Книга Скандальная графиня - Джо Беверли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но их пока и не рассылали, – ответила Джорджия, пытаясь не выказать стыда. Проклятие, выход был один-единственный. – Я рада буду видеть вас, разумеется. Даже если приглашение запоздает.
– Ваш первый бал в вашей новой жизни… Могу я рассчитывать на первый танец?
«Нет!» – вертелось на языке у Джорджии, ведь первому танцу люди склонны придавать особое значение. Но она ответила уклончиво:
– Ну-ну, Селлерби, на это можете не рассчитывать! Впрочем, бал продлится до утра, мы с вами непременно потанцуем.
– И вы не вознаградите вашего самого преданного слугу так, как он того заслуживает?
– Уверяю вас, моей Джейн я плачу вполне щедро.
Если лицо Селлерби и выразило раздражение, то это стремительно прошло.
– Ах, хитрая леди Мей! Ваш мир заждался вас. Что ж, я согласен ждать всю ночь, смиренно смешавшись с толпой ваших обожателей. Однако дозволено ли мне будет напомнить вам, как прелестно мы с вами танцевали прежде?
И это была правда. Он был, пожалуй, лучшим танцором на светских балах, любимым ее партнером, однако явно пытался за ней ухлестывать. Нет, сейчас это точно некстати.
– Я не забуду, – сказала Джорджия, вставая. – А теперь извините, Селлерби. Поскольку моя сестра лишь недавно родила, основные обязанности по подготовке к балу легли на мои плечи.
Селлерби покорно поднялся:
– Тогда бал будет поистине изумителен, как и все увеселения, которые затевает леди Мей! Вот интересно, как мы станем величать вас, когда вы вновь выйдете замуж?
«Наверняка он подразумевал «леди Селл», – подумала она, поежившись. Нет, это звучало никуда не годно.
– Возможно, время для прозвищ прошло, – сказала она, напрявляясь к двери. – Я вскоре стану совершеннолетней.
– Подумать только, такой почтенный возраст…
Джорджия улыбнулась шутке и слегка расслабилась – поэтому, когда он, достав из кармана маленький сверток, протянул ей, она не воспротивилась.
– Сущая безделица, – сказал Селлерби, – но подарок от чистого сердца.
И прежде чем она успела вернуть назад его дар, Селлерби вышел, а в руках у Джорджии остался изящный сверток, в котором, несомненно, скрывалась пара перчаток – безупречный и стильный подарок.
Будь проклят этот человек, запоздало разозлилась она, за то, что так ее провел!
– Боюсь, легко от него не отделаться, – вздохнула Джорджия.
– Сдается, вы правы, миледи. Однако бояться нечего – достаточно будет одного вашего «нет».
– Конечно, однако, похоже, он так и будет донимать меня подарками, а мне предстоит голову ломать: возвращать их или нет!
Джорджия развязала ленту и развернула бумагу. Она не ошиблась – это были белые шелковые перчатки. Довольно короткие, изумительно изящные, с вышитыми по манжетам сердечками.
– Да уж, подарок от сердца, – сказала она, передавая перчатки Джейн. – Убери это. У меня и правда уйма работы и всего лишь двадцать четыре часа, чтобы все успеть.
Следующим вечером, когда Джорджия обдумывала, какую прическу ей соорудить, раздался стук в дверь. «Боже, только не матушка!» – молча взмолилась она.
Вошла ее подруга, леди Торримонд, в желтых шелках, безумно элегантная. Джорджия бросилась ей в объятия:
– Лиззи! Не представляешь, как я рада, что вижу тебя наконец!
Лиззи Торримонд расхохоталась, обнимая подругу:
– Ты ведь могла в любое время приехать к нам, дорогая, ты же знаешь!
– Знаю-знаю, но я хотела все время траура провести в Эрне. Как прекрасно ты выглядишь, милая.
Лиззи не блистала совершенной красотой, однако была очаровательна: кожа сияла здоровьем и чистотой, а светло-каштановые волосы были густы и шелковисты. Уже дважды став матерью, она сохранила девичью стройность стана, приобретя внутреннее спокойствие, свойственное матерям.
– Так ты решила надеть «павлиний наряд», – констатировала Лиззи. – Что ж, он явно заслуживает того, чтобы блеснуть в нем еще раз. Пожалуй, это мой самый любимый из всех твоих особенных нарядов.
Джорджия покружилась, продемонстрировав во всей красе роскошный шлейф платья, изображавший павлиний хвост.
– Что мне к нему надеть: эгрет[5]в форме павлиньего глаза или что-нибудь другое?
Лиззи устроилась на кушетке:
– Будто бы я разбираюсь в моде лучше тебя или Джейн! А что ты надевала к нему в прошлый раз?
– Джейн, чем тогда я украсила прическу, помнишь?
– Вы надевали эгрет, миледи.
– Тогда именно его и выберу. Умница, Лиззи! – Джорджия присела, чтобы Джейн могла закрепить украшение на ее прическе, но все время норовила обернуться к подруге. – Ты прекрасно поняла мой замысел: я должна появиться в свете прежней, ничуть не переменившейся.
– А ты готова к этому?
– Ну разумеется!
– Отчего же тогда ты медлишь? Почти все гости уже спустились.
– Вот закончим с прической и… – Джорджия скорчила гримаску: – Впрочем, тебя не проведешь: ты слишком хорошо меня знаешь. Я нервничаю. Ну не дикость ли? Леди Мей – и нервничает перед выходом в свет! Но в списке приглашенных есть имена, которые… немного смущают меня. Треттфорд настоял на присутствии некоторых политиков – с женами, разумеется.
– Ах вот в чем дело!
– Уверяю тебя! Лорд Норт будет, а Энни Норт всегда меня открыто осуждала, как и леди Шелборн. Хвала Небесам, Пранс остался в Эрне, вместе со своей ядовитой женушкой!
– Джорджия! – попыталась укорить подругу Лиззи.
– Но она именно такова! С жадностью ловит все последние слухи обо мне. Ты только вообрази: она прислала свою полномочную представительницу! Ее сестрица, Элоиза Кардус, прибыла нынче без предупреждения – а она такая же злюка, как и Меллисент, к тому же считает меня своей соперницей по части красоты. У бедняжки Уинни так мало свободных комнат, сестра даже пыталась предложить мне разделить покои с Элоизой, однако я топнула ножкой – и Элоизе пришлось удовольствоваться комнаткой горничной. Наверное, не стоило мне проявлять такую твердость.
– Ты чересчур мягкосердечна, Джорджия. Любой человек, являющийся в гости неожиданно, а тем паче без приглашения, должен быть благодарен даже за то, что ему не предложили поселиться в ближайшей гостинице.
– Возможно, и так… Она привезла письма от Меллисент для всех нас. Уж не знаю, о чем она пишет другим, но мне она по-дружески напоминает о том, каким позором я покрыла себя и семью и как важно мне сейчас не привлекать к себе нежелательного внимания. Она даже напоминает о том самом письме – ну, о том самом, про которое раструбила на весь свет покойная матушка Дикона, – и говорит, что оно вовсе не позабыто!