Книга Пустые головы - Вадим Молодых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С утра участковый Малой был на службе.
Рутинная «бодяга» казалась бесконечной в своей скуке и жизненной безысходности.
«Господи, зачем они все живут? – думал он, подшивая очередное административное дело. – Они ведь даже не понимают – не задумываются! – что живут. Скоты! Ведут себя так, словно будут жить вечно… Суетятся в своей мелочности, словно жуки в навозе копаются. А зачем? Для чего? Даже задуматься не могут… Так уже мозги засраны… Стоп! Какие, к чёрту, мозги?! Это безмозглое стадо!..»
В кабинет ворвалась, не замечая людей, Диана! Антон мгновенно непроизвольно завёлся, чему успел обрадоваться, пока невольно выдерживал паузу перед «здрасьте», чтобы не задохнуться сразу же от волнения.
– Здравствуй, – сухость из её рта пошла такая, что у Антона в секунду пересохло горло. Обращение на «ты», подчёркивая самоё себя, в то же время, пересыпалось песком подтекстного «выканья».
Антон молчал – пытался сглотнуть. Диана развила пренебрежительный суховей:
– Зачем ты мне ЭТО отправил?
– Что?
Ответный вопрос Антона так уже засушил воздух кабинета, что разбудил влажную бурю: Диана говорила, словно кричала, и кричала, словно плевалась:
– Что это значит?! Ты что, следишь за моим мужем? Может ты и за мной следишь? Как ты смеешь?! Кем ты себя возомнил? Героем-любовником? Герои таких мерзких… гадостей не делают! Негодяй! Берега попутал? Слежкой он занялся… Гляньте на него… Мерзавец! Как я была права, что ушла от тебя к Кириллу… Друг называется! Ты же урод! Ты даже не подумал, что эти цветы – знак признательности персоналу за уход за тобой в больнице… А Кира! Святой человек… А ты – псих! К врачу сходи, параноик. У тебя мания… Господи, спасибо тебе, что я вовремя с ним рассталась.
И хлопок двери сбил не умершее сразу многоточие надежды в душе Антона в одну острую точку безнадёги.
Чтобы умыть-утереть морально заплёванную морду, Малому пришлось идти в туалет к раковине. Там он, намочив холодной водой лицо, посмотрел на себя в зеркало…
Злорадный карлик был сброшен с плеч великана, больно ударился и поменял выражение лица с торжествующего на растерянно-жалкое.
И тут с необыкновенным удовлетворением, растущим по мере происходящей метаморфозы в его душе, он почувствовал и увидел, что оправляется от этого внезапного унижения, выражение лица снова становится если не злорадным теперь, то и не просто злым, но ещё и азартным, даже отчаянно весёлым.
– Лад-но… Ну, с-су-ка! Берегись.
И он с ещё большим кайфом теперь не только увидел, но и словно бы почувствовал, как сползает с его лица улыбка, и наливаются ядом глаза.
Полковник, кивнув головой, выразил хоть и молча – только глазами, но такой живой интерес, что вселил в опера энтузиазм самой высокой степени, когда по выражению начальственного лица любой подчинённый проникается мыслью, что его функция в общем деле – наиглавнейшая.
И снова – кивок, мол, «ну!».
– Скандал она ему закатила, тэ-эрищ пАлковник. Влетела, как фурия, прооралась – негодяй, мол, мерзавец – и вылетела обратно, аж хвост за ней огненный, как за кометой.
Полковничий интерес стал рассудительным:
– Откуда знаешь? Говоришь так, словно присутствовал…
Горячка сошла и с опера:
– Никак нет, не присутствовал, тэ-эрищ пАлковник. Но и без этого знаю точно – окно его кабинета было открыто, слышно было хорошо. А я ещё и поближе подобрался, как она зашла… залетела, в смысле… Чуть ли не на метле.
– Ну-ну! – Полковник не обратил внимания на метафоричность. – В чём суть-то?
– За мужа она вступилась…
Полковник, не стесняясь, выразил лицом изумление – опять в высшей степени.
– …Мол, какого хера ты его пасёшь, гнида! Кто ты такой?! Чё те надо?! Усунься, козёл!
Опер так проникновенно докладывал, что, по-видимому, сам не заметил, как перешёл на блатной жаргон.
– А с чего она взорвалась-то?
– Так с того и взорвалась, что наш объект её мужа пас! Я ж докладывал… Она упомянула, что он ей что-то такое прислал… Цветы, типа, она сказала, – это благодарность персоналу за уход за тобой… За ним, в смысле, за объектом… А ты, мол, другу своему козлишь…
– Йес! – Полковник сделал жест, как будто забил шайбу в ворота. – Я же говорил, – помнишь? – что он Кирилла с медсестрой на телефон щёлкнул. Вот и послал… А она… Ну, баба!
Он одобрительно скривил губы, показал оперу восхищенный взгляд и согласно покивал головой.
– Дальше.
– А всё.
– Объект что?
– Тишина. Закончил приём граждан, закрыл кабинет и пошёл домой… Да! По дороге зашёл в магазин. Долго стоял в спиртном отделе… То ли выбирая, то ли прицениваясь… Но потом решительно развернулся и вышел.
– Значит алкоголя не взял?
– Никак нет.
– Пошло дело…
Полковник, будто в подтверждение своих слов, и сам заходил по кабинету. Сделал знак оперу, чтоб тот сидел, не подпрыгивал – не сбивал мысль. Повторил ещё раз:
– Пошло дело…
Остановился напротив.
– С Дианы глаз не спускать! Теперь она – твой объект… Прежний объект, конечно, главнее, но…
Полковник снова показал свой взгляд оперу. Глаза начальника горели.
– …Но он рядом с ней и проявится! Он теперь очень скоро покажет себя… От любви до ненависти один шаг, как говорится…
И мгновенно сделал лицо строгим – опять в высшей степени. Даже не строгим, а суровым – опер успел поразиться столь быстрому преображению и подумать в восхищении: «Настоящий Полковник!»
– Мы на пороге событий… Трагическими они станут или только драматическими, зависит от вас, тэ-эрищ оперуполномоченный. Вы меня понимаете?
Тут уже не встать было никак нельзя.
– Так точно, тэ-эрищ пАл-ков-ник!
Начальник, не давая развиться губительной в восприятии привычке, снова поменял интонацию:
– Пасёшь Диану вплоть… Вплоть до… Спать бы с ней ложиться!
Опер сально заулыбался. Но сильно разулыбаться не успел – полковничьи глаза похолодели так, что в ушах лёд зазвенел.
– Если с ней что случится – ты будешь виноват. Ясно?
– Так точно!
У опера сердце замёрзло, но он всё же спросил – не по уставу:
– Вы полагаете, тэ-эрищ пАл-ков-ник, что объект… в смысле, прежний объект пойдёт на крайние меры?
Полковник потеплел в живом раздумье:
– Не исключено. Он, похоже, псих… Параноик… Или маньяк… А тут ревность такая… Да ещё с отповедью… Он теперь не любить её хочет… А убить… И съесть!
