий люблю.

Из глубины служебного купе нарисовался второй проводник, с заспанным лицом, в надетой набекрень, по моде глухих сибирских деревень, фуражке.

— Мужичка ищешь? — Он оглядывал Галину небрежно, как выставленную на продажу козу.

Она медленно поднялась, в ответ смеривая железнодорожника не менее уничижительным взглядом. Так величественно и гордо поднимается, начиная свой вселенский разбег, ракета, стартующая с советского космодрома с советским человеком на советском борту. Только на последней стадии этого подъема приключился конфуз: вагон качнуло сверх меры, и Галина качнулась вместе с ним, едва не ткнувшись в нахала грудью, изрядно набухшей от заложенных туда денег.

Получилось не совсем понятно: то ли дама оскорблена, то ли совсем наоборот.

Заметив замешательство на лице проводника и поняв двусмысленность ситуации, Галина снова опустила руку в сумочку и на сей раз извлекла четвертную. Подняв купюру перед собой, как Маяковский на известном плакате держит свой серпасто-молоткастый паспорт, Галина, понизив голос, спросила, глядя прямо в глаза железнодорожнику:

— Где играют?

Второй проводник тотчас повернулся от титана, где уже заливал готовую смесь кипятком.

— Девушка, я лично вам не советую, — сказал он сочувственно. — Там серьезные ребята и деньги нешуточные.

— Ну и что? — смеясь, пожала плечами Галина. — Мои деньги. Выданы законным мужем на честно заработанный отпуск. — Что хочу, то и делаю. — И добавила, подпустив гонора в голос: — А вдруг выиграю?

— Вдруг… — Проводник сделал значительную паузу, тщательно размешивая сахар, и закончил с улыбкой: —…только кошки рождаются.

Галина сдвинула брови. Согласно ее роли, все вокруг должны беспрекословно подчиняться, она-де привыкла смотреть на всех свысока, спорить ей не к лицу.

— В каком вагоне? — спросила она холодно и стала медленно опускать руку с купюрой.

Напарник в фуражке ловко нагнулся и, перехватив четвертную зубами, мягко выхватил ее из Галиных пальцев.

— В шестом, — сообщил он, не разжимая зубов, чем заработал от дамы поощрительную улыбку. — Четвертое купе. — Он спрятал деньги и заговорил серьезнее: — Пройдете в вагон, а там… Короче, встретят вас там. И если спросят чего, то вы от Миши. Миша — это я.

— Во что играют?

— Покер, мадемуазель.

— Ладно, Миша, — Галина небрежно потрепала его по щеке, — скажу.

* * *

— Слышь, мужик, — задумчиво спросил заработавший четвертную проводник своего напарника.

— Ну? — откликнулся тот, прихлебывая темный душистый напиток.

— У природы есть свои законы, — философски заметил железнодорожник, мечтательно глядя вдоль коридора, по которому ушла Галина.

— Да ну? — деланно изумился его приятель.

— Бабочки летят на огонь, — продолжал размышлять вслух Михаил. — Почему?

Напарник даже поставил свой стакан на столик и чуть развернулся, чтобы поделиться со страждущим порцией своей мудрости.

— К ночи ее обчистят, — сообщил он тоном знатока человеческих душ и судеб, — вернется обгорелая, тут ты ее и… — он даже приподнялся, чтобы сделать неприличный жест, — утешишь!

* * *