Книга Высший пилотаж - Елена Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маша не сожалела о том, что обошлась с Иоанном резко. Зачем сокрушаться о невозвратном? Слезами горю не поможешь, вовремя надо было думать, как себя вести.
Только глубоко-глубоко внутри образовалась страшная, бездонная пустота. Она, как черная дыра, заглатывала любые эмоции, и девушка казалась бесстрастно каменной. Маша держалась из последних сил. Чувствовала: еще немного — и она заболеет, как заболела мама после увольнения. Действовала автоматически, как робот, разговаривала односложно: да, нет…
— Маш, как считаешь, реально выйти замуж с ребенком? — допытывалась Лариса.
— Да.
— Машка, прикинь: идут мне эти обалденные итальянские синие чулки? — вертелась перед ней в мини-юбочке Саша.
— Нет.
Саша — и синие чулки? Боже, да это же просто хохма! Но смеяться не хотелось.
— Машенька, деточка, — соболезнующе подкатывалась Вера Петровна. — Отложить для тебя новую, увлекательную книжку талантливого отечественного автора-целителя про оздоровительные настои? Оказывается, достаточно правильно настроить себя — и любые болезни отступают! Возьмешь почитать, а?
— Да. Спасибо.
Читать книгу она вовсе не собиралась, но объяснять причины отказа было так утомительно!
В такой странной апатии она и пребывала, пока однажды дверь библиотеки не открылась и в проеме не возник знакомый силуэт, а приятный бархатистый голос не произнес с самого порога:
— Прошу не пугаться! Я не маньяк!
На сей раз Иоанн не оплошал: принес огромный букет белых роз, сразу наполнивших абонементный зал нежным благоуханием.
Вера Петровна, неодобрительно окинув визитера взглядом с головы до ног, молча уплыла в тень стеллажей, и оттуда послышалось безадресное замечание:
— Перешеек, н-да! Между правым и левым полушариями. Вот в чем разница!
Маша чувствовала, что лицо ее становится пунцовым. Хорошо, что стеллажи отбрасывают такую густую тень…
— Сашенька! — позвала она и сама услышала, как ненатурально звучит ее голос. — Ты бы занялась пока посетителем, а то мне надо заполнить каталоги. И цветы поставь в воду.
Такое неожиданное поручение обескуражило даже бойкую и охочую до мужчин Александру.
— А че я-то? Ни фига-а! Твой кадр! Цветочки — поставлю, да. Жалко, если завянут.
Иоанн от души рассмеялся:
— Вот это я понимаю — мнение эксперта! Слышали, Мария Николаевна, я — ваш кадр!
Он будто напрочь забыл, что произошло между ними у ее подъезда. Ведь они вроде как поссорились? Или нет? Маша была в недоумении. Жаль, что Саша ушла искать вазу. Лучше бы не оставаться с Ионой наедине: неясно, как себя вести.
На всякий случай она решила держаться сухо:
— Мне правда некогда. Работа.
— Разве ты не библиотекарь?
— Библиотекарь.
— Вот и поработаешь. Я хочу записаться.
— К нам?!
— А разве это запрещено?
— Нет, почему же запрещено, — совсем смешалась она. — Пожалуйста. Мы очень даже рады, читателей становится все меньше…
Саша вернулась в зал. Хорошо. При свидетелях общаться легче.
— Вот мой паспорт, — кивнул Соколов. — В прошлый раз мне девушка сказала, что это нужно.
— Обязательно. Сашенька, будь добра, занеси в журнал паспортные данные.
Маша, не заглядывая в темно-красную книжицу, передала документ Александре. Пусть Иоанн не подумает, что ее интересует содержание записей.
Однако Саша, эта воплощенная непосредственность, тут же пролистала все, от начала до конца, и не замедлила удовлетворенно сообщить во всеуслышание:
— Штампа загса нет. Неокольцованный!
Кто ее только воспитывал! И как, однако же, удачно, что ей не хватает воспитания…
— Итак, — официально спросила Маша, как бы не расслышав восклицания, — что мы хотим почитать? Фантастику, детективы, классику?
— А что бы вы порекомендовали, Мария Николаевна? — с умным видом осведомился он. — Видите ли, я давно ничего не читал вообще…
Игра в серьезность? Что ж. Пикироваться так пикироваться. Это Маша умеет, за словом в карман не полезет.
Кроме того, шутливый тон очень выгоден в ситуациях, когда откровенность и доверительность пугают и ставят в тупик.
— Могу порекомендовать новинку Поля Брегга.
— Это который всем советует голодать?
— Не только. В последней книге он советует еще пить «живую воду» — там подробно объясняется, как ее раздобыть.
— Это, к сожалению, не совсем в моем вкусе. Мне бы как раз наоборот: про сытную еду и вредные напитки типа шампанского.
— Возьмите книгу о вкусной и здоровой пище.
— Так это чтоб самому готовить! Боюсь, я не дозрел. Мне бы что-нибудь о ресторанах.
— «Живой труп» Льва Толстого. Там в ресторане у цыган дело происходит.
— Живой труп — тот, кто следует советам Брегга. А нет, к примеру, перечня лучших московских ресторанов?
Сашенька вклинилась в разговор. Она не поняла, что происходит пикировка, и отнеслась к проблеме со всей добросовестностью:
— Есть брошюра «Как сервировать стол к семейному торжеству». Правда, старенькая.
Иоанн, даже не улыбнувшись, возразил:
— Вы же смотрели мой документ. До семейного — мне еще дожить надо. А вот какой-нибудь путеводитель типа «Куда пригласить девушку»…
— А! — просияла Сашенька, довольная своей догадливостью. — Машку, что ли?
Иоанн не ответил, посмотрел на Марию. Та отвела взгляд.
Сашенька продолжала щебетать:
— У нас поблизости мексиканский ресторанчик открылся, маленький, столики прямо на воздухе, только за кирпичной загородкой. Я там, конечно, не была, но как идешь мимо, пахнет — обалдеть!
Соколов вдруг спросил совсем другим тоном — робким, мальчишеским:
— Маш… пойдем, а?
«А у меня и надеть нечего, — стучало у Маши в висках. — Юбка да блузочки… все однотипные. Шаль? Единственная приличная вещь… То есть, наоборот, все остальное слишком уж приличное, чопорное, не для таких выходов. Ну накину фисташковую поверх той же блузки с глухой застежкой. Нет, нет и еще раз нет!»
— Спасибо, но я не люблю рестораны. Народ кругом, ты ешь, а на тебя смотрят!
«Господи, что я несу? — в ужасе подумала она. — Да кто на меня посмотрит-то! Разве что с удивлением: что это за чучело такое сюда явилось?»
Мысли же Соколова были совсем противоположными: «Она права. А я, дурак, опять прокололся. Конечно, на нее все сразу начинают пялиться, а то и приставать. Насчет приставаний я, конечно, отпор дам, но все равно Мария будет в центре внимания. Мы и поговорить-то не сможем. Не дадут. Представляю, как ей осточертели кабаки…»