Книга Леннар. Чужой монастырь - Антон Краснов

— А, это резервный отряд из Горна, — сказал комендант Этер-ла-Винга. — Его действительно прислали по личному распоряжению Акила, но сомневаюсь, что он поедет сюда сам.

— Акил?! — тотчас же вскинулся Элькан, и все присутствующие повернулись к десятнику Мазноку, принесшему такие интересные, интригующие вести, и уже никто не думал обращать внимание на густой смрад, испускаемый прытким толстяком. — Акил может прибыть сюда лично? Да нет, едва ли. А эта карета с его цветами, она, конечно, придана для пущей важности. Вне всякого сомнения, в этом отряде могут быть несколько гареггинов. А несколько гареггинов — это уже многовато для нас. Мы и с двумя-то справились не без труда.

— Я бы так не сказала! — запальчиво возразила Черная Пантера мадемуазель Камара.

— Нет, все-таки несколько гареггинов — серьезная боевая единица, — заметил Абу-Керим. — Несколько гареггинов могут без труда завалить, как баранов, пару сотен таких молодцов, как местные гарнизонные вояки…

Один за другим люди Элькана начали вытягиваться во внутренний двор и, огибая казарму, подниматься по внешней винтовой лестнице на смотровую башню. Ее верхняя площадка была достаточно просторной, чтобы вместить добрых три десятка человек без особого ущерба для их личного пространства. Небо уже по-утреннему серело. Это было непохоже на земной рассвет, где одна часть неба начинает блекнуть, занимается розоватая дымка, сумрак чахнет и наконец разваливается, расползается под лучами восходящего солнца. В небе на крепостью Этер-ла-Винг расходились мутно-серые концентрические круги, подобные тем, что рисуются на темной воде, когда туда бросишь камень. Между контурами этих кругов проступали мутные, белесые проплешины, а время от времени проскакивали в неизмеримой высоте сухие, узкие, матовые взблески, словно там трескалось и расходилось полосами гигантское стекло. Светлело сразу и повсюду, и был недалек тот момент, когда должно было, наплывая, тускло зажечься и все набирать, набирать свою дневную силу искусственное светило Ганахиды, Четвертого уровня… Но и в ровном сером сумраке выдавливающегося из щелей мироздания утра наблюдателям на башенке прекрасно была видна колонна всадников, едущих на скакунах. О, эти местные скакуны! При взгляде на резервный отряд, обещанный Акилом, Гамов вспомнил, насколько в первое время было непросто привыкнуть к двум категориям ездовых и тягловых животных, которые имели широкое распространение в Ганахиде, да и в других землях Корабля, Нижних и Верхних. Здесь их условно именовали «лошади» и «ослы» (конечно же если в известной степени применить земные критерии). «Лошади» и «ослы», на взгляд Гамова, отличались друг от друга примерно так же, как нормально сложенный человек отличается от карлика с непропорциональной головой, короткими и мощными конечностями и низким центром тяжести. Впрочем, и «лошади», и «ослы», на взгляд уроженца Земли, были непомерно уродливыми и напоминали иллюстрации из школьного учебника биологии на самых мрачных страницах, посвященных эволюции родов и видов…

Примерно половина всадников ехала на лошадях (уберем наконец кавычки), что указывало на высокий статус главы этого отряда. Ослы преобладали в голове пелотона, ничуть не уступая в скорости лошадям. Карету с цветами Акила влекли два мощных жеребца. По обеим сторонам кареты, покачиваясь в седле, ехали смуглокожие парни, голые до пояса, с защитными шлемами в виде обвивающей череп спирали.

Гареггины.

— Так, — сказал Гамов, — уже двое… вот еще двое… Пятый. Еще двое — семь! Ох, чтоб мне!.. Это все больше напоминает приближающуюся битву у разъезда Дубосеково: дескать, велика Ганахида, а отступать некуда… Я насчитал семерых гареггинов, а среди нас только один, да и тот опальный.

— Не уверен, что у них в обозе не едет хотя бы одна «летучка», а уж одного «Дитя Молнии», как это называют наку, на всю крепость хватит, — внес свою долю паники десятник Мазнок. Он имел в виду, конечно, гравиплатформы и плазмоизлучатели.

— Напугал! Подумаешь, семь гареггинов! Просто тебе, десятник, никогда не приходилось видеть штурмовую группу спецназа ГРУ, — скептически отозвался Абу-Керим на чудовищном ганахидском.

Десятник Мазнок, конечно, ничего не понял из сказанного, но посчитал нужным состроить жуткую гримасу, верно долженствующую означать почтение. Потом он принялся пересчитывать всадников. Мазнок был весьма искусен в счете, но на третьем десятке все же сбился и вынужден был начать сначала. Комендант Гамов сказал:

— Я знаю всего около полусотни людей, у которых есть право путешествовать под личными цветами Рыжеволосого. Из гареггинов туда входят конечно же Исо и Ноэль, еще трое-четверо, но у них у всех отличительные знаки «бессмертных», которые я отсюда непременно разглядел бы.

— Так, значит, эти — смертные, — сказал Абу-Керим с непередаваемо гаденькой интонацией, и запрыгала в грубо обкорнанной черной бороде его такая же гаденькая бледная усмешка. — Уже что-то.

Длинная трубка в руках криннца Бер-Ги-Дара запрыгала, упруго изогнулась, обливаясь волнами зеленого сияния, и тут ударила раз, другой и третий, словно не мертвый инфосинтетик в его пальцах, а самый что ни на есть живой и жаждущий жизни червь отчаянно извивается, конвульсирует, пытается выскользнуть. Бер-Ги-Дар свел безволосые брови и пробормотал что-то по-дайлемски. Он стиснул извивающуюся трубку-индикатор обеими руками, и только сейчас удалось смирить эту почти живую крупную дрожь, похожую на агонию.

— Нам едва ли удастся справиться с ними в открытой схватке, — сказал он на дайлемской разновидности Общего. — Даже если предположить, что уцелевшая часть гарнизона, человек тридцать, будут драться на нашей стороне, то есть против своих… Все равно! Видно, почтенный Элькан, нам придется отложить проникновение в это твое древнее подземелье. Семь гареггинов!.. И еще отряд пехоты голов сорок. Много, слишком много.

— Предлагаю вам уходить, пока не поздно. В крепости есть черный ход, он выводит в балку, куда стекают нечистоты. Правда, он тесноват, особенно для дяди Марка, то бишь Элькана, и еще там чудовищно воняет, но другого пути для отступления не знаю. — И, вложив в свои заключительные слова всю меру сарказма, отпущенную ему местными божками, комендант Гамов добавил: — Не правда ли, я очень благожелателен к людям, только что перебившим половину моего гарнизона?

Нетерпеливая мадемуазель Элен Камара снова вцепилась в рукоять своей сабли и оскалила зубы. Быстро, быстро слетел цивилизационный лоск с этой прекрасной блюстительницы европейской политкорректности!

— Что тебе гарнизон, — свирепым басом выговорил Элькан, — ублюдки, от которых ты сам рад избавиться — да хоть таким способом! Не надо, Костенька, не надо!

— Я, конечно, могу выстроить остатки гарнизона во внутреннем дворе и торжественно заявить, что трупы — это последствие пьяной драки между вояками десятника Мазнока и десятком Кри-Вея, которому снес голову кто-то из ваших. Кстати, такое бывало… Дисциплинка! Но думаю, что глава этого отряда не очень-то поверит.

— Никуда я отсюда без тебя не пойду, Константин, — решительно заявил Элькан по-русски, но так это было сказано, что суть фразы поняла не только Элен Камара, владеющая начатками русского языка, но даже те уроженцы земель Верхних и Нижних, что были в отряде Элькана. — Ты, и только ты, поможешь нам, я это знаю! Нет времени объяснять, просто я прошу идти с нами! Или ты службу у Акила ценишь больше, чем своих земляков, своих близких, своих товарищей по экипажу кораблей того великого проекта?