Книга Кошка души моей - Полина Поплавская

– Ладно. Считай, что разговор окончен, я все понял. Впрочем, у меня есть и другие планы.

«Мужчины, точно, как маленькие, – мелькнуло в голове у Пат, – если им не дали одну игрушку, они тут же найдут другую».

– Я собираюсь строить новый дом. Не потому, что меня не устраивает наша квартира, просто хочется новой жизни. Место замечательное, неподалеку… Впрочем, мы съездим туда, и я все покажу тебе, а заодно и расскажу одну замечательную историю. Кстати, нет ли у тебя на примете архитектора, который строит из этого нового напряженного бетона, ну, как в Парсипенни?

– Это тот бетон, который может выглядеть как любой другой материал?

– Да, и я предпочел бы гранит.

И, болтая о том о сем, они вышли на берег Делаварского залива. Над водой низко проносились клочковатые облака, заунывно кричали чайки, и Пат вдруг вспомнила, что один раз она уже стояла со Стивом где-то здесь неподалеку, а с океана дул тот же холодный пронизывающий ветер.

– У тебя в машине по-прежнему коньяк и пончо? – улыбнулась Пат, трогая мужа за рукав. – Пойдем, мне холодно.

И, отдаваясь ему на заднем сиденье, Пат испытала какое-то извращенное сладострастие от сознания того, что та растерянная, беременная, ищущая защиты девочка, какой она была семь лет назад, теперь сама владеет этим настоящим мужчиной, будучи вправе дарить и отвергать.

* * *

Этот разговор, несмотря на множество студийных проблем, никак не шел у Пат из головы. Разумеется, она ни в коем случае не собиралась рожать еще раз, но от слов Стива на душе остался какой-то осадок, а кроме того, ей очень понравилось то ощущение, которое она испытала с ним после этих дурацких просьб о ребенке. Вернее, ей понравилась его манера интимного общения с нею: тогда Стив был очень открыт и физически щедр.

«Все-таки надо сменить способ контрацепции, – в конце концов решила она. – Поставлю спираль, по крайней мере, она действует механически и не затрагивает весь организм».

И Пат, дождавшись нужного дня, без промедления проделала эту неприятную процедуру, после чего ее некоторая телесная сонность действительно сменилась большей открытостью и усилившимся желанием.

Стив отвечал ей тем же, и как-то, лежа на ковре в столовой, они одновременно признались друг другу что только сейчас переживают свой настоящий медовый месяц. Стив даже перестал беспрерывно улетать в свои командировки по всему свету, переложив большую часть дел на вице-президента, а Пат несколько охладела к Эммилу и старалась бывать дома почаще.

О ребенке Стив больше не заговаривал, но когда он подходил к изголовью ее постели со своим победно стоявшим естеством, которое снизу казалось Пат еще более мощным и торжествующим, она невольно пугалась того, что извергавшееся им семя может однажды нарушить установившуюся в ее жизни гармонию уверенности и независимости. Впрочем, это опасение придавало последующему акту желанную остроту.

Они занимались любовью повсюду, где удавалось: как-то раз Стив умудрился притиснуть ее в аппаратной, словно какую-нибудь молоденькую гримершу. И Пат с радостью замечала, что ее талия становится все тоньше, глаза, оттеняемые голубизной бессонных ночей, блестят все ярче, а мужчины за кофе вздрагивают в ее присутствии так же, как когда-то вздрагивали при виде Брикси Шерс.

Самое удивительное, что работе такая бурная жизнь совершенно не мешала, наоборот: Пат творила чудеса и раскопала для «Чемоданчика» ни на кого не похожую певицу, исполнявшую свои странные песни под аккордеон. Полина Оливерос, уже пятидесятилетняя женщина, никогда не записывала свои мелодии, а сочиняла их вместе со слушателями. Она просто говорила им: «Дайте мне звук, который вам нравится», – каждый предлагал что-то свое, а в результате умелой аранжировки Полины рождались потрясающие вещи. Пат была очарована этой музыкой и текстами Полины – центральной темой которых, как ни странно, было женское равноправие – и уверяла Стива, что все это еще больше приближает ее к пониманию себя. Стив только загадочно улыбался и опять притягивал ее к себе.

Как-то вечером, когда над Трентоном плыл нежный, как пудра, снег, они отправились пешком смотреть место, которое Стив облюбовал под их новое жилище. В западной части Боу-Хилл он указал Пат на старинный дом из красного кирпича.

– Ты знаешь, что это?

– Понятия не имею. Вероятно, какие-нибудь остатки вашингтоновского времени.

– О, это место когда-то вызывало столько любви и ненависти, что сейчас уже просто невозможно себе представить! Здесь жила Ла Беллиот, Красотка.

– Француженка?

– Да. Любовница Наполеона во время его египетской кампании, синеглазая и пепельно-кудрая. После войны брат Бонапарта, бывший король испанский, привез ее в Америку и поселил здесь. Строгостью нравов она, разумеется, не отличалась. Ты представляешь, что творилось со всеми добропорядочными кумушками Трентона? Она погубила не одну жизнь, не говоря уж о репутациях.

– И поэтому ты решил строиться именно здесь? – едва ли не ревниво спросила Пат.

– Именно. Когда-то я здорово висел на этой теме. Да постой, разве ты не читала «Тонтину»? «Тонтину Ватерлоо» Костена, где все это феерически здорово описано? Это был… подожди… кажется, пятьдесят шестой или седьмой, ты, конечно, была совсем крошкой, когда книга вышла. А как она гремела!

– Она у тебя есть?

– Надо порыться. Но ты оцени место – прелесть. Видишь, вот там глухая стена? Оттуда я и хочу начать: маленький водоскат, спадающий в крошечный патио, а вокруг, кольцом, дом. Знаешь, такой со множеством небольших помещений, переходов, коридорчиков… Два уровня. Осенью будет много солнца, и ты будешь сидеть в патио, как тогда, во Флориде.

Пат вздрогнула. Напоминание о давнишней беременности снова возбудило ее, а в душе вдруг поднялась странная зависть к этой Ла Беллиот.

– Пойдем домой, Стив, я замерзла.

Дома, пока Стив долго разговаривал с кем-то по телефону, она разделась догола прямо в каминной и стала принимать самые соблазнительные и бесстыдные позы, которые, по ее мнению, могли привлекать мужчин тех далеких дней, сто пятьдесят лет назад. Когда муж вошел, Пат стояла на ковре на коленях, прогнувшись всем телом назад так, чтобы он одним взглядом, сразу, мог охватить и ставшие круглыми мячиками груди, и розоватую упругость плоского живота, и набухшие зовущие губы.

Стив вошел в нее без прелюдий и ласк, выламывая пальцы, молча заполняя собой ее лоно со всеми его изгибами, разрастаясь с каждой секундой все больше, так, что Пат стало казаться, будто ее лоно раздувается в огромный шар, и когда этот шар взорвался, истекая сладостным соком, она вдруг увидела даже сквозь крепко зажмуренные глаза победную улыбку Стива.

Пат почему-то стало страшно, и когда он ушел, не подарив ей, как обычно, томной и легкой неги завершения, она еще долго лежала, свернувшись в клубочек перед пылающим камином, стараясь разгадать это странное поведение и странную улыбку.