Книга Оставь для меня последний танец - Мэри Хиггинс Кларк

Мы вошли в зал, в центре которого был большой квадратный бассейн, обрамленный деревьями, которые символизировали текущее время года. Поскольку была весна, мы увидели высокие стройные яблони с пышно цветущими ветками. Этот красивый зал создавал легкое настроение. Держу пари, здесь заключается не меньше важных сделок, чем в залах, где заседают правления корпораций.

Сопровождающий оставил меня с метрдотелем, и я через зал прошла за ним к столику. Даже на расстоянии видно было, что Линн выглядит великолепно. Черный костюм с белым полотняным воротничком и манжетами. Ног не видно, но бинты с рук сняты. В воскресенье она не надевала украшений, но сегодня на левом безымянном пальце я заметила широкое золотое обручальное кольцо. По пути к своим местам люди останавливались, чтобы ее поприветствовать.

Играла ли она роль, или у меня было к ней предубеждение, но я поймала себя на том, что скептически смотрю на то, как она кокетливо качает головой и вызывающе улыбается мужчине, который дотронулся до ее руки, и в котором я признала генерального директора одной из брокерских фирм.

— Все еще болит, — объяснила она ему.

В это время метрдотель усаживал меня на место. Я была рада, что Линн отвернула от меня голову. Это избавляло от необходимости обмениваться с ней символическим поцелуем.

Когда я подошла к столу, Адриан Гарнер и Чарльз Уоллингфорд привычным жестом начали отодвигать стулья, чтобы встать. Я изображал протест, и мы одновременно устроились па своих местах.

Должна сказать, эти мужчины производили впечатление. Уоллингфорд был по-настоящему красив, с утонченными чертами, встречающимися у людей, имеющих предков благородного происхождения не в одном поколении. Орлиный нос, холодные голубые глаза, темные волосы с проседью на висках, тренированное тело и красивые руки — он был олицетворением аристократа. Мне показалось, что его темно-серый костюм в почти неразличимую узкую полоску — от Армани. Картину довершал галстук с узором в приглушенно-красных и серых тонах поверх накрахмаленной белой рубашки. Я заметила, как, проходя мимо столика, некоторые женщины бросают на него оценивающие взгляды.

Адриан Гарнер был, пожалуй, примерно одного возраста с Уоллингфордом, но на этом их сходство и кончалось. Он был дюйма на два ниже, и, как я заметила в воскресенье, ни в его фигуре, ни в его лице не было и следа утонченности, столь заметной у Уоллингфорда. Лицо румяное и обветренное, словно он проводил много времени на воздухе. В тот день его глубоко посаженные коричневые глаза с проницательным взглядом были прикрыты очками. Когда он посмотрел на меня, я почувствовала, что он в состоянии прочитать мои мысли. Этот человек излучал какую-то энергию власти, отчего его ничем не примечательные желтовато-коричневый пиджак и коричневые слаксы выглядели так, словно были заказаны по каталогу.

Они с Уоллингфордом приветствовали меня. Мужчины пили шампанское, и по моему знаку официант наполнил мой бокал. Потом я увидела, как Гарнер раздраженно посматривает на Линн, пока та продолжает разговаривать с брокером. Она, должно быть, это почувствовала, потому что окончила разговор и, повернувшись к нам, при виде меня изобразила восторг.

— Карли, так мило, что вы пришли по первому зову. Можете представить, в какую переделку я попала.

— Да, конечно.

— Ну не благо ли это, что Адриан предупредил меня по поводу моего воскресного заявления, когда мы полагали, что найден обрывок рубашки Ника? А теперь, когда мы узнали, что Ника могли видеть в Швейцарии и что пропала его ассистентка, я просто не знаю, что и думать.

Но этого как раз вам говорить не следует, твердо произнес Уоллингфорд. Он взглянул на меня. — Все эти сведения конфиденциальные, — начал он. — Мы провели небольшое расследование в офисе. Некоторые служащие давно догадывались о романтических отношениях между Николасом Спенсером и Вивьен Пауэрс. Создается впечатление, что Вивьен оставалась на службе эти последние недели, потому что хотела быть в курсе расследования аварии самолета. Разумеется, задействована служба окружного прокурора, но мы также наняли частное сыскное агентство. Пожалуй, для Спенсера было бы большим утешением, если его, по общему мнению, сочтут погибшим. Но раз уж его видели в Европе, игра окончена. Теперь его считают беглецом, и можно предположить, что Пауэрс — тоже. Если стало известно, что он выжил после катастрофы, ей не было нужды ждать. Разумеется, если она тянула время, властям следовало ее допросить.

— Единственное добро, которое эта женщина сделала для меня, это то, что люди больше не считают меня парией, — сказала Линн. — По крайней мере, теперь они думают, что Ник обманул меня так же, как их. Когда я размышляю…

— Мисс Декарло, когда вы предполагаете напечатать свою статью? — спросил Адриан Гарнер.

Неужели у меня единственной из сидящих за столом вызвал досаду высокомерный тон, каким он прервал Линн? Я не сомневалась, что у Гарнера это вошло в привычку.

В надежде разозлить его в ответ, я умышленно ответила ему в стиле «если то, а если это».

— Мистер Гарнер, иногда мы имеем дело с двумя противоположными аспектами. Первый — освещение новостей для статьи, попадающей на обложку, и, разумеется, Ник Спенсер — сенсация. Другой аспект — правдивое изложение истории, не позволяющее ей стать просто набором недавних слухов. Есть ли у нас законченная история Ника Спенсера? Не думаю. По сути дела, я каждый день убеждаюсь, что мы даже поверхностно не изучили эту историю, так что на ваш вопрос ответить не могу.

Могу сказать, что мне удалось его разозлить, и это меня сильно порадовало. Адриан Гарнер мог быть невероятно успешным финансовым магнатом, но это не давало ему права быть грубым.

Я представила себе, что каждый из нас разворачивает свою линию фронта.

— Мисс Декарло… — начал он.

— Друзья зовут меня Карли.

«Не ему одному позволено прерывать людей во время разговора», — подумала я.

— Карли, четверо из сидящих за этим столом, а также инвесторы и служащие «Джен-стоун» — все мы жертвы Николаса Спенсера. Линн говорила, вы тоже вложили в компанию двадцать пять тысяч долларов.

— Да, верно. — Я вспомнила все, что слышала по поводу гарнеровского «навороченного» особняка, и решила попробовать загнать его в угол. — Это были деньги, которые я накопила для первого взноса за кооперативную квартиру, мистер Гарнер. Я о ней мечтала несколько лет: чтобы здание было с работающим лифтом, чтобы в ванной был исправный душ. Может быть, это был бы старый дом с камином. Всегда любила камины.

Я знала, что Гарнер обязан своими успехами только себе, но он не попался на удочку и не сказал нечто вроде: «Понимаю, что такое мечтать об исправном душе». Он попросту проигнорировал мои скромные мечты о хорошем жилище.

— У каждого, кто вложил средства в «Джен-стоун», своя история, свои планы, которые были нарушены, — спокойно произнес он. — Моя корпорация взяла на себя риск, объявив о намерении купить права на распространение вакцины «Джен-стоун». Мы не понесли финансового ущерба, потому что наши обязательства могли иметь силу только после одобрения вакцины Управлением по контролю за продуктами и лекарствами и после ее испытания. Тем не менее серьезно пострадало благожелательное отношение к моей компании, а это важный аспект будущего любой организации. Люди покупали акции «Джен-стоун» отчасти из-за незыблемой репутации «Гарнер фармасьютикал». В деловом сообществе ассоциативное чувство вины — вполне реальный психологический фактор, Карли.