Книга Убийство в Озерках - Мария Шкатулова

Салтыков с новой энергией принялся за очередной «детектив». Здесь тоже все оказалось непросто, тоже увязал то хвост, то голова, и окончательные формы его идея начала принимать только тогда, когда в Москву в очередной раз приехал Лёня Коган и сказал, что собирается ехать в Штаты, работать по контракту.

— Слушай, старик, помнишь, ты что-то объяснял мне прошлый раз интересное про возможность осуществлять связь с помощью компьютера… что-то такое рассказывал про удаленный доступ или что-то в этом роде…

— Еще бы, — ответил Лёня, — это ведь как раз моя тема. А что?

— Да вот у меня возник конкретный вопрос: можно ли?.. — и Салтыков объяснил, что ему нужно.

— Ну, конечно, — сказал Лёня, — нет ничего проще. Зачем тебе?

— Да ни за чем… Вернее, у меня есть одна мысль, но это потом. Сейчас расскажи, как это можно сделать.

И ни о чем не догадывающийся, Лёня рассказал. Оказалось, что все действительно совсем не так сложно, тем более что Лёня сам взялся установить нужную программу в его компьютер. Оставалось купить ноутбук, микрофон и кое-что еще по мелочи. Когда все было готово, Лёня стал учить его всем этим пользоваться, и для этого один раз даже приходил к Тоне, которой Салтыков объяснил, что это мастер, вызванный им для починки фотоаппаратуры. Тогда же, сразу после Лёниного отъезда, Салтыков «случайно» разбил Тонин аппарат.

— Смотри, — сказал Тоне Салтыков, когда принес ей новый, с автоответчиком и определителем, — это автоматический определитель номера, АОН. Когда тебе кто-нибудь позвонит, ты увидишь: вот здесь высветится номер телефона, с которого делается звонок. Если захочешь с ним говорить, трубку снимешь, а если нет, то нет. Вообще-то я тебе его покупаю для того, чтобы ты не говорила с кем не попадя, а только со мной. Ну и с матерью, конечно. Поняла?

— Да я и так никогда ни с кем…

— Ладно, ладно, я знаю, — перебил ее Салтыков, — но мало ли что, вдруг привяжется кто-нибудь на улице, сама знаешь…

Примерно тогда же предусмотрительный Салтыков, справедливо полагавший, что следственные органы в случае убийства могут заинтересоваться его персоной, объяснил Тоне, что никогда на ней не женится, потому что никогда не сможет бросить свою жену. И потом несколько раз повторял это ей, очевидно опасаясь, как бы она чего-нибудь не забыла. Тоня всегда при этом испытывала очень неприятное чувство: как будто ее простили, хотя она ничего не украла. Но вслух никогда ничего не говорила и покорно кивала.

Самое главное, как считал Салтыков, было сделано, оставалось продумать мелкие детали. Впрочем, среди деталей была одна довольно непростая: как сделать, чтобы был очевиден мотив преступления?

Вообще, план Салтыкова был построен на том, что, застав Юрганова на месте убийства или установив, что он там был или мог быть, милиция заподозрит его в любом случае и не станет особенно разбираться, он это сделал или не он. Зачем разбираться, если есть человек, на которого очень удобно все свалить? Свалил и готово: тут тебе и раскрываемость, тут тебе и премия или что там у них?…

Все было так, но осторожному Салтыкову виделся здесь некоторый риск. Вдруг попадется какой-нибудь дотошный пинкертон, не склонный к принятию простых решений, или что-нибудь не состыкуется в нарисованной им, Салтыковым, замечательной картине, и тогда подозрения падут на него одного, а рисковать ему нельзя. Значит, надо, чтобы у Юрганова в кармане лежал мотив: ну, например, какие-нибудь Люськины цацки. А для этого надо каким-то образом заставить Юрганова их взять. И заставить так, чтобы он, Салтыков, не имел к этому ни малейшего отношения. Конечно, можно было бы потом и соврать: «Мол, что вы, товарищи, ничего такого я ему не говорил… да как вы могли подумать… и даже странно…» Скорее всего, ему бы поверили, но это было чревато всякими непредвиденными неприятностями, какими-нибудь очными ставками, какими-нибудь восклицаниями, вроде «Что ж ты врешь, подлец!», а Салтыкову очень не хотелось понапрасну трепать себе нервы, да и репутацией своей он все-таки дорожил. «Пусть лучше я останусь в его памяти другом», — заключал он и продолжал думать.

Можно было, конечно, попытаться подложить ему Люськины цацки в карман незаметно, но это тоже было рискованно, потому что в любую минуту Юрганов мог обнаружить их и что-нибудь заподозрить. Нет, тут нужно было оригинальное решение. И Салтыков нашел его.

Он приедет на дачу в отсутствие Юрганова и оставит в двери письмо в запечатанном конверте, на обратной стороне которого напишет записку за Люськиной подписью, тем более что ее почерк Юрганову незнаком. «Мол, дурында такая, приехала на дачу, а ключи забыла. Привезите мне, Лева, мои драгоценности, потому что на даче они могут пропасть. И опустите по дороге письмо. Не забудьте: оно срочное». Или что-нибудь в этом роде. Как поведет себя Юрганов? Откроет дачу, возьмет Люськины цацки, уберет в карман и поедет в Москву. Скажем, на следующее утро. А он, Салтыков, увезет Люську куда-нибудь из Москвы, и сам уедет, чтобы Юрганов никого не застал и чтобы ему, следовательно, некому было их вернуть. А письмо тем временем придет по указанному адресу и, следовательно, Салтыков будет знать, что дело в шляпе.

Мысль была, что называется, интересная, но тут возникала одна сложность: какой адрес указать на конверте? Если бы Салтыков мог быть уверен, что Юрганов адреса на конверте не запомнит, можно было указать почти любой: например, Тонин или, на худой конец, его, Салтыкова, матери, потому что главное состояло в том, чтобы письмо не попало в чужие руки.

Подумав, однако, Салтыков решил, что это рискованно, а рисковать он не имеет права: во-первых, нельзя никоим образом быть уверенным в том, что Юрганов адрес на конверте не запомнит и не назовет его милиции, которая, конечно, этим адресом заинтересуется: откуда это Юрганов может знать о существовании Тони и зачем этой Тоне пишет его, Салтыкова, жена? Или зачем его жена пишет письма его матери? Да и матери, и Тоне пришлось бы в этом случае ответить на совершенно невозможный вопрос — получали ли они это письмо и где оно?

Следовательно, адрес на конверте должен быть ничей, чтобы вопросы задавать было некому.

С другой стороны, дать какой-то фальшивый адрес, чтобы это письмо просто-напросто затерялось, тоже нельзя, потому что Салтыкову это письмо надо было непременно получить — чтобы знать, что дело сделано и что драгоценности — у Юрганова. Письмо — как условный знак.

Можно было, конечно, арендовать абонентский ящик на подставное лицо, но это тоже не годилось, потому что оставляло следы.

* * *

Решение пришло само собой, когда Салтыков, возвращаясь как-то от Тони без машины, оставленной на профилактику, заметил, что в одном из домов, в квартале от Тониного дома, подъезды не закрыты на кодовые замки. Салтыков зашел и увидел, что многие из почтовых ящиков не заперты, а некоторые вообще не имеют дверцы.

Не откладывая дела надолго, Салтыков решил проверить, как работает придуманная им схема, и написал открытку на выдуманную фамилию, для начала, на Тонин адрес и опустил в центре города. Открытка появилась в Тонином ящике через пять дней. Тогда он отправил еще одно письмо, на сей раз, с вокзала. Прошло семь дней. Он повторил опыт несколько раз и только после этого рискнул послать поздравительную открытку на адрес вы бранного им соседнего дома и на фамилию несуществующего адресата. И без труда отловил ее, потому что к этому времени уже хорошо знал, в котором часу немолодая почтальонша в шерстяных носках и старых кроссовках разносит почту.