Книга Война солдата-зенитчика. От студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941-1942 - Юрий Владимиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При всех процессах учебы, и особенно на территории военного городка, стрелять из пушки по-настоящему нам, новичкам, не давали. Предупредили, что во время стрельб и вообще разных взрывов поблизости следует каждому человеку широко раскрыть рот, чтобы от возникающего грохота не лопнули в ушах барабанные перепонки. Рекомендовали также закрывать уши руками. В дальнейшем первую из этих обеих рекомендаций я выполнял уже почти автоматически. В результате учебы я научился выполнять на 37-миллиметровой пушке обязанности всех ее номеров, и особенно – второго и первого. Но практически работать пришлось только вторым номером.
Нас научили, кроме того, обращаться и с другими зенитными орудиями: малокалиберным автоматическим 25-миллиметровым и пушками средних калибров – 76 и 85. Но ни в тылу, ни на фронте иметь с ними дело мне не довелось.
В нашем полку пушки для учебы, а также для отражения возможных и даже случавшихся налетов немецкой авиации на территорию самой воинской части и соседние с ней объекты располагались на поле стадиона. Здесь нас обучили быстро и правильно выкопать в земле (а она тогда была мерзлой) лопатами и ломами огневую позицию для пушки, закатывать орудие на эту позицию и устанавливать его в ней, а также выкатывать пушку из позиции. Еще научили быстро отчехлять и зачехлять ствол и другие части орудия, готовить его к бою, разбирать и собирать вновь отдельные узлы и детали пушки и, главное, пользоваться ими при стрельбе. Обучили чистке ствола пушки банником после стрельб и смазыванию узлов орудия.
Несколько хуже я научился обращению с крупнокалиберным станковым зенитным пулеметом ДШК – 12,7 мм, но иметь с ним дело в бою пришлось лишь однажды на фронте.
Скоро командование полка, по-видимому, посчитало, что пополнение, поступившее чуть более месяца назад, уже достаточно хорошо обучено и может быть отправлено на фронт или тыловые объекты, требующие их защиты зенитными орудиями от участившихся налетов немецкой авиации. Поэтому в хмурый морозный день 14 декабря 1941 года нас заставили принять воинскую присягу. Это произошло так. Перед обедом всех присягающих выстроили на поле стадиона в присутствии командира и комиссара полка и других начальников. Кратко выступил комиссар полка, попросив всех выстроенных громко повторять вслед за ним известные слова присяги, которые он тоже громко, четко и медленно произносил, читая по бумажке. В основном мы все с большим волнением и торжественностью выговаривали хором те высокопарные слова. Однако были среди нас и такие бойцы, которые лишь раскрывали рот.
После окончания данной процедуры, будучи вызван по списку, каждый из нас вышел из строя и расписался под текстом присяги, который был напечатан на небольшой бумажке. Над текстом уже были написаны накануне кем-то сверху от руки фамилия, имя и отчество присягавшего, а под ним – дата принятия присяги. Далее в столовой состоялся обед, который, разумеется, был лучше, чем в предыдущие дни.
На следующий день после принятия присяги нас сфотографировали на маленькие фото размером 2,5 на 3 сантиметра в помещении у входа на стадион и выдали каждому позже второй экземпляр фотографии.
Через пару дней всем присягнувшим выдали красноармейские книжки с изображением пятиконечной звезды на передней стороне их мягкой обложки, на обратной стороне которой было наклеено слева внизу упомянутое фото владельца. Над белым уголочком этого фото и частью изображения на нем была поставлена печать полка. Это было новое удостоверение личности, выданное взамен старого, которое мы, москвичи, как я уже писал, получили 15 октября 1941 года и которое теперь отобрали. Для заполнения наших красноармейских книжек писари полка использовали в основном сведения, приведенные в старых московских удостоверениях. Поэтому отличительной особенностью красноармейских книжек для москвичей было то, что в них было записано, что их владельцы «добровольцы». Позже из-за такой надписи на красноармейской книжке я попал в затруднительное положение, когда для меня стало неизбежным попадание к немцам в плен.
Утром 22 декабря, после того как накануне вечером в клубе скромно отметили прошедший вчера 62-й день рождения Сталина, мое пребывание в казармах полка на стадионе «Торпедо» закончилось: нашу учебную батарею, в которую прибыли свежие новобранцы, расформировали. При этом меня, Леву Утевского, Аркашу Писарева, Борю Старшинова, Ваню Борзунова и еще нескольких москвичей вместе с немосквичами перевели в новую, боевую батарею, входящую в состав другого дивизиона нашего же запасного полка. Батарею наметили разместить на территории очень важного оборонного завода номер 196, расположенного в районе Сормово перед знаменитым Сормовским машиностроительным заводом, чтобы защищать оба этих предприятия от налетов вражеской авиации.
Мишу Волкова, с которым я не успел даже попрощаться, Женю Майонова и еще кое-кого определили на учебу на курсах… химических инструкторов и оставили на территории же стадиона «Торпедо». (Миша Волков ушел потом на фронт и там погиб. Это случилось почти в конце войны, когда он стал уже старшим лейтенантом. А Женя Майонов продолжил службу в том же 90-м запасном зенитном артиллерийском полку на территории стадиона «Торпедо» в Горьком вплоть до самого дня окончания войны, умудрившись так и не побывать на фронте. Летом 1945 года, он, как бывший студент старшего курса вуза, быстро демобилизовался из армии в звании старшины и в конце августа того же года возвратился на учебу в Московский институт стали, который окончил в 1947 году. Я теперь не знаю, где он и жив ли.)
Перед тем как покинуть территорию стадиона, мы отправились в городскую баню, где помылись и сменили нательное белье. Я сразу после мытья взвесился на весах, и оказалось, что вешу всего лишь 48 килограммов – это стало результатом скудного питания в столовой и больших физических нагрузок во время службы в полку.
Кроме того, моя шея стала совсем тонкой – в последнее время приходилось при пришивании на гимнастерке подворотничка изнутри к воротнику загибать его посредине в складку при помощи иголки и черных ниток, чтобы таким образом уменьшить длину воротника и подогнать ее к диаметру шеи. Похудело сильно и мое лицо. При ходьбе начал быстро уставать, бежать было очень тяжело.
После мытья в бане мы последний раз пообедали в столовой на территории стадиона «Торпедо» и, забрав с собой свои вещи, покинули его.
Поход для службы на новой территории пришлось совершить пешим строем. Погода была солнечной, сухой и морозной. Миновав Московский железнодорожный вокзал города, мы, несшие все за спиной свои личные вещи в мешке, а сбоку противогаз в сумке, а некоторые – также винтовки и карабины, полагавшиеся зенитчикам, – пошли по пути, по которому двигался в Сормово трамвай, почти параллельно берегу Волги. Примерно часа через два, когда уже начало темнеть, прибыли на место.
Нас впустили на территорию завода и привели на большой пустырь, где стояла пара установленных кем-то заранее больших темно-зеленых брезентовых прямоугольных палаток с пирамидальной верхней частью, из центра которой валил вверх дым из торчащей круглой стальной трубы. Палатки были значительно выше человеческого роста. По бокам палаток на их нижние края был накидан снаружи толстый слой грунта и снега. Палатки удерживались в основном четырьмя пеньковыми канатами, задние концы которых были привязаны к четырем же столбам, забитым в грунт на определенном расстоянии от четырех углов каждой палатки. Вдали от палаток не очень заметно торчал выгребной туалет, сооруженный из свежих деревянных досок.