Книга "Фаустники" в бою - Андрей Васильченко

Батальон уничтожителей танков, снабженных ранними моделями Панцерфауста

А тем временем на главном стадионе Германии, на Рейхсшпортфельде проходила обучение и так называемая дивизия Гитлерюгенда, сформированная по приказу лидера германской молодежи Артура Аксмана. Подростки обучались стрельбе из Фаустпатронов. Аксман читал им лекции о героях Спарты и призывал люто ненавидеть врагов Рейха и безоговорочно подчиняться Адольфу Гитлеру. «У нас есть только один выбор, — говорил он, — победа или поражение». Однако большинство юношей были глубоко потрясены предчувствием скорого конца. Рейнгардт Аппель постоянно думал о потерянном поколении, сложившем головы в Первой мировой войне. Некоторую романтическую окраску происходящим вокруг ужасным событиям придало расквартирование на Рейхсшпортфельде подразделения «Блицмедель», состоящего из юных девушек.

Но очень скоро надежды на этих «энтузиастов» улетучились. В итоге Гитлеру не оставалось ничего иного, как надеяться на 12-ю армию, которой командовал генерал Венк. 12-я армия получила последнюю сформированную в Германии танковую дивизию. Приказ на формирование танковой дивизии «Клаузевиц» последовал 4 апреля 1945 года. Ядром, вокруг которого формировалась новая дивизия, были остатки 106-й танковой бригады. Перспектива скорого ввода соединения в бой вызвала быстрое (по меркам апреля 1945 года) поступление новой техники с заводов. 13 апреля прибыли 31 САУ «Штурмгешюц», 14 апреля — 10 «Пантер» и 5 «Ягдпантер», 15 апреля — 10 Pz.IV/70(V). Одновременно 13 апреля поступил приказ на подчинение «Клаузевицу» боевой группы «Путлос». К 17 апреля в составе «Путлоса» было 7 Pz.KpfW.IV, 12 Pz.Kpfw.V «Пантера», 1 Jagdpanzer IV, 1 StuG, 4 Pz.IV/70(V) и 2 «Тигра» в составе двух танковых рот. Торопливое формирование 12-й армии не могло не сказаться на боевых возможностях ее соединений. Автор не располагает документально подтвержденными данными об укомплектованности дивизий 12-й армии, однако немецкий историк Рихард Лаковски в своей книге «Зеелов 1945» привел цифры по боевому и численному составу пехотной дивизии «Фридрих Людвиг Ян». В дивизии имелось в наличии 285 офицеров, 2172 унтер-офицера и 8145 солдат, вооруженных 900 пистолетами из 1227 по штату, 826 винтовками из 3779 по штату и 1060 «Штурмгеверами» из 1115 по штату. Пистолетов-пулеметов было 0 (ноль) из 400 по штату. Из 9 штатных 75-мм противотанковых пушек ПАК-40 не было ни одной, 105-мм гаубиц leFH — также ни одной. Зато из 2700 штатных Фаустпатронов налицо были все 2700 штук. Наступление 3-й ударной армии замедлилось в связи с втягиванием ее соединения в плотно застроенные районы. Фаустпатроны стали универсальным средством борьбы: обороняющиеся применяли их не только против бронетехники, но и против орудий, установленных на прямую наводку на улицах города. Потери 3-й ударной армии за 23 апреля составили 124 человека убитыми и 841 человек ранеными. В 10 часов 24 апреля 8-я гвардейская армия соединилась с 3-й гвардейской танковой армией. Армия Венка не смогла прорваться на помощь фюреру.

Добровольцы из Гитлерюгенда доставляют Фаустпатроны на позиции

Полигонные испытания Офенрора

Обстановка в Берлине становилась критической. В самом уязвимом положении находились те немецкие части, которые оказались во время бомбежек Берлина не в траншеях, а на открытом пространстве. Так, рота фольксштурма под командованием Эриха Шредера в 7 часов утра получила приказ срочно погрузиться на автомобили и как можно быстрее выдвинуться в сторону линии фронта. Воздушный налет застал их врасплох, и у них не было времени хоть как-то окопаться. Шредер услышал два почти одновременных взрыва от авиабомбы. Один из осколков оторвал ему большой палец на ноге, второй — впился в икру на ноге, а третий — застрял в пояснице. Оставаться на месте было нельзя, и он попытался встать, чтобы найти укрытие. Большинство автомобилей, которые только что выгрузили роту фольксштурма, оказались подбиты и горели. В них рвались остававшиеся Фаустпатроны. По всей вероятности, Шредера обнаружили и положили в одну из неповрежденных машин. Он был переправлен на перевязочный пункт на станции Фюрстенвальде. Однако новый налет советской авиации, произведенный той же ночью, до основания уничтожил здание, в котором располагался этот пункт. Лишь благодаря счастливой случайности уцелел подвал, где на тот момент находились раненые. Надо отметить, что в этой ужасной ситуации едва ли не самыми отчаянными солдатами были французские эсэсовцы, добровольно сражавшиеся на немецкой стороне. Так, например, разведывательный батальон дивизии «Нордланд» был практически окружен и вновь понес тяжелые потери. В еще худшее положение попали подразделения Гитлерюгенда, которые оказались отрезаны от остальных немецких частей и попали под жестокий огонь советской артиллерии. Красноармейские танки предусмотрительно не приближались к немецким позициям, боясь выстрелов из Фаустпатронов. «Затем они стали стрелять по верхушкам деревьев, — как отмечалось в докладе командира подразделения Бекера. — Летящие сверху осколки поражали солдат, находящихся внизу». После войны выжившие французы утверждали, что никто из них не являлся национал-социалистом. Возможно, с чисто формальной точки зрения они правы, но французский фашизм был, пожалуй, даже более близок к национал-социализму, чем его итальянская или испанская редакции. По крайней мере, эти добровольцы, выразившие готовность умереть в руинах осажденного Берлина, являлись фанатичными антибольшевиками, независимо от того, верили они в «новый европейский порядок» или в «старую добрую Францию». В последние дни войны французские добровольцы набили патронами подсумки и карманы и взяли с собой оставшиеся в батальоне Фаустпатроны. В 8 часов 30 минут, в тот момент, когда они занимали свои места в автомобилях, их внимание обратил на себя проезжавший мимо открытый «Мерседес», которым управлял не кто иной, как сам рейхсфюрер СС. Гиммлер ехал без всякой охраны. «Только много лет спустя Крукенберг осознал, что Гиммлер, должно быть, возвращался в Хохенлихен из Любека, где прошлой ночью он встречался там с графом Фольке Бернадоттом, представителем шведского Красного Креста». Крукенберг приказал французам Анри Фене занять позицию на Германплац и быть готовыми отразить с помощью Фаустпатронов атаку советских танков. Фене были приданы также около ста бойцов из Гитлерюгенда. Всех их проинструктировали, что огонь следует открывать только с близкого расстояния и целиться в башню танка. Эсэсовцы полагали, что прямое попадание в башню является наиболее удачным, поскольку в результате взрыва уничтожается весь экипаж боевой машины. Один из французов так вспоминал эти последние дни Второй мировой войны: «Финк проводил меня по шахте метро до станции „Кохштрассе“ в газетном центре Берлина. Там меня ждал Вебер — солдат, которому на завтрак требовался по крайней мере один вражеский танк. Он провел меня в низко расположенную над тротуаром комнату, из которой отлично просматривалась Вильгельмштрассе. „Вы только посмотрите на это! — В трех метрах от нас неподвижно замер „Т-34“. На башне виднелся след от снаряда Фаустпатрона, гусеницы догорали и дымились. — Разве это не красота?“ — спросил Вебер тихо. Он сделал чистую работу. Еще один! Итог дня: пять подбитых Фаустпатронами танков, многочисленные атаки русской пехоты отбиты, причем русские понесли тяжелые потери. Но у нас нет ни одного противотанкового орудия, ни пушки, ни минометов. У нас остались только Фаустпатроны, автоматы и несколько пулеметов „MG-42“. Не слишком-то много! У русских же, наоборот, казалось, что на место подбитого танка тут же встают несколько новых. У них были противотанковые орудия и наводящие страх минометы в огромном количестве, И пехоты, до настоящего времени довольно осторожной, вроде бы было очень много. Но какое нам было дело до этого?» За свое упорство французы заработали невольное уважение советских солдат (насколько оно было вообще возможно в тех условиях): «Эти эсэсовские дьяволы на той стороне улицы стоят намертво. Они нас тут здорово потрепали, приданный нам танк и две самоходки фаустировали. Знаете, какое это ядовитое оружие в уличном бою?»