Книга Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи - Батист Болье

Шеф Мегафон заявил:

– Прооперируем вас прямо сейчас. Расширим рану и все как следует вычистим.

И вышел, не добавив ни слова.

Я посмотрел на несчастного месье Панду. Он прикусил верхнюю губу.

Я положил руку ему на плечо и сказал:

– Я вам не соврал: он и вправду отличный хирург…

Почти 20 часов,

внизу, процедурный кабинет

Шеф Мегафон, святой покровитель циников, повернулся ко мне:

– Слухи быстро расходятся. Я узнал о твоей пассии с шестого этажа. Представь себе, я был заинтригован. Это так называемый контрперенос. Ни ей, ни тебе от этого пользы не будет. Она скоро умрет. И сколько бы ты ни занимался этой пациенткой, твоя мать не оживет.

Такого я не ожидал.

Одно слово – головокружение.

Я пробормотал беспомощно:

– Думайте что хотите.

Какая смелость!

Возьмите воздушный шар в виде льва, проткните его. Слышите? Пшшшшш – это я. Сдуваюсь на глазах.

Шеф Мегафон удалился, я закрылся в туалете и стал размышлять: неужели я и вправду слишком сильно привязался к Жар-птице?

Бланш мне только что сообщила:

– У пациентки наблюдается сонливость, чем дальше, тем больше.

Вот и все, что мне известно: у нее сонливость. Чем дальше, тем больше.

20 часов,

внизу, в голове потрепанного льва

Когда у меня в башке поднимается печальная буря, я ищу связи между совершенно разными предметами. В облаке из черных блесток на сцене появляется важный маленький человечек и, щелка я хлыстом, возглашает: “Овидий, кролик с батарейками “Дюраселл”, кот. Что между ними общего? На все про все четыре часа! ШЛЕП!”

Четыре часа? Ха! Мне хватит двух минут: понадобится только моя коллега-интерн, приемный покой и подходящие пациенты в подходящий момент.

Неделю назад ко мне в подходящий момент попали подходящие пациенты:

– Мадам Фрейд, сорок два года, приехала в больницу в сопровождении мужа, месье Фрейда. Они играли во взрослые игры, и игрушку длиной 24 см засосало в глубины толстого кишечника мадам.

Знайте, миром правят два универсальных закона: закон земного притяжения и закон кишечной перистальтики.

Первый таков: если вы подбросите вверх яблоко, оно треснет вас по голове.

Второй гласит: если вы слишком глубоко засунете в анус продолговатый предмет, кишечник, совершая свое движение, затянет его вверх и ни за что не выпустит обратно (имеющий уши…).

Мадам прооперировали. Пуссен спросил у хирурга:

– Куда игрушку девать?

– Отдай им. Это же их игрушка…

Сегодня, в 20 часов, в отделении скорой помощи.

У человека неодолимая склонность затыкать отверстия.

Пример тому – месье Фрейд, который ждал приема. Он стоял в сторонке, наклонившись вперед, у него явно болел живот. Окружающие как-то странно на него поглядывали. Если бы он мог раствориться в воздухе, он бы это сделал.

Ррррррррррр…

Месье Фрейд урчал. Точнее, урчал его живот. Нет, он не проглотил котенка и, к огорчению Овидия, не собирался превращаться в кота. Нет… Ничего похожего…

На сей раз уже месье Фрейд (ну вот, опять, скажете вы – и будете правы) решил поиграть с игрушкой для взрослых.

Второй универсальный закон неумолим.

Месье Фрейд, шаловливый супруг мадам.

Dura lex, sed lex: те же причины, та же кара.

Ррррррррррр…

Интересно, как долго может работать вибратор?

Порой я ненавижу милашку кролика “Дюраселл”.

Позднее, в операционной.

Месье Фрейду сделали операцию. Пуссен спросил у хирурга:

– Куда игрушку девать?

– Скажи, что потерялась. Я их рожи уже видеть не могу.

Никому не под силу противостоять двум универсальным законам, правящим миром.

21 час,

наверху

На шестом этаже человечек с хлыстом исчез, уступив место сбитой с толку Бланш. Она не знала, плакать ей или смеяться. Смерть человека – это всегда печально. Однако то, как ушла из жизни пациентка из первой палаты, наводило на определенные размышления, и губы сами собой складывались в улыбку.

– Миссис Келли Голдграсс скончалась, – сообщила мне Бланш бесцветным голосом.

Дочь достойного отца – очень важного лица из Букингемского дворца. Высокородная дама из высоких кругов, пятьдесят четыре года, верная подданная Ее Величества. Есть люди, которых можно охарактеризовать одним словом. С ними очень удобно: они всегда служат примером – хорошим или плохим. Если хорошим – подражать им. Если плохим – ни в коем случае им не подражать.

Миссис Келли Голдграсс была особой достойной.

И очень больной.

Тем утром Фабьенн и Бланш с удивлением констатировали, что она до сих пор не ускакала на разноцветной лошадке под звуки песни Lucy in the Sky with Diamonds.

В ее палате собрались: миссис Келли Голдграсс собственной персоной, взявшая над ней верх болезнь и ее достоинство, с коим она была неразлучна пятьдесят четыре года. Кроме того, там были: ее сын, ее дочь, ее друг – все они по очереди держали ее за руку. Она боролась три дня. Три дня близкие сменяли друг друга у ее изголовья.

Под конец третьего дня они позволили себе взять паузу и отправились пить кофе, и тут миссис Келли Голдграсс повернулась к Бланш:

– Они ушли?

– Да.

– Дайте мне руку.

Бланш робко приблизилась, и миссис Келли Голдграсс, дочь достойного отца из Букингемского дворца, взяла за руку юного интерна.

– Я хотела, чтобы они при этом не присутствовали.

И миссис Келли Голдграсс – просто класс! – скончалась, как и подобает дочери важного лица из Букингемского дворца.

Я обнял Бланш и сказал:

– Ничего не попишешь – британская утонченность!

Есть! Она улыбнулась!

Я попытался поддержать Бланш, но Смерть, унесшая миссис Келли Голдграсс и еще многих других до нее, показывает без прикрас и своих жертв, и тех, кто их окружает… Кто может утверждать: однажды в моей обычной человеческой жизни мне довелось видеть, как умирает человек? Мы все, кто работает в больнице, можем сказать: “Однажды, в такой-то день, в такой-то час, я видел… Была одна женщина… один ребенок… один мужчина… Он лежал, я долго массировал ему грудную клетку, а потом шеф сказал: “Все. Кончено”, – и я понял, что здесь, у меня под носом, когда мир падал в тартарары, совершалось великое таинство”.