Книга Бояре Романовы в Великой смуте - Александр Широкорад

Тем не менее в первых числах марта 1604 г. Мнишек и Лжедмитрий объявились в Кракове. С самого начала Мнишек показал себя отличным политиком. Он начал с того, что устроил большой пир, куда пригласил и членов сейма. Естественно, что центральное место на пиру занимал Лжедмитрий. Претендент появился со свитой из нескольких «знатных московитов». На деле это были бродяги, бежавшие из России, или казаки. Но пьяные паны не особенно разбирались в этом, главное, что свита оказывала почти царские почести претенденту.

Вскоре самозванцу представили пятерых братьев Хрипу-новых, бежавших из России. Хрипуновы были дворянами из города Зубцова. Все пятеро дружно признали в претенденте царевича Димитрия. Вопрос, откуда они могли знать царевича раньше, поляков, естественно, не интересовал. Интересно, что показания Хрипуновых Отрепьев и Мнишек широко разрекламировали среди поляков. Но с собой в Москву Лжедмитрий Хрипуновых не взял, и впоследствии, когда Лжедмитрий уже царствовал, они вынуждены были просить покровительство короля, чтобы получить разрешение вернуться в Россию, и при его поддержке получили там земельные наделы.

Вскоре Сигизмунд III сделал решительный шаг – 15 марта претенденту была назначена аудиенция. Представ перед королем, Лжедмитрий произнес напыщенную речь, пестрящую многочисленными латинскими изречениями, риторическими фигурами и сравнениями, в которых более или менее удачно приводились подобные случаи из истории и преданий. В своем ответе Сигизмунд, связанный мнением сейма, дал понять, что он не признает Димитрия, не даст ему ни одного солдата и не нарушит перемирия, заключенного с царем Борисом, но он все это позволит Мнишку и даже будет тайно поддерживать это предприятие.

Для начала, сразу же после аудиенции, Лжедмитрия осыпали подарками, назначили ему ежегодное содержание в четыре тысячи флоринов, правда, из доходов Самборской экономии, что вряд ли понравилось Мнишку. Кроме того, король взял на себя некоторую долю расходов для дальнейшего пребывания претендента в Кракове. Ходили также слухи, что Сигизмунд заказал для будущего царя великолепный столовый сервиз с русскими гербами, и что он сам ежедневно видится с претендентом.

Разумеется, король делал все это не ради красивых глаз беглого монаха. Прежде чем попасть в королевскую резиденцию Вавель, Лжедмитрий был вынужден дать польской короне клятвенное обещание – отдать Польше половину Смоленской земли и часть Северской; заключить вечный союз между обоими государствами; разрешить свободный въезд иезуитов в Московию; позволить строить католические церкви и, наконец, обещал помочь королю вернуть шведский престол.

По сему поводу польский историк Казимир Валишевский писал: «Приходится сознаться, что, отдавая больше, чем он получал, Димитрий заключал невыгодную сделку. Ведь в этой стране Речи Посполитой попустительство, на которое дал свое согласие Сигизмунд, столь же мало значило, как и королевская власть. Он избавлял Мнишка от личных тревог, он мог подстрекнуть и еще нескольких искателей приключений, но, в сущности, вопреки желанию и первоначальному чаянию воеводы, дело не пошло дальше авантюры… Да, Димитрий давал слишком много. Но обещания ничего не стоят тому, кто не намерен их сдержать; и, здраво рассуждая, невозможно приписать такой невероятной наивности Сигизмунду и его советчикам, уверенности, что он сдержит свое обещание, когда у него явится желание и он получит власть исполнить то, что теперь обещал. Для московского царя это равнялось бы самоуничтожению! Весьма вероятно, что этот необычайный договор, тотчас же спрятанный королем в шкатулку, ключ от которой хранился у него, был в глазах Сигизмунда только залогом, бумажкой, которую можно будет использовать впоследствии, при более серьезных сношениях, как средство прижать».

Еще до встречи с королем Лжедмитрию пришлось познакомиться и с папским нунцием Клавдием Рангони. В длительной беседе нунций дал понять, что если претендент желает получить помощь от Сигизмунда, то должен отказаться от греческой веры и вступить в лоно римской церкви. Лжедмитрий немедленно согласился и за невозможностью поцеловать папскую туфлю облобызал башмак Рангони. Последний причастил претендента и миропомазал. Затем Лжедмитрию пришлось побывать на исповеди у монаха-иезуита.

24 апреля 1604 г. Лжедмитрий написал письмо папе Клименту VIII. В нем Отрепьев именовал себя «самой жалкой овечкой», «покорным слугою» его святейшества. Он отрекался от «заблуждения греков», признавал непорочность догматов веры «истинной Церкви» и, наконец, целовал ноги его святейшества, как «ноги самого Христа», и исповедовал полную покорность и подчинение «верховному пастырю и отцу всего христианства». В то же время, хотя он и рад был, что нашел вечное царство, более прекрасное, чем то, которое у него так несправедливо похитили, и выражал готовность, если на то будет воля Провидения, отказаться от престола своих предков, он допускал также, что Всевышний мог избрать его проповедником истинной веры, дабы обратить заблудшие души и возвратить в лоно католической церкви великую и набожную нацию.

Получив сие послание, Климент VIII сделал то же, что сделал Сигизмунд. Обещания претендента были приняты в Риме с радостью, и папа написал на полях письма: «Возблагодарим премного Бога за это… » Иезуиты получили полномочия использовать таким образом достигнутый в религиозном отношении успех. Что же касается политической стороны дела, то тут папа, наоборот, оказался крайне осторожным. Он соглашался не видеть в Димитрии более нового португальского короля-самозванца, но в ответе на его послание называл его «дорогим сыном» и «благородным господином» – и все!

Известив папу о своем обращении в католичество, Лжедмитрий в тот же день покинул Краков и вместе с Юрием Мниш-ком направился в Самбор. В самборском замке Лжедмитрия ожидал серьезный разговор с будущим тестем. Ведь самозванец обещал отдать королю значительную часть земель, обещанных Мнишку еще в феврале 1604 г. Поэтому Лжедмитрию пришлось заключить новый договор с Мнишком. В этом договоре, подписанном 24 мая 1604 г., самозванец торжественно клялся под страхом анафемы и обещал: 1) тотчас по вступлении на престол выдать Мнишку один миллион польских золотых для подъема в Москву и уплаты долгов, а Марине прислать бриллианты и столовое серебро из царской казны; 2) отдать Марине Великий Новгород и Псков со всеми жителями, местами, доходами в полное владение, как владели прежние цари. Города эти оставались за Мариной, хоть бы она не имела потомства от Димитрия, и вольна она в них судить и рядить, постановлять законы, раздавать волости, продавать их, также строить католические церкви и монастыри, в которых основывать латинские школы. При дворе своем Марина также вольна держать латинских духовных и беспрепятственно отправлять свое богослужение, потому что он, Димитрий, соединился уже с римской церковью и будет всеми силами стараться привести и народ свой к этому соединению. В случае если дело пойдет плохо и он, Димитрий, не достигнет престола в течение одного года, то Марина имеет право взять назад свое обещание или, если захочет, ждать еще год.

Не прошло и месяца, как Лжедмитрий вынужден был заключить другой договор. В этом договоре, подписанном 12 июня 1604 г., Лжедмитрий обязывался уступить Юрию Мниш-ку княжества Смоленское и Северское в потомственное владение, и так как половина Смоленского княжества и шесть городов из Северского княжества отойдут королю, то Мнишек получал еще из близлежащих областей столько городов и земель, чтобы доходы с них равнялись доходам с городов и земель, уступленных Сигизмунду.