Книга Бродяга. Воскрешение - Заур Зугумов

— Что вам угодно, милейший? Чем может быть вам полезен бедный еврей?

— От бедного еврея необходима маленькая помощь, чтобы он впоследствии смог купить себе, в виде деликатеса, кусочек ливерной колбаски к чаю, — мило улыбаясь, проговорил я, внимательно наблюдая за его реакцией. Пока он приходил в себя и молча пережевывал информацию, я продолжил: — Мне нужна ваша помощь, только и всего, совсем незначительная помощь, которая к тому же вам ничего не будет стоить, скорее наоборот, вы неплохо заработаете.

— Как это хорошо знакомо: «Ничего не делать и при этом что-то иметь!» Азохенвей, за кого ви меня принимаете? Неужели я так похож на идиота?

— Ну что вы, что вы, милейший, как можно, разве посмел бы я назвать идиотом еврея, да еще и марвихера в придачу? Я же еще не сошел с ума!

С этого момента Хаим преобразился, резко поменяв облицовку, и, вперив в меня пристальный взгляд, молча разглядывал человека, который так неожиданно напомнил ему о самых жутких днях его прежней жизни в СССР.

— Что вам угодно и кто ви такой? — уже тоном делового человека резко спросил меня Хаим после минутной паузы.

— Слишком много вопросов сразу, но у нас мало времени, и поэтому я вам отвечу очень коротко: Заур Золоторучка — карманный вор и особо опасный рецидивист к вашим услугам.

— А не скажет ли сей особо опасный рецидивист, в каких лагерях ГУЛАГа, в какое время он сидел и кто был при нем из порядочных людей?

— Отчего же не скажет, — уже безо всякой иронии продолжал я отвечать на его вопросы, — еще как скажет.

И я рассказал ему вкратце, в каких лагерях и когда я чалился, и перечислил Воров, с кем коротал то незабываемое время, ибо этот хитрец под порядочными людьми подразумевал конечно же именно Урок.

Мой ответ, безусловно, впечатлил его, и он немного задумался. Время летело неумолимо, но я терпеливо ждал, ибо выбора у меня не было. Наконец Ёся, так в действительности звали этого еврея, заговорил, но уже на несколько тональностей ниже:

— Ви меня должны правильно понять, уважаемый коллега, мы не на воркутинском вокзале, а потому без какой-либо обиды и для большей ясности позвольте мне задать вам еще один вопросик?

— Да хоть два, — с готовностью и не задумываясь ответил я.

— Благодарю вас, ви очень любезны.

И он действительно воспользовался моментом и задал мне не два, а, пожалуй, двадцать два вопроса, пока не убедился в том, что я именно тот, за кого себя выдаю.

— Борух хони, борух хони, — проговорил марвихер, — ви не из Интерпола, ви свой. — Он мгновенно преобразился, приосанился и, как и положено воспитанному человеку, постарался представиться: — Красавчик Моня, или Ёсик Фенерман, к вашим услугам.

«Поистине пути Господни неисповедимы», — в какой уже раз в жизни отметил я про себя. Кого не встретишь на Матросской Тишине или в Бутырском централе в Москве, можно запросто повстречать в оперном театре Гамбурга.

Дело в том, что по ходу пьесы выяснилась очень интересная деталь. Оказывается, мы с Ёсей одновременно чалились в Устимлаге, но находились на разных командировках. Он сидел на Вэжээли, а меня развозили по всей управе и даже за ее пределы. И когда я находился на положении на пересылке, на станции Весляна в Коми АССР, он проходил через нее этапом, слышал, кто смотрит за общаком, но в лицо меня никогда не видел.

— Надо же, такая встреча, Заур, мне кажется, что театр можно на сегодня отменить и вспрыснуть это событие, как и положено, чисто по-арестантски, — сказал мне Ёся после всех своих вшивых промацовок так, как если бы мы сидели на нарах и дело шло о варке кругаля чифиря.

— Ёся, дорогой, — уже совсем по-дружески перебил я марвихера, — сейчас нет времени, вспрыснем чуть позже.

И я подробно объяснил ему то, ради чего затеял всю эту катавасию.

По мере того как я втолковывал ему суть предстоящей делюги, глаза его начинали поблескивать, и в конце беседы он преобразился окончательно. Ему явно понравилась роль, которую я отводил ему в предстоящем спектакле.

Еще бы, ведь главное для него — минимум риска и максимум прибыли, как я и обещал. В принципе с самого начала я на это и рассчитывал, а как же еще можно было вовлечь в это рискованное предприятие такого человека? Но я никак не мог ожидать того, что этот марвихер окажется в прошлом арестантом ГУЛАГа. Это обстоятельство (имелась в виду воровская доля) круто меняло дело, но не саму его суть.

Билет мой Ёсе был конечно же не нужен, и я отдал его просто так молодой, элегантно одетой даме. Такие подарки здесь не приняты, но я как мог, по-простецки постарался внушить ей то, что этот поступок обусловлен исключительной загадочностью русской души, о которой так любят посудачить в мире.

Глава 27

Ёся, как и любой порядочный еврей, знал толк в драгоценностях намного лучше меня, а потому в этом плане ему отводилась главенствующая роль.

Выбор он сделал почти мгновенно, как только мы оказались в фойе театра. Дама постбальзаковского возраста. Черные как смоль волосы гладко зачесаны, открывая довольно красивое лицо с поблескивающими карими глазами. Она была в вечернем малиновом платье с вырезом, обнажавшим плечи. Два рубина, величиной с голубиное яйцо, висели на мочках ее ушей как сгустки крови. На руке, которой она опиралась на своего кавалера, сверкало кольцо с таким же камнем. Ее шею, уже заметно дряблую и покрытую густым слоем пудры, украшало изумительной красоты колье из сапфиров, обрамленных редчайшими желтыми бриллиантами.

Это было произведение ювелирного искусства, на которое можно любоваться целую вечность, но у меня, к сожалению, на это не было времени. Всего несколько секунд — либо при выходе из зала во время антракта, либо при входе в зал после него. Все зависело от обстоятельств и воровского фарта. Ёся, как я и ожидал, оказался способным малым и мой маленький урок претворил в жизнь с ловкостью старого и опытного ширмача. Благоприятная ситуация настала, лишь когда дама под руку со своим кавалером входила после второго звонка, прозвучавшего в антракте, в зал. Это был худший из вариантов, но других мне больше бы не представилось. Я знал это наверняка и решил работать.

Дело в том, что еще до начала представления мне потребовалось некоторое время на то, чтобы, прохаживаясь неподалеку от этой парочки, изучить застежку на колье дамы. Конечно же, я знал их великое множество, и, как правило, на очень дорогих украшениях все они были одинаково сложны. Наконец, убедившись в том, что я справлюсь с возложенной на себя задачей, я цинканул Ёсе, чтобы он начинал потихоньку заходить вперед, а сам тем временем стал приближаться к терпиле сзади.

Когда она была уже почти зажата между нами, я кашлянул и, вытащив марочку, решил проверить чувствительность этой особы.

— Entsсhuldigen Sie mir bitte, Frau, — сказал я на всякий случай в никуда, но все равно никто не обратил внимания на мой маневр. Ёсе достаточно было под любым предлогом на миг остановиться перед дамой, чтобы я успел прикрыть несколько пальцев программкой, которую держал в левой руке, а правой на долю секунды остановить руку с платочком, которую я медленно подносил к своему лицу, возле шеи дамы и умудриться таким нехитрым образом расстегнуть застежку так, чтобы она этого не почувствовала.