Книга Фату-Хива. Возврат к природе - Тур Хейердал

И еще одно животное скрашивало нам одиночество — Пото. На Фату-Хиве этим словом называют кошек, и Пото в самом деле была кошкой, красивой, молодой дикой кошкой, по-звериному гибкой, с полосатой, как у тигра, шубкой и пушистым хвостом. Она не решалась входить в хижину, но прокрадывалась на каменную террасу, охотясь за мышами и ящерицами. Пото стала нашей постоянной гостьей после того, как Лив однажды поставила для нее мисочку с выжатой из тертого кокосового ореха густой подливой. В первый раз Пото сама угостилась подливой, которая была приготовлена нами как приправа к хлебным плодам. Мы увидели кошку из окна, когда она вскочила на стол под кухонным навесом и окунула мордочку в миску. С первого взгляда было видно, что кошечка в жизни не ела такой вкуснятины. Вылизав миску, Пото удовлетворенно вытерла лапкой морду и стала игриво кататься на каменной плите. Потом, должно быть, услышала какой-то звук из дома, потому что одним прыжком скрылась в зарослях. Но на другой день из-за каменной кладки снова выглянула любопытная мордочка. Миска на кухонном столе выглядела очень уж заманчиво… Она и на этот раз была полна подливы, и кошка стала нашей постоянной гостьей.

Нам удалось почти совсем приручить Пото. На первых порах ее озадачивало зрелище высоких двуногих лесных жителей, однако со временем она привыкла и подходила к Лив за кокосовым молоком. Но тут наши полудикие куры вздумали ревновать.

Из всех кур, подаренных нам первоначально, только две не одичали совершенно. Они постоянно приходили к дому за кормом — крошками кокосового ореха. Принадлежность к женскому полу не мешала им вести себя весьма воинственно: выпятив грудь и взъерошив перья, они важно расхаживали по террасе, по малейшему поводу затевая драку. Когда Пото покусилась на их корм, ее атаковали так яростно, что кошку будто ветром смахнуло с террасы/ и куры еще долго ее преследовали, хлопая крыльями.

Надеясь умиротворить этих драчливых особ, мы попросили Тиоти принести им жениха. Но едва ослепительно элегантного храброго рыцаря с красным гребнем выпустили на террасу, как на пернатых вахин словно бес напал. Заключив перемирие между собой, они свирепо набросились на бедного петушка, и он с отчаянным криком бежал в дебри. Позже мы нашли несколько ярких перьев под дуплистым деревом. Видно, петух прятался, пока не попал в лапы какому-то хищнику. А мужеподобные куры ходили с еще более гордым видом, чем прежде, и чувствовали себя хозяевами на нашей террасе, даже нам не хотели уступать дорогу. Они явно стыдились нести яйца около дома, делали это тайно где-нибудь в чаще, а насиживать и вовсе не помышляли.

Стоило удалиться курам, как Пото возвращалась за кокосовой подливой. Если куры пролетали над нашей крышей с таким шумом, словно по склону катилась лавина, то Пото двигалась бесшумно, как облачко. Однажды она представила нам своего кавалера, которому мы дали имя Пантера. Кавалер был примерно одного возраста с Пото, но с рыжеватой шубкой и более робкий. Пото завела Пантеру на расчищенную террасу и направилась на кухню, движением головы призывая его следовать за ней. Но Пантера жался к кустам и не решался приблизиться. Что ж, стой и смотри, как подруга уписывает кокосовые сливки, когда кур нет дома…

Только животные и навещали нас в это время. Деревья перед окном кишели птицами, а в один прекрасный день с гор спустилась длиннохвостая кобыла с жеребенком. Некоторое время они гостили на нашем участке, однако вели себя робко, точно газели. Но больше всего поразило нас появление здоровенных крабов. Это на нашей-то прогалине, в нескольких километрах от моря! Заползи в хижину омар или появись в воздухе над крышей летучая рыба, мы и то удивились бы меньше. Это не были хорошо известные на южных атоллах пальмовые воры. Вообще какой-то совсем незнакомый нам вид, и мы поймали несколько экземпляров для университетского музея в Осло. После этого случая мы больше прежнего воспринимали свою хижину как этакий Ноев ковчег среди потоков грязи и воды.

И все-таки комары оказались нашим злейшим врагом. Без рубашек и шортов лучше было не выходить за дверь, а ноги с припарками мы защищали мешками, в которых до тех пор хранились под койкой черепа. Стоило открыть дверь, и полчища маленьких писклявых чертенят устремлялись к нам, словно железные опилки к магниту. И не отбиться от них, одно спасение — снова укрыться в доме. Тогда комары облепляли кисею на окне, надеясь проникнуть внутрь. Сдуру просовывали хоботки в ячею, а длинные ноги расставляли — разве так пролезешь! Случалось иногда, что порыв ветра все-таки помогал им проскочить внутрь. Пока мы бодрствовали, с несколькими десятками таких незваных гостей еще можно было справиться. Когда же ложились спать, на всякий случай опять воздвигали оборонительный бастион в виде кисеи над нарами: на что противны дневные комары, а ночные — куда хуже. Они представляли другой вид.

Именно ночные комары переносили то, чего мы боялись пуще всего, — слоновую болезнь. Возбудитель болезни — не видимый простым глазом микроорганизм филария. Этот крохотный паразит вносится на личиночной стадии в кровь человека самкой ночного комара. До прихода белого человека на Маркизских островах вообще не знали комаров.

Как мы ни защищались, все же агрессивные ночные комары ухитрялись забираться под полог, и порой мы просыпались, искусанные с головы до ног. Мы знали, что зуд при укусе вызывается желудочным соком комара, который он впрыскивает, чтобы разбавить кровь, — так сказать, первая стадия переваривания. Когда комар ночью вонзал в нас свой хоботок, убивать его было поздно, и мы оставляли маленького хищника в покое, надеясь, что с каплей крови он всосет обратно заразные личинки. Первый признак заражения слоновой болезнью — высокая температура. Капитан Брандер рассказывал, что болезнь не разовьется, если переберешься в более прохладные края до того, как начнут отекать конечности. А уж когда распухнет нога, или рука, или мошонка, останется только прибегнуть к помощи хирурга. Да и то, уверял он, развитие отеков не прекратится.

В те дни, когда мы отлеживались под пологом, страдая от ноющей боли в зараженных фе-фе ногах, казалось, что комары заполняют все наше существование. Ослепленные ненавистью и жаждой мести, мы ударялись в жестокость. Дадим кровожадным извергам насосаться, а когда отяжелевшие красные мячики приготовятся улетать, начинаются их затруднения. С набитым брюхом невозможно проникнуть обратно через ячею. И пищит комар, и пляшет, цепляется за кисею, поворачивая к нам корму. А мы острым шипом прокалываем раздутое красное брюшко. В своем садизме мы заходили еще дальше. Увидим рой, который кружит над кисеей в поисках прохода, и поднесем к ней палец в виде приманки. Тотчас жужжащий хор пикирует на кисею, пытаясь дотянуться до пальца хоботком. Сначала мы любуемся тщетными усилиями маленьких ненасытных демонов. Потом ухватим когонибудь двумя пальцами за хоботок и — сопротивляйся не сопротивляйся — втаскиваем внутрь, безжалостно казним и скармливаем муравьям, меж тем как остальные толпятся снаружи и буквально дерутся, крылатая бестолочь, ожидая своей очереди.

Лежишь этак дома день, лежишь два, а там все же надо идти на поиски пищи. И мы ковыляли в лес на покрытых язвами, опухших ногах. Но почему так мало фруктов? Правда, пора хлебных плодов была на исходе. Однако и бананы, и феи тоже пропали… Мы перебивались кокосовыми орехами и таро. И никак не могли насытиться.