Книга Город на воде, хлебе и облаках - Михаил Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ирка Бунжурна взрезала толпу горожан, вызвав некоторый шум среди нее, включая «Доннер-веттер» текущего водопроводного крана и «Бисмарк капут» от невидимого сантехника дяди Васи. В которые превратились невидимые прусские шпионы. А следователь П. П. Суходольский вежливо похлопал в ладони, переглянулся с ювелиром (или фальшивомонетчиком) Аароном Шпигелем, от чего тот похолодел без особых причин. Причем похолодание в нем возникало каждый раз уже лет сто – сто двадцать, когда он встречался взглядами со следователем П.П. Суходольским. Есть, есть у людей отдельных профессий, вне зависимости от национальности, некое неудобство от встречи взглядами с представителями правоохранительных органов. Так что будем считать, что похолодел не еврей Аарон Шпигель, а ювелир (фальшивомонетчик) гражданин Аарон Шпигель. Но это к деятельности Ирки Бунжурны, творимой на площади Обрезания, отношения не имеет. Она подошла к дуэту Осел – Шломо Грамотный, грозящему превратиться в попугаев-неразлучников, с недоеденным цыпленком в левой руке и протянула его Шломо. И Шломо взял этого цыпленка и разделил его на две части: для себя и для второго попугая-неразлучника. И вся площадь стала ждать, когда они съедят этого цыпленка, чтобы оба уже на сытый желудок приняли приговор горожан относительно себя, каким бы суровым он ни был. Не думаю, чтобы приговор был суровым, потому что того, кто бы его вынес, я внес бы в плашку «Правка», нашел бы его имя и нажал клавишу «Delete». Не хочу жестокостей в моем Городе. А то вон в Мадриде кодла авангардистов устроила акцию протеста. Они построили помост со столбом посредине, обложили его хворостом и сырыми дровами, вокруг построили королевскую гвардию в парадном облачении и под «Ave Maria» в исполнении оркестра барабанщиков и на медленном огне сожгли местного шута. Он орал (дрова-то были сырые). А эти авангардисты назвали эти вопли протестом против сжигания серьезных людей. Назвали все это перфомансом и получили Гран-при на биеннале «Контемпорари Арт» в Священной Римской империи. Серьезных людей все равно продолжали сжигать, а шута не было, как нет. Не будет такого в моем Городе. Наверное, я говорил это вслух, потому что поймал на себе глаза жителей моего Города, которые смотрели на меня из картинки девицы Ирки Бунжурны и согласились со мной кивками головы, а брательники Абубакар и Салим Фаттахи прикоснулись к чалмам и поклонились. И этот поклон мне что-то напомнил. И не только мне. Потому что Гутен Моргенович де Сааведра улыбнулся, подмигнул мне обоими глазами по очереди, что-то шепнул девице Ирке Бунжурне, та что-то шепнула ему, а потом сказала:
– Михаил Федорович, нам нужно закупить репейник. Осел предпочитает его. А цыпленок – это он из вежливости.
Я думаю, нет необходимости говорить вам, милые моему сердцу читатели, что говорила она, сидя на моем диване в моей квартире в моем доме в моем городе Москве Московской области. А пока я размышлял, зачем нужно закупать репейник в качестве корма для Осла, вместо того чтобы какими-либо способами (исключая насильственные) удалить его с площади Обрезания, к жителям обратился Гутен Моргенович де Сааведра:
– Господа, – начал он, – вот уже третий день на священной земле нашего Города находится неизвестный нам Осел. И гражданин нашего Города Шломо Грамотный пытается выдворить его со священных булыжников священной площади Обрезания. За эти три дня в Городе произошло немало событий. Лучшие умы Города пытались разрешить проблему. Сначала этим занимались евреи, потом этим занимались христиане, что завершилось грандиозными опьянениями обеих общин. Но в Городе существует община, а именно – мусульманская, которая, слава Аллаху, Милостивому и Милосердному, не пьет. Во всяком случае, постулирует это положение, а что там и почему на самом деле, нас не касается. Поэтому я думаю, что настало время попросить наших сограждан взять на себя решение проблемы Осла. Потому что есть у меня подозрение, что этот Осел – неверный, и мусульманам лучше знать, как надо поступать с неверными согласно воле Аллаха и Мохаммеда, пророка его. И поручить донести нашу, я думаю, общую просьбу имаму Кемалю уль Ислами братьям Абубакару и Муслиму Фаттахам. Кто-нибудь имеет что сказать?..
Имели сказать все. И сказали. И это было одно слово. И это слово было:
– Yes!!!
И братья Абубакар и Муслим двинулись в исламский квартал, чтобы донести до правоверных «Yes!!!» неверных. И если правоверные положительно решат вопрос с Ослом на площади Обрезания, то это будет первым шагом к победе ислама на территории Земли. Причем можно будет обойтись и без джихада. И как мудро сказал имам Кемаль уль Ислами по этому поводу:
– Ослы решают судьбы народов.
А неверная часть Города осталась на площади Обрезания ждать именно этого ответа. Пели песни разных народов, водили хороводы, рассказывали анекдоты, совершали торговые сделки, питались пищей, поились поиловом, кто-то за кем-то ухаживал, кто-то кого-то гнал к чертовой матери. В общем, занимались всякой ерундой, кроме работы. Ибо какая может быть работа, если на площади Обрезания… Ну, в общем, вы уже знаете… А я сидел у себя и думал, почему весь Город ни хрена не делает из-за Осла на площади Обрезания, если никто на этой самой площади Обрезания не работает. А все, господа, общинное мышление жителей нашего Города, заключающееся в простой идее: если один ни хрена, то с какого хрена мы хрена?
Но, справедливости ради, должен отметить, что по части работы такой общинности в Городе не отмечалось. Если кто-то в поте лица добывал хлеб свой, то это не значило, что весь Город обливался потом. Потому что потение – это глубоко личное дело каждого горожанина. Вот из такой вот смеси общинности в безделье и такого же индивидуализма в этом же вопросе и выросла, на мой взгляд, русская либеральная идея. (Термин «либеральная» я употребил в целях избежания обвинения в русофобстве.)
Так что народ моего Города гулеванил, и понедельник стал и для евреев и для христианского населения вторым выходным днем. А пока все ждут возвращения братьев Фаттахов из мусульманского квартала с решением имама Кемаля уль Ислами, у меня есть возможность рассказать историю происхождения названия улицы Спящих красавиц, ныне улицы Убитых еврейских поэтов. Если вы помните, я вам это когда-то, почти в самом начале книги, обещал. А я свои обещания выполняю всегда, кроме тех случаев, когда я их не выполняю. Если это невозможно или, по меньшей мере, затруднительно. К примеру, я просто не в силах жениться на всех, кому обещал, ибо Гражданский кодекс Российской Федерации мне это запрещает. Ну и прочее… Но обещание рассказать историю появления названия улицы Спящих красавиц я выполню, потому что все равно делать нечего. Ее мне поведал слепой часовщик реб Файтель, живущий в подвале дома № 6 по Третьему Маккавейскому переулку, так что самому мне ничего придумывать не надо.
Как всегда, все началось с начала.
