Книга Пастух своих коров - Гарри Гордон

Георгий, как на театре, отвернулся и фыркнул в сторону.

— Ничего, Маша, Бог мошенницу накажет. Кстати, дома она?

— Кто?

— Да Нелька же.

— Вот уж я за ней со свечкой не хожу. Помирать будет — воды не подам!

— Будто!

— За молоком, говорю, ко мне не ходи! Я и Славке наказала: не давай этой проститутке молока!

— Послушался?

— Как же! Экономика, говорит, Машка, должна быть экономной, ты в мои дела не лезь, и я в твои не буду. Вот и весь сказ. Тогда, говорю, не давай хоть навоза. У нас ведь как: у кого говно, тот и барин…

— Ладно. — Георгий поднялся. — Пойду я.

— Погоди. А правда, что ты ходишь, побираешься на церковь?

— Правда.

— Что ж молчишь?

— С вас-то что взять?

Маша пошуршала в углу и обернулась:

— Вот. Пятьдесят рублей хватит?

— Хватит, Маша, — сказал Георгий. — Хватит. Еще останется.

В сенях он услышал Машино бормотание:

— Все берут, берут… Хоть бы кто дал.

— Бог отдаст, дура, сказано тебе, — равнодушно ответил Василий.

Нелли выпрямилась над грядкой, поправила выбившиеся из-под косынки бесцветные волосы.

— Здравствуйте, — настороженно поздоровалась она.

Этот беспризорный грузин вот уже несколько лет мелькал на деревне. Вроде бы друг Якова Семеныча, но они редко появлялись вместе. Да и разные они. Этот — видный еще мужчина, важный, но общительный, с развевающимися седыми кудрями. А тот, Яков, — чувырло какое-то, еще шестидесяти нет и ни одного седого волоса, а все равно — дедок, как еще скажешь…

— Бог помочь.

— Спасибо, — вяло сказала Нелли. — Вроде июнь, а горит всё. Воды вон в колодце — на донышке. Насос забивается…

Исчерпав тему, она вопросительно уставилась на Георгия.

— А вы от Машки? Нажаловалась, небось?

— Вы это о чем? — рассеянно спросил Георгий. — А что, Володя дома?

— Володя уехал. На похороны. Родственник у нас умер. Вроде и старый, а все равно жалко.

— А вы почему не поехали?

Нелли досадливо помяла поясницу.

— Да ну, не люблю я похорон. А вы, собственно, по какому вопросу?

— Вы, вероятно, слышали, что деревня собирается строить…

— Митяй — это еще не деревня, — усмехнулась Нелли. — Уж не знаю, какие он преследует интересы, только он нам не указ.

— Но не только ведь Митяй. Еще Леша Благов…

— Ой, Лешка-то, Лешка! Вообще умора!

— Еще Шурик с телевидения…

— А этот! Несет в своем телевизоре что ни попадя. Красуется. Уши вянут. А правда, что он женился на…

— И еще — Яков Семеныч. И я, наконец.

— Вот вы порядочный человек, — Нелли стянула резиновую перчатку и помахала рукой. — Вспотела вся. Вы порядочный человек, хоть у нас и не прописаны. Зачем вам это надо?

— Так вы примете участие? Или Володю дождаться?

— Причем тут Володя? — помрачнела Нелли. — Нет, мы не увлекаемся.

— Чем? — не понял Георгий.

— Ну, всей этой божественностью. Святостью. Мы, медицинские работники, материалисты: Бог дал, Бог взял.

— Не понял, — заинтересовался Георгий.

— Я вам вот что скажу, — рассердилась Нелли. — Я хирургическая сестра. У меня на руках каждый день умирают люди. Куда ваш Бог смотрит!

— Бог, между нами, создал людей бессмертными. Мы сами себе навредили первородным грехом…

— Не надо. Я никогда не грешу. Не так воспитана, — покраснела Нелли.

«Какая тоска», — подумал Георгий и стал следить за коршуном, планирующим над лесом. Тот высоко зависал, стоял неподвижно, плавно кружил над чем-то, снижался и вновь зависал. От верхушки сосны отделился ворон, крупным махом пошел навстречу. Коршун исчез.

— Взять хотя бы Чечню, — долетел издалека голос Нелли.

— Чечню оставьте, — поспешно сказал Георгий. — Мы так зайдем далеко.

Чечня ныла и не заживала на душе Георгия вот уже лет сто пятьдесят, если не более.

— Послушайте, — устало сказал Георгий. — Бог не лекарь. Скорее бакенщик. Видели вешки на реке? Красная означает мель, белая — фарватер. Помни об этом и плыви как хочешь. Вот и весь Бог. А если он, по-вашему, лекарь — так ему ведь платить надо.

— Да, — оживилась Нелли. — Как платят нашему брату — хоть ложись и помирай. Если бы не приватные доходы…

— Вот видите! А Бог не бюджетник. Он лечит исключительно блатных. Зато блатным может стать каждый. Стоит только обратиться. Засим — всего хорошего.

— Постойте. А что, вы уже обошли кого-нибудь? Дают?

— Дают.

— А есть список? Можно посмотреть? Просто любопытно.

— Нельзя, — жестко сказал Георгий. — Тайна вклада.

От напряжения у Георгия стянуло затылок, заболели плечи, как после тяжелого физического труда. Солнце стояло высоко, воздух от жары искривлялся над землей, искажал травы. Испарения срывали пух с одуванчиков, парашутики вздымались, сверкая на фоне дальнего леса, и исчезали в белом небе.

Хотелось все бросить, хотя бы на сегодня, но дело есть дело, тянуть нельзя, пока Митяй не остыл. Предстояло зайти к Андрею Ивановичу, а это, вроде, не так противно.

Андрей Иванович в этом году вышел на пенсию, но в его слегка погрузневшей фигуре угадывался молодой шкодливый очкарик. Он прикинулся, что не догадывается о цели визита Георгия, повел его по участку, хвастая своими новостройками.

— А вот в этом теремке я тещу держать буду. Она у меня, красавица, будет в окошке сидеть с резными наличниками. Я электролобзик купил. Пойдем, покажу наличники. Узор сам нашел в каком-то каталоге. Там, правда, вологодские кружева. А что теперь делать — времени много. Вот — баню смастырил. Не хуже, чем у Митяя. Давай помоемся?

— Да погоди. Я сейчас был у Нелли, это что-то!..

— Наш Георгий был у Нелли, — запел Андрей Иванович, — сунул хмели ей сунели!..

Из дома выглянула жена Зина, покрутила пальцем у виска, приветливо поздоровалась.

— Совсем сдурел, старый.

— Да, так я почему про Неллю. Достала она меня. Нет ли у вас чего… вмазать?

Андрей Иванович потупился.

— С этим — к Зинке. Тебе она нальет. Я думаю.

— Георгию — налью. А ты давай, включай свой лобзик.

Граммов тридцать все-таки досталось Андрею Ивановичу.

Георгий, выпив стопку, зажмурился. Расправились легкие, наполнились кислородом, вздымали Георгия над грешной землей. В висках перестало стучать, пальцы перестало покалывать…