Книга Ф. Г. Раневская. Женщины, конечно, умнее - Андрей Шляхов

Лучшая ее роль в те годы была Берди в «Лисичках» Лиллиан Хелман. Стержнем спектакля стала схватка двух женских характеров — Реджины (которую играла прекрасная актриса Клавдия Половикова) и Берди. Образ Реджины, подлинной главы клана бизнесменов-нуворишей Хоббартов, противостоял образу Берди, мечтательницы из среды бывших аристократов американского Юга. Как сказал Охлопков, обыгрывая фамилию Раневской: «Лисички» — американский «Вишневый сад», только там еще и по морде бьют». Действительно, Берди получала пощечину от мужа, брата Реджины. Обе актрисы превосходно сыграли труднейшие партии: Половикова — поражение в победе, Раневская — победу в поражении. Ибо ее Берди — осмеянная, поруганная, униженная — оставалась символом человеческой чистоты и достоинства».

В Театре драмы Раневская сыграла и много других ролей — от бабушки Олега Кошевого в спектакле «Молодая гвардия» по одноименной книге Фадеева (Александр Фадеев, видевший Раневскую в этой роли, однажды признался Николаю Охлопкову: «Образ бабушки Олега Кошевого создал не я, а Фаина Георгиевна») до жены ученого Лосева в пьесе Александра Штейна «Закон чести».

Вспоминает Клавдия Пугачева: «В пьесе Штейна «Закон чести» нам с Раневской неожиданно пришлось играть одну роль — Нины Ивановны, жены профессора. Первоначально на эту роль была назначена Фаина. Ее первый выход сразу же пленял публику. Она выходила, садилась за пианино, брала один аккорд и под звучание этого аккорда поворачивала лицо в зал. У нее было такое выражение лица с закатанными кверху глазами, что публика начинала смеяться и аплодировать. Она брала второй аккорд и с бесконечно усталым выражением опять поворачивалась к залу. Смех нарастал. Дальше играть было уже легко, так как зрители были в ее власти. Играла она эту роль прелестно, как все, что она делала на сцене. Она вообще была актрисой вне амплуа, она могла играть все.

И вдруг Раневская заболевает, и на эту роль Охлопков назначает меня. Я отказывалась как могла. Но тогда спектакли не отменяли, требовали срочных вводов. Охлопков настоял на своем, дал мне слово, что не будет вмешиваться и что в этой роли я могу придумать что хочу. И еще добавил: «Ты профессорша? Профессорша. Вот себя и играй».

Что мне было делать? Я мучительно искала характер и внешний облик моей героини. После находок Фаины особенно важен был первый выход. В ту пору были модны узкие юбки, и я сшила себе узкую юбку — просто трубочку. Когда я вышла на сцену и сделала несколько шажков, публика разразилась смехом и зааплодировала. Как я играла в тот день, не знаю. Знаю, что Охлопков был в зале и распорядился, чтобы впредь мы играли в очередь с Фаиной.

Поздно вечером мне позвонила Фаина: «Чертовка, что ты там придумала, что на твой выход тебе устроили овацию?» — «Успокойся, — говорю, — аплодировали не мне, а моей юбке. Ты лучше подумай, каково мне было появиться перед публикой, которая пришла на тебя, тебя любит и тебя ждала». — «Не морочь мне голову. Что за юбка такая?» Я рассказала. Пауза. «А можно, я тоже себе сделаю такую?» — «Пожалуйста».

На следующем спектакле я пошла смотреть Фаину в новой юбке. Когда она вышла, меня объял великий страх, что она упадет. Ходить в ней она не могла. Она еле-еле дошла до пианино и рухнула на стул. Во втором акте она эту юбку сняла».

«Для пьесы А. Штейна «Закон чести» (1948) характерна страстная, взволнованная публицистичность, определяющая весь ее художественный строй. Автор открыто стремится превратить театр в общественную трибуну, включить зрительный зал в активное решение вопросов, волнующих героев пьесы. Основная мысль пьесы заключается в том, что достижения советской науки, направленной на решение задач мирного строительства, попав в руки врагов мира, могут быть использованы ими в преступных целях», — писали критики в те годы[8].

На самом же деле пьеса эта была насквозь конъюнктурной и создавалась по заказу свыше. Дело в том, что публикации работ советских ученых Г.И. Роскина и Н.Г. Клюевой по биотерапии рака вызвали интерес в ООН. Оттуда был сделан запрос об открытии нового противоракового препарата в СССР. В это же время академик-секретарь АМН СССР В.В. Парин по служебным делам должен был лететь в США и подбирал материалы, которые помогли бы ему поразить мир последними достижениями советской медицины. Клюева попросила его захватить с собой и рукопись первой ее с Роскиным монографии «Биотерапия злокачественных опухолей», которая готовилась к изданию в СССР. Парин выполнил эту просьбу.

Все закончилось бы хорошо, если бы о запросе и вывозе рукописи не узнал Сталин, в то время весьма и весьма озабоченный искоренением низкопоклонства перед Западом среди своих подданных. В деле борьбы за патриотизм эту историю сочли показательной и поучительной и решили на ее примере научить недостаточно патриотично настроенных ученых любить Родину и хранить ее секреты.

Роскина, Клюеву и Парина обвинили в предательстве. В.В. Парина арестовали, осудили по стандартному в те времена обвинению в шпионаже в пользу США на двадцать пять лет лагерей (ему повезло — он просидел всего семь и вышел на волю вскоре после смерти Сталина). Был снят с работы министр здравоохранения Г.А. Митерев. Роскина и Клюеву в связи с вмешательством ООН не стали отдавать под обычный суд, но судили так называемым «судом чести», прорабатывая их на заседаниях общественных организаций. Их обвиняли в том, что, руководствуясь тщеславием, неумеренным честолюбием и преклонением перед Западом, они поспешили сообщить о своем открытии на весь мир, использовав для этого такого сомнительного посредника, как Парин.

Выполняя политический заказ, драматург Штейн быстро написал нужную пьесу «Закон чести», и по его сценарию столь же быстро был снят соответствующий фильм. Отметиться в разработке столь актуального материала поспешили и другие авторы — вскоре свет увидели пьесы Бориса Ромашова «Великая сила» и Константина Симонова «Чужая тень».

На «верных и надежных» с кремлевского олимпа не замедлил пролиться золотой дождь. Затронул он и Фаину Раневскую, которой за роль Лосевой в 1949 году была присуждена Сталинская премия второй степени, первая Государственная премия в жизни актрисы. Пятьдесят тысяч рублей по тем временам были огромными деньгами, несметным богатством!

Звания народной артистки РСФСР Фаина Георгиевна была удостоена двумя годами раньше — 5 ноября 1947 года, в преддверии празднования тридцатилетнего юбилея Октябрьской революции. В СССР любили награждать отличившихся к очередной революционной годовщине. Разрушив до основания «мир насилья», большевики принялись создавать мир новый, с новыми традициями.

Всего Сталинских премий у Фаины Георгиевны было три. Про первую уже было упомянуто, вторую — так же второй степени — она получила в 1951 году за исполнение роли Агриппины Солнцевой в спектакле «Рассвет над Москвой», а третью — Сталинскую премию третьей степени — актрисе дали в том же, 1951 году за исполнение роли фрау Вурст в фильме «У них есть Родина».

Пьеса «Рассвет над Москвой», написанная Анатолием Солнцевым, любимым драматургом вождя народов, была посвящена классическому социалистическому конфликту лучшего с хорошим и ничем особенным зрителю не запомнилась. Агриппина Солнцева, бывшая ткачиха — мать Капитолины Солнцевой, директора ткацкой фабрики. Авторитарная Капитолина, не прислушиваясь к голосу рабочих масс, собралась выпускать не самые хорошие ткани. Трудящимся фабрики, с одной стороны, и матери, с другой, удается наставить строптивую Капитолину на путь истинный.