Книга Старые черти - Кингсли Эмис

— Боюсь, не получится. Прости.

— Вы на самом деле не можете прийти?

Питер хотел было солгать, но не сумел и вдруг понял: у него не хватит духа сказать, что он чувствует.

— Думаю, не стоит.

— Питер, послушай, ты не можешь прятаться от меня всю жизнь. Удивительно, что мы до сих пор где-нибудь не столкнулись. Только подумай: лучше мы встретимся на людях и не внезапно. По-моему, ты еще не знаком с нашей дочерью Розмари. Она приехала из Оксфорда. Пожалуйста, приходите.

— Хорошо. То есть спасибо, я приду. Не знаю насчет Мюриэль.

— Ну, сам заглядывай. Увидимся позже.

Питер повесил трубку и еще какое-то время сидел на поддельном чиппендейловском стуле, куда плюхнулся, едва услышав голос Рианнон. Бросил взгляд на кухонный шкаф, где стояла бутылка виски «Феймос Граус», немного помешкал. Затем с трудом встал, поспешил в столовую и торопливо, пока не успел передумать, объявил, попутно прервав Мюриэль:

— Звонила Рианнон Уивер, приглашает нас на прием в «Гольф-клубе». Сегодня в половине седьмого.

— Прекрасно, — ответила Мюриэль. — Только этого мне не хватало. Две сотни валлийцев орут во весь голос. Просто мечта. Иди сам, если хочешь.

— Да, думаю, схожу.

— Не смею мешать воссоединению двух любящих сердец.

— Говоришь, в половине седьмого в «Гольф-клубе», па? Мне нужно будет уезжать в это время, а клуб как раз по дороге. Наверное, там и женщины будут? Я имею в виду моложе ста пятидесяти.

— Конечно. Например, дочь Уиверов, — сказал Питер.

— Здорово! Мам, я могу поехать вместо тебя. Отвезу туда отца, а домой он вернется на такси. И не попадет в суд за вождение в нетрезвом виде.

— Видно, у тебя совсем плохо с девушками, если ты считаешь здешний «Гольф-клуб» подходящим местом для знакомств, — заметила Мюриэль.

— В Кейпл-Мерерид со многим плохо, — кивнул Уильям. — Правда, со скукой там все в порядке. Этого добра там хоть залейся.

Почти сразу после половины седьмого Питер устроился на пассажирском сиденье «ауди». Он чувствовал себя как перед экзаменом — давно забытое ощущение. Уильям, серьезный, с темными, уже редеющими на висках волосами и в довольно уродливом галстуке, которым его снабдил отец, сел за руль. Питер любил сына, по крайней мере был привязан к нему больше, чем к кому-либо, но всегда робел, оставаясь с Уильямом наедине: не знал, о чем с ним говорить, чтобы не наскучить. Впрочем, проблема была бы куда серьезнее, будь у него возможность видеться с Уильямом чаще или дольше. Ладно, сегодня не стоит тревожиться по этому поводу.

Уильям завел мотор.

— Ремень безопасности, па.

— Прости, забыл.

— Похоже, ты бы вообще не пристегивался, если бы можно было. Пап, ты в курсе, что сильно растолстел? Что ты сейчас толще, чем когда-либо? По-настоящему толстый? Конечно, в курсе, это трудно не заметить. И в чем причина, в выпивке? Кстати, я тебя не виню.

— В спиртном, а еще — в еде. И не обманывайся на мой счет, не суди по тому, что я съел за обедом. Я прекрасно держусь весь день, просто великолепно: листок салата здесь, половинка сардины там, а кончается тем, что сижу на заднице перед телевизором, передачи закончились, и я сметаю все подряд. В основном пирожные. Профитроли. Трубочки. Что угодно, лишь бы с кремом, джемом или шоколадом. А еще кексы: генуэзский кекс, фруктовый кекс с миндалем. Тминный кекс со стаканчиком мальвазии. Будто какая-нибудь викторианская дамочка, только в час ночи.

— Вряд ли ты голоден в это время.

— Ну, отчасти это из-за того, что я бросил курить. Прошло уже четыре года, а у меня до сих пор возникает чувство: как, неужели на сегодня все? И тогда начинаешь есть. Но это только отчасти. Существует и другая причина, не знаю, как лучше объяснить. Наверное, я просто боюсь. Надеюсь, ты не решишь, что я изображаю из себя мученика.

Сын ничего не сказал в ответ, и Питер продолжил:

— В моем возрасте уже понимаешь, что существует много вещей, которых стоит бояться.

— И не только в твоем, — сказал Уильям. — Да, я тут недавно прочитал у одного типа, кстати, тоже валлийца, что углеводы оказывают успокаивающее действие. Так что все понятно. И еще, папа, у тебя все в порядке? Не сердись, что спрашиваю, просто ты неважно выглядишь, я сразу заметил. Что-нибудь случилось? Если да, то глупо скрывать.

Питер рассказал; правда, только о физическом самочувствии, избегая любых, даже самых туманных, намеков на Мюриэль. Закончив, он почувствовал себя лучше, но ненамного: ему пришлось выслушать собственные слова как будто со стороны, и они звучали довольно пугающе. Минуты две отец с сыном ехали молча, а потом Уильям спросил:

— Мама по-прежнему ездит в Лондон по своим делам?

— О да, как ненормальная. Примерно раз в два месяца. Собственно, сейчас опять собирается.

— Отлично, тогда позвони мне, когда она уедет, мы с тобой пообедаем вместе или еще что-нибудь, на твое усмотрение. Обязательно позвони, когда мама будет в Лондоне.

— Договорились.

— Или можешь приехать ко мне. Ты же никогда у меня не был? Правда, смотреть там особо нечего. Берлога, которую я снимаю на пару с одним коллегой. Бывший шахтерский коттедж, на самом деле довольно милый, с небольшим садиком сзади. И знаешь, что я тебе скажу? Мы живем в этом доме без малого два года и ни разу там даже лопатой не махнули. Забавно, да?

Питер вошел в «Гольф-клуб» через боковой вход с парковки и очутился в большом старомодном зале, где устраивали приемы для не состоящих в клубе. Рианнон стояла в противоположном углу и увидела Питера еще до того, как он ее заметил. Она улыбнулась ему с неожиданной искренней радостью и поспешила навстречу. Питер вдруг понял, что боялся не узнать Рианнон после стольких лет, но едва она оказалась в пределах видимости его очков (Питер по инерции их почти не снимал, хотя они предназначались только для чтения), как он увидел, что ее лицо совсем не изменилось — ну, может, появилось несколько морщинок, и, конечно, она слегка подкрасила волосы. Глаза были все те же. На поцелуй Питер даже не надеялся, и все же Рианнон его поцеловала.

— Познакомься, это Уильям, — произнес он машинально. — Мой сын.

Еще он понял, что Уильям не спрашивал ни о ней, ни об Алуне, хотя возможность была. Должно быть, сын все знает, по крайней мере что-то слышал.

— Привет, Уильям. Розмари где-то в зале.

Голос у нее тоже не изменился, это Питер заметил еще по телефону. Он что-то ответил, она спросила про Мюриэль. Несколько минут они разговаривали втроем, выпили, потом к ним присоединилась Розмари. Питер почти не участвовал в беседе: он исподтишка разглядывал Рианнон и слушал ее голос, не следя за тем, что она говорит. Порой он спрашивал себя, чего хочет достичь (или, возможно, избежать) сегодня вечером, и не находил ответа. Вопрос стал еще острее, когда Уильям увел Розмари, однако тут подошел Алун и поприветствовал Питера в своей обычной преувеличенно дружелюбной манере. Он выглядел до противного здоровым и бодрым: волосы еще белее прежнего, новый перламутрово-серый костюм из какой-то новомодной ткани, розовая гвоздика в петлице. Алун чем-то напоминал актера средней руки, и Питер невольно задумался, случайно это сходство или нет. Впрочем, надо признать, комичность придавала Алуну некое обаяние, которого сам Питер был начисто лишен.