Книга От убийства до убийства - Аравинд Адига

Он проблуждал всю ночь меж темных домов, среди скопищ спящих людей. Он проходил мимо больших, безмолвных, пасмурных зданий, в стенах которых покоились сотни оцепенелых тел. «Я единственный в городе человек, который бодрствует в этот час», – говорил он себе. Но потом увидел на холме большой многоэтажный дом, светившийся яркими огнями. В семи его окнах горел свет, дом сверкал, он показался Гурураджу живым существом, чудищем со светящейся утробой.

И тут Гурурадж понял: гуркх вовсе не покинул его. Не поступил с ним так, как поступали все, кого он знал в своей жизни. Гуркх кое-что оставил ему: дар. Отныне Гурурадж будет слушать собственное сарафанное радио. Он простер к сверкающему зданию руки и почувствовал, как его наполняет оккультная сила.

Через несколько дней, придя, опять с опозданием, на работу, он услышал за своей спиной шепоток: «И с отцом его под конец то же самое было…»

И подумал: «Надо вести себя поосторожнее, чтобы никто не заметил моих внутренних изменений».

А подойдя к двери своего кабинета, Гурурадж увидел рабочего, который снимал с двери табличку с его именем. «Я потерял все, ради чего усердно трудился многие годы», – подумал он. Однако ни сожаления, ни иных эмоций не ощутил, все это происходило словно бы с кем-то другим. К двери привинтили новую табличку:

КРИШНА МЕНОН

Заместитель редактора «Герольда Зари», единственной и лучшей газеты Киттура

– Гурурадж, послушайте! Я не хотел этого, я…

– Не стоит оправдываться. На вашем месте я поступил бы точно так же.

– Вы не хотите поговорить со мной немного, Гурурадж? Мы готовы помочь вам все устроить.

– О чем это вы?

– Я же знаю, вы лишились отца… Но мы можем сосватать вам женщину – из хорошей семьи.

– Я спрашиваю, о чем вы?

– Мы думаем, что вы немного больны. Вы, наверное, знаете, в редакции об этом давно уже поговаривают. И я настаиваю: возьмите неделю отпуска. Может быть, две недели. Съездите куда-нибудь, отдохните. Поезжайте в Западные Гхаты, будете жить в горах, любоваться облаками.

– Хорошо. Я возьму три недели.

Три недели он целыми днями спал, а ночами бродил по городу. Ночной полицейский больше не приветствовал его, как прежде, словами «Здравствуйте, редактор», хотя Гурурадж и видел, как тот, проезжая мимо на велосипеде, оборачивается, вглядываясь в него. Да и ночные сторожа посматривали на него как-то странно, и Гурурадж усмехался: «Даже здесь, в полночном Аиде, я обратился в чужака». Мысль эта воодушевляла его.

Он купил детскую грифельную доску и кусок мела. И в тот же вечер написал вверху доски:

ВОСТОРЖЕСТВУЕТ ОДНА ЛИШЬ ИСТИНА

Ночная газета Единственный корреспондент, редактор, рекламодатель и подписчик Гурурадж Манджешвар Каматх, эсквайр

Он переписал из утреннего выпуска газеты заголовок: «Член Городского совета от партии БД обрушился с критикой на конгрессмена», но перечеркнул его, стер и написал следующее:

2 октября 1989 года

Член Городского совета от партии БД, которому срочно потребовались деньги на строительство нового особняка в переулке Роз, обрушился с критикой на конгрессмена. Завтра он получит от партии Конгресса большой бумажный пакет с наличными и перестанет обрушиваться на конгрессмена с критикой.

После этого он лег на кровать и закрыл глаза, нетерпеливо ожидая, когда на город опустится тьма, которая вновь обратит его в пристойное место.

В одну из ночей Гурурадж вдруг сообразил: это последняя ночь его отпуска. Уже светало, и он поспешил вернуться в здание ИМКА. А подойдя к нему, замер. Он совершенно ясно увидел стоявшего прямо у этого здания слона. Уж не спит ли он на ходу? Что может в такой час делать посреди города слон? Это выходит за пределы разумного. И все же слон казался таким настоящим, таким осязаемым; только одно и заставило Гурураджа усомниться в его реальности: слон стоял совершенно неподвижно. И Гурурадж сказал себе: «Слоны все время шевелятся, издают какие-то звуки, стало быть, никакого слона ты не видишь». Он закрыл глаза и пошел к двери здания, а снова открыв их, увидел перед собой дерево. Гурурадж прикоснулся к его коре и подумал: «Я увидел первую в моей жизни галлюцинацию».

Когда он на следующий день пришел в редакцию, все сказали: Гурурадж снова стал самим собой. Соскучился по работе и очень хочет вернуться к ней.

– Спасибо вам за предложение устроить мой брак, – сказал он главному редактору, когда пил с ним чай в его кабинете. – Но я уже женат – на моей работе.

Сев в отделе новостей среди только что вышедших из колледжа молодых коллег, Гурурадж принялся с прежним радостным рвением редактировать их статьи. Когда же молодые люди разошлись, он остался в редакции и начал копаться в архиве.

Гурурадж вернулся сюда не просто так, у него родился замысел. Он задумал написать историю Киттура. Инфернальную историю Киттура, в которой будет перетолковано каждое событие, случившееся здесь за последние двадцать лет. Гурурадж брал старые номера газеты и внимательно прочитывал первые их страницы. А затем, орудуя красной шариковой ручкой, вычеркивал и переписывал слова, достигая тем сразу двух целей: первая состояла в том, чтобы обезобразить газеты прошлого, вторая – в том, чтобы выявить истинные отношения между словами и людьми, которые описывались этими словами в разделе новостей. Поначалу он избрал в качестве языка истины хинди – язык гуркха – и переписывал напечатанные на каннада заголовки, но затем перешел на английский и наконец остановился на шифре, в котором каждая буква латинского алфавита заменялась следующей за нею, – Гурурадж читал где-то, что этот шифр придумал для римлян Юлий Цезарь, – а чтобы запутать все еще сильнее, он стал заменять определенные слова значками, – к примеру, треугольник с точкой внутри соответствовал слову «банк». Некоторые из этих символов содержали в себе оттенок иронии. Скажем, нацистская свастика соответствовала партии Конгресса, символ борцов за ядерное разоружение – партии БД, ну и так далее.

Настал, однако же, день, когда он, просматривая работу, проделанную им за последнюю неделю, обнаружил, что успел позабыть смысл половины символов и написанного уже сам не понимает. И хорошо, подумал он, так и должно быть. Каждый, кто пишет об истине, всей истины знать не может. Каждое перенесенное на бумагу правдивое слово подобно полной луне, убывающей ночь за ночью, а после отходящей в совершенное забвение. Таков путь всего сущего.

Завершив же наконец переистолкование каждого номера газеты, он принялся стирать в их шапках слова «Герольд Зари», заменяя на «ВОСТОРЖЕСТВУЕТ ОДНА ЛИШЬ ИСТИНА».

– Какого дьявола вы делаете с нашими газетами?

Вопрос этот задал главный редактор. Как-то вечером он и Менон подкрались к сидевшему в пустой редакции Гурураджу.

Главный редактор, не произнося ни слова, перелистывал в архиве изуродованные номера, Менон заглядывал ему через плечо. Они увидели страницы, покрытые каракулями, красными значками, порезами, изображениями девушек с конскими хвостиками и окровавленными зубами, изображениями спаривающихся собак. Старик вышел из архива и захлопнул за собой дверь.