Книга Волчья ягода - Ольга Егорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так я же сказала – всего доброго! И спасибо… за ночлег.
– Не за что. – Он в считанные секунды оказался рядом и теперь стоял напротив, почти вплотную, и внимательно рассматривал веснушки на ее лице.
Странно, как это он раньше эти веснушки не заметил? Рыженькие веснушки на бледной коже. Как ягоды на поляне, залитой солнцем.
– Да что вы на меня так смотрите? – Она нахмурилась.
– У вас, оказывается, веснушки. Как у моего Федьки. Только у него на носу, а у вас – на… щеках.
Он чуть не сказал – «на щечках».
– Дались вам мои веснушки, – проговорила она куда-то в сторону и схватилась за ручку двери.
– Майя, да что это с вами? Вы куда так торопитесь?
– К врачу, я же сказала!
Про врача она врала – однозначно. Потому что сама же несколько минут назад призналась в том, что к врачу она «безнадежно опоздала». Если безнадежно, значит, нет уже никакой надежды к этому врачу попасть. Спрашивается, зачем так торопиться?
– И вообще… Вы, кажется, ждете гостей, так что мне лучше…
– Что?! – Арсений чуть не подпрыгнул на месте, вдруг совершенно точно расшифровав причину ее поспешного бегства. Это она из-за Аськи так разволновалась, что ли? Ведь слышала его разговор! Как пить дать слышала! И после этого вдруг разнервничалась, и стала смотреть мимо, и разговаривать почти перестала…
Так это что же получается? Получается, что девушка Майя некоторым образом его… ревнует?! А ведь, черт возьми, так и получается!
И от этой мысли он так по-детски обрадовался, что ему ужасно вдруг захотелось ее расцеловать.
То есть не расцеловать, а просто – поцеловать. И непременно – в губы, полуоткрытые, которые как будто были готовы к этому поцелую, как будто ждали его, которые были так близко…
Он не стал раздумывать – просто обхватил руками ее лицо, успев заметить, как вздрогнули испуганные ресницы, и поцеловал, сходя с ума от страха и от переполнявшего душу детского, почти щенячьего, восторга.
Правда, ответного поцелуя на своих губах, к большому огорчению, он не почувствовал. Ощутил только непонимание и яростное сопротивление…
Через секунду он снова увидел ее глаза – испуганные и немножко злые.
– Это я вас поцеловал, – глупо объяснил он, отвечая на невысказанный вопрос о том, что же это было.
Ни слова не сказав, она дернула за ручку двери и, быстро скрывшись в проеме, громко захлопнула эту дверь прямо у него перед носом. Так громко, что искры из глаз посыпались…
«Или это штукатурка падает с потолка?» – весело подумал Арсений, задирая наверх голову.
Нет. Со штукатуркой на потолке было все в порядке. Хотя он бы ничуть не удивился, если бы сейчас посыпалась на него не только штукатурка, но обвалился бы весь потолок. Целиком и полностью, со всеми… вытекающими из него этажами. А заодно и пол исчез бы из-под ног, а за окном вместо утреннего солнца появились бы три луны сразу. И если бы…
В общем, он ничуть не удивился бы сейчас, если бы мир у него на глазах перевернулся.
Но вместо глобальной мировой катастрофы случилась другая – гораздо более мелкого, семейного, масштаба.
– Па-ап, – услышал он за спиной тихий голос сына.
Федька стоял посреди прихожей, бледный и чем-то насмерть перепуганный.
– Ты чего? – изменившимся голосом спросил Арсений, холодея от страшного предчувствия и уже почти срываясь с места, чтобы в очередной раз звонить в «Скорую помощь».
– Пап, я видел… Я видел, вы целовались… Значит, ты теперь… Вы теперь… Поженитесь, да?
«Нет», – хотел сказать Арсений. Но почему-то не смог.
– А как же… как же – мама? – совсем тихо спросил Федор, низко опустив голову.
И вдруг заревел – громко и жалобно, совсем по-девчачьи, и по щекам быстро-быстро заструились вниз торопливые слезы…
– О Господи! – выдохнул Арсений. – Да что же это?..
Подошел, присел на корточки, прижал к себе и долго-долго гладил по спине, успокаивая и убаюкивая.
– Глупый. Глупый ты у меня, Федька… Да мне ведь никто, кроме тебя, не нужен… И никакая жена не нужна, правда… Ну сам подумай, зачем мне жена? У меня ты есть… И Сидор… Ну хватит уже реветь… Не плачь, мой хороший, мой глупый… смешной ты мой ребенок…
Когда в дверь позвонила Ася, Федор уже не плакал. Только всхлипывал и изредка шмыгал носом.
На Асю он отреагировал спокойно – она с папой никогда не целовалась, а значит, не представляла никакой опасности.
Дмитрия Жидкова, тридцатилетнего заместителя директора фирмы «Ваш дом», на работе за глаза все называли Медведем.
Жидков об этом прекрасно знал и ни на кого не обижался, понимая, что кличка прилипла к нему неспроста. Медведь – он и есть медведь, что с этим поделаешь? Таким на свет родился, таким и вырос, с годами приобретая все больше медвежьих повадок.
Высокий, сутулый, неуклюжий, с копной всегда взъерошенных темных волос, темно-карими меланхоличными глазами, не имеющий, казалось, ни малейшего представления о дипломатичности, всегда идущий напролом и грозный до невозможности.
«Ну разве не медведь? – смеясь, говорила в детстве мама. И ласково добавляла: – Медвежонок…»
Митька, в школьные годы ужасно закомплексованный собственной неуклюжестью, вырос диковатым, необщительным и сдружиться за все эти годы сумел только с одним мальчишкой – соседом по подъезду и по парте Арсением.
Фамилия у Арсения была Волк.
Волк и Медведь были абсолютно непохожими. И казалось бы, в принципе не могли стать друзьями, но все же стали вопреки русским сказкам, возможность этой дружбы категорически опровергающим. Было что-то, что соединило их еще в первые дни школьного знакомства, да так крепко, что за двадцать с лишним лет, прошедших с того времени, они умудрились даже ни разу не поссориться.
А если разобраться, то и делить-то им было нечего. Арсений всегда и во всем был лидером, и Митька принимал это лидерство как должное, вполне удовлетворяясь своей позицией «вечно второго». Второго – это никогда не значило для него «последнего» и не было синонимом аутсайдерства. Несмотря на подобную расстановку сил, он радовался успехам и достижениям Арсения так, как радовался бы, наверное, успехам и достижениям собственного ребенка. Если бы этот ребенок у него был.
В фирме, которую под сумасшедший кредит в банке открыл Арсений, Дмитрий Жидков пахал на износ. Хотя по-другому здесь никто и не работал, но самоотдача Жидкова была какой-то особенной, неистовой. На работе его за это ценили, и только женская половина коллектива во время закрытых посиделок часто вздыхала: «Такую бы энергию – да в мирных целях!»
Под «мирными целями» подразумевалось не что иное, как семейный очаг. Или по крайней мере любовная связь с какой-нибудь женщиной, которая внесла бы в однообразную жизнь Дмитрия Жидкова, до краев наполненную рабочими проблемами и рабочими радостями, хоть какое-то разнообразие.
