Книга Письмо на небеса - Ава Деллайра

– Смотри, куда идешь! – воскликнул один из них.

Вырезанное Скаем сердце все еще лежит на моем комоде. Я глажу его пальцами, чтобы убедиться, что мои руки реальны. Чтобы убедиться, что руки Ская реальны. Иначе и быть не может, раз он вырезал мне это сердце.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогой Курт,

Вы видели деревья зимой, когда их голые ветви покрыты птицами? Сегодня был как раз такой день. Птицы сидели неподвижно, укутав деревья своими перьями. Я дрожала. Дул сильный пронизывающий ветер, но усеянные черными дроздами ветви оставались неподвижными.

Но я не с того начала. Дело в том, что мы со Скаем в этот момент расставались. И ветер все дальше и дальше уносил от меня его голос. Я смотрела на сидящих на деревьях птиц, задаваясь вопросом, как быстро бьются их сердечки и согревает ли их быстрое сердцебиение.

Наверное, я выберусь сейчас тайком на улицу, чтобы вдоволь наплакаться.

Вернувшись сегодня домой из школы – во второй учебный день после каникул, я обнаружила прикрепленное к изгороди письмо с моим именем на нем. Это было настолько странным, я сразу же поняла, что письмо от Ская. Я села на скамейку на улице и надорвала конверт. Думаю, несмотря ни на что, я все еще надеялась на лучшее. Письмо начиналось как любовное, написанное в немного старомодном стиле. В нем говорилось о том, как сильно я отличаюсь от других девушек, о том, какая я особенная, и о том, как Скай меня любит. Он решил написать мне письмо, потому что не знал, что сказать мне в лицо. Все, чего ему хотелось – узнать меня ближе, но на Новый год он понял, что мы оба к этому не готовы. Скай написал, что я должна позаботиться о себе и что он сам позаботиться обо мне не может. «Ты будешь гораздо счастливее без меня», – написал он. После этих слов я будто со всего маху свалилась с небес на землю, в мир, из которого всеми силами пыталась улететь – в мир, где на самом деле живет Скай. Что-то очень похожее вы написали в своей предсмертной записке – что жизнь вашей дочери будет гораздо счастливее без вас. Так вот, вы ошибаетесь. Это жалкое оправдание человека, у которого не хватает духу находиться рядом. И отвратительный способ облегчить себе душу, зная при этом, что вы оставляете того, кто не хочет, чтобы вы уходили. Того, кто нуждается в вас.

Прочитав письмо, я словно потеряла разум. Мне необходимо было посмотреть Скаю в лицо, поэтому я встала со скамейки и направилась к нему домой. По дороге я пыталась до него дозвониться, но он не отвечал, и я проплакала все три с половиной километра до его дома.

Я постучала в дверь. Глаза застилали слезы, мешая видеть ясно, пока ко мне не вышла мама Ская в своем изношенном атласном халате. Ее волосы были небрежно стянуты в пучок, и из него выбивались прядки. Выражение ее лица так потрясло меня, что я перестала плакать. Оно было нежным и добрым. Ее глаза говорили, что она все прекрасно понимает. Однако прежде чем я успела хоть слово произнести, показался Скай.

– Иди в дом, мам, – сказал он. – Я скоро вернусь.

Он закрыл дверь и вышел на крыльцо, теперь украшенное блестящими пластиковыми звездами.

Моя голова была забита мыслями, но неожиданно оказалось, что мне нечего сказать. Скай был напряжен и избегал смотреть мне в глаза. Наконец он сказал:

– Идем. Я отвезу тебя домой.

Я пошла за ним, и по дороге к машине он добавил:

– Больше не приходи сюда.

Тогда у меня из глаз снова потекли слезы. Я проплакала весь обратный путь, сидя в его пикапе, пахнущем старой-престарой кожей. В этой машине мы впервые прикоснулись друг к другу. Играл ваш диск Aqua Seafoam Shame…

Когда мы приблизились к полю для гольфа рядом с моим домом, я попросила Ская остановиться. Он взглядом дал мне понять, что не сделает этого, и я повторила:

– Остановись, Скай! – Затем продолжила спокойнее: – Я просто хочу с тобой пройтись. Ты же не можешь вечно избегать разговора со мной.

Он припарковался, и мы вышли из машины. Мне вспомнилось, как мы кружили на этом поле для гольфа, пока не упали, смеясь, рядом с гусями, устроившимися на ночлег. Гуси улетели, листья опали и теперь на голых ветвях сидели дрозды, как будто укрывая их огромной шалью из перьев. У меня безостановочно текли слезы. Я хотела вернуть Ская.

– Ты сказал, что любишь меня, – сказала я.

– Да. – Его лицо заледенело.

– Тогда почему ты оставляешь меня?! – закричала я.

– Не знаю. Я не могу видеть тебя такой. Иногда ты словно исчезаешь сама в себе. Дело не в том, что ты плачешь, а в том, что я не знаю, из-за чего ты плачешь. Ты мне ничего не рассказываешь. И я не могу тебе помочь.

Я тонула в обуревавших меня чувствах и плакала все сильнее. Скай был прав. Остался бы он рядом со мной, если бы я ему все рассказала? – спрашивала я себя, уже зная, что опоздала. Почти полная луна скрылась за облаками, и, взглянув на Ская, я не увидела его лица. Лишь тень вместо него.

Во мне что-то сломано, и теперь он это видит. Никто не может меня починить. Я пыталась стать такой же храброй, как Мэй, стать яркой, свободной и сияющей, как россыпь звезд. У меня не вышло. И не могло выйти, потому что я не такая. Скай это понял. Открыл самую дальнюю дверцу в моей душе и обнаружил, что я всего лишь младшая сестренка Мэй, которая не смогла ее спасти – плохая, неправильная и во всем виноватая.

Внезапно дрозды разом взлетели с деревьев. Словно какая-то сила направила их вверх, позвала в тайное место на небесах, побывав в котором, они опять вернутся и найдут себе новые деревья. Я взлетела вместе с ними, но не уверена, что смогу когда-нибудь снова приземлиться.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогие Курт, Джуди, Элизабет, Амелия, Дженис, Джим, Эми, Аллан, Э.Э. и Джон,

надеюсь, кто-нибудь из вас слышит меня, потому что мне кажется, что весь мир погрузился в пучину тишины. Я обнаружила, что порой воспоминания застревают в теле семенами сомнений, печали и страхов, вокруг которых потом и крутятся остальные эмоции. Стоит неловко повернуться или упасть, и одно из них освободится. Оно может раствориться в крови, а может и прорасти, и тогда из маленького семени вырастет огромное дерево. Иногда стоит высвободиться одному из них, как то же самое происходит и с другими.

У меня такое ощущение, что я тону в воспоминаниях. Они все кажутся такими ясными и четкими! Мама готовит нам с Мэй чай. Возвращение из бассейна домой, в грозу, с перемазанными красными ягодами ступнями. Скачка на воображаемых лошадях через снегопад. Уезжающий на мотоцикле отец в сыплющихся на него дождем семенах вязов. Мама, укладывающая в чемодан чистые рубашки. Идущая в кино Мэй с развевающимися за спиной волосами. Ее ладонь, прижатая к оконному стеклу. Воспоминания безостановочно льются на меня.

Первое, что я помню из той ночи – звук речной воды. Она равномерно шумит, ни на секунду не прекращая своего движения. Я увидела пробивавшиеся сквозь трещины в дощатом настиле колокольчики. Два цветка затоптали, но один все еще ловил в свои чашечки лунный свет. Шум реки становился все громче, заглушая все своим ревом.