Книга Презент от Железной леди - Анна Шевченко

— Откуда такая уверенность?

— Я это чувствую, — упавшим голосом сказала я.

— Тоже в экстрасенсы подалась? — с издевкой спросил Игорь.

— Да ну тебя, в самом деле. Мне так кажется, и все.

— Креститься надо, если кажется! — Он присел на одно колено и начал собирать кусочки гипсовых обломков.

— Игорь, не груби, ради бога. И так тошно! — Мне хотелось ему помочь, но с каждой минутой я впадала в приятное расслабленное состояние. Руки и ноги были теплые и тяжелые. Стресс потихоньку начал отступать, а шевелиться хотелось все меньше и меньше.

— Извини. У меня тоже нервы не железные. Мне как-то не до китайских церемоний.

— Ладно, прощаю! — сказала я, едва ворочая языком.

Игорь внимательно посмотрел на меня и неодобрительно поцокал языком.

— Пойдем-ка, детка, в кроватку. Ты, смотрю я, еле сидишь! — Не дожидаясь моего разрешения, он перенес меня из кресла в кровать. — Да не смотри ты на меня, как кролик на удава! Не стану я к тебе приставать, пока сама не захочешь! Полежишь, в себя придешь, и будем дальше думать, что за ценности ты привезла в этих челюстях.

Я закрыла глаза и попыталась разобраться в себе. Когда Игорь прикасался ко мне, я абсолютно забывала обо всех придуманных людьми и мной самой условностях и барьерах. Я всей кожей чувствовала, что нужен мне был именно этот мужчина, но в то же время прекрасно отдавала себе отчет о последствиях своих импульсивных действий. Да, когда Игорь понес меня на кровать, я и вправду испугалась повторения вчерашней ночи. И было совершенно непонятно, чего я боялась больше: того, что эта ночь повторится, или что Игорь ограничится дружеским поцелуем.

Не случилось ни того, ни другого. Уложив меня и заботливо прикрыв одеялом, он быстро отошел и сел в кресло напротив. Меня это смутило еще больше. «Лучше думать о бриллиантах и Татьяне, чем о своих отношениях с Тарховским», — наконец решила я и сказала:

— Я в норме. Давай думать.

— Ну, давай, — ответил Игорь и, пересев на кровать, взял меня за руку.

— Ты многого не знаешь! — негромко сказал он. — На такого человека, как госпожа Маргиева, наехать не так-то просто. У «Светланы» очень серьезная «крыша».

— Знаешь, мне наплевать на их «крышу». И, если честно, думать про эти дурацкие серьги я тоже не хочу. Давай лучше поедем, узнаем, есть ли что новое о Ситнюше.

— Не дергайся, Наташ. Ты уже подвигалась достаточно. Коленочка-то как? — Он легонько нажал на ушибленное место. Я поморщилась от боли, а Игорь продолжил: — Бо-бо? То-то! Так что теперь, женщина, лежи и слушайся меня. Когда надо будет, тогда и поедем. Я уже и так поднял на уши всю братву. Они сейчас носом землю роют, чтобы разобраться в этом деле, да еще и менты зашевелились. Кассету-то я им не отдал пока. Они сами позвонят мне на сотовый! Мы с тобой сейчас… — Он подумал и сказал: — Пойдем в ресторан и позавтракаем.

— Я есть не хочу… — устало сказала я без тени каприза в голосе.

— А надо, — вздохнул Игорь. — Когда я голодный, я злой, ты помнишь?!

Я кивнула.

— А на десерт пообщаемся с Эдиком, — продолжил Гоша и протянул мне руку. — Поднимайся, мадам Гончарова. А то в ресторан не успеем. Еще полчаса, и его закроют до обеда!

— А с Эдиком зачем общаться? Он же про Танькино похищение слыхом не слыхал! — Я села и спустила ноги на пол.

— Он ведь местный, ему и карты в руки. Пусть поработает. К тому же сдается мне, что рассказал он нам далеко не все. Уж больно мы с тобой, Наташка, добрые.

— Так, может, не завтракать? Как раз и разозлишься до нужной кондиции!

— Я уж лучше недозлюсь, чем недоем!

В ресторане Гоша проглотил омлет из шести яиц и пяток бутербродов с икрой. В меня он буквально впихнул один бутерброд и кофе.

— Ешь, я сказал, а то сил не будет ноги таскать! — грозно сказал он, но по его потеплевшим глазам я поняла, что Тарховский наелся и готов воспринимать мои советы.

Мы поднялись наверх и зашли в Гошин номер.

Эдик сидел у батареи и злобно сверкал глаза-; ми. Однако сказать ничего не мог — рот у него был до сих пор заклеен.

— Мне кажется, ты не прав, — сказала я, оценив ситуацию.

— Это ты, Натуля, о чем? — Игорь поймал мой взгляд и, посмотрев на пленника, с любопытством взглянул на меня.

— Я все об Эдике думаю, — пояснила я. — Мне кажется, ему нет смысла врать. Я предлагаю сдать парня в милицию. Этим мы развяжем себе руки, а в камере ему будет веселее, чем у батареи.

— Ладно, — неожиданно быстро согласился он. — Уговорила. И вправду, надоел. Что я ему, нянька? Еще ценные идеи есть?

— Есть, — сказала я, немного подумав. — Звони Мачульскому. Может, что скажет.

— Такая большая, а в сказки веришь! Неужели не надоело?

— Нет, — ответила я и достала визитку.

Мачульский сообщил, что, если мы приедем, не задерживаясь, он уделит нам немного времени.

— Что ж, значит, десерт откладывается. Эдичкой займемся потом, — решил Игорь и потрепал бандита по щеке: — Лежи, малыш, набирайся сил… пока. В тюрьме они тебе пригодятся.

ГЛАВА 19

Мы ехали по улице среди зеленеющих деревьев, но ни зелень, ни яркое солнце не радовали. Голова была забита мыслями о малоприятных событиях. Пожалуй, найденные бриллианты были единственным светлым пятном сегодняшнего дня. Я вынула из кармана платок и начала разглядывать украшения. Золото немного потускнело, зато камни были самой чистой воды.

— Слушай, Игорь, не пойму я, почему они сказали, что это — мои бриллианты.

— Вот уж не знаю. В сумке у тебя лежали, вот и твои.

— Странно это все. — Я посмотрела на сережки, снова завернула их и протянула Игорю. — Возьми-ка себе пока. У тебя надежнее будет.

— Как скажешь. — Игорь взял серьги и положил их в маленький герметичный пакетик, который убрал в карман.

Летом район, где жил Мачульский, наверное, очень ценился отдыхающими «дикарями». Небольшие, разной высоты и архитектуры коттеджи были расположены на стремящейся к морю улице. Дом Мачульского отличался от других необычностью проекта. Мне он показался жилищем человека двадцать первого века в понимании фантастов середины нашего. Подобные сооружения я видела в старых журналах, которые годами хранила моя бабушка. Старыми мы с бабулей называли не альманахи начала века, а блестящие заграничные журналы, начиная со времен хрущевской оттепели и заканчивая концом шестидесятых. Четкая линия фасада. Никаких архитектурных излишеств. Белый и стальной цвет. Много стекла. Дверь скорее всего не распахивается, а отъезжает, как в купе. В отличие от дома покойного Славы Маргиева видно, что все сделано с любовью и своими руками. Я позвонила в дверь и поймала себя на том, что жду появления на пороге человека в блестящем нейлоновом комбинезоне с антенной на голове.