Книга Холодная гавань - Ричард Йейтс

О господи, ничего прекраснее и ужаснее в своей жизни он не видел. Вот он, источник жизни на земле. Стыд, который он при этом испытал, был так велик, что, кажется, и двух секунд не прошло, как он позволил занавескам снова соединиться.

Эван вдруг застыл в ее объятиях.

— Смотри!

— Что такое?

— Только что кто-то раздвинул эти, как их, занавески на двери. Я видел, как они заколыхались.

Он уже готов был кончить, гордый тем, что прежде удовлетворил ее, и вот теперь все пошло прахом. Ему оставалось только выскользнуть из нее и перевернуться на бок. Отдышавшись, он сказал:

— Стало быть, твой младший братец любитель подсматривать.

— Эван, ну что ты там мог заметить, я не верю, — сказала она. — Уверена, тебе это привиделось. — Она тоже учащенно дышала, и поэтому ей пришлось выждать несколько сердечных ударов, прежде чем восстановился голос. — Мы часто рисуем что-то в своем воображении, а потом считаем, что все это было на самом деле. — Она взяла еще короткую паузу. — И вообще, Фил на такое никогда, никогда бы не пошел…

— Спорим? — предложил он. — Спорим, что он все лето простоял под нашей дверью, подглядывая и занимаясь рукоблудием!

— Я не собираюсь это выслушивать. Я не хочу слышать этих мерзких, отвратительных…

— А кто сказал, что ты должна это выслушивать? Кто тебя заставляет это слышать?

Он вскочил на ноги и стал хватать здесь и там свою рабочую одежду; он одевался, со злостью дергая пуговицы, ремень и молнию на брюках.

— Что видел, то видел, — бросил он, — и я это не забуду.

Последние мгновения в Колд-Спринге остались в памяти Фила Дрейка окутанными туманом. Кажется, он быстро стащил вниз чемодан, так как таксист уже подавал ему сигналы; кажется, заглянул по дороге в кухню, чтобы получить от матери на прощание неуклюжий поцелуй; и вот он уже ехал в поезде, оставляя далеко позади этот поганый городишко.

— Я думаю, эти… сгодятся, — произнес в тот же день, спустя несколько часов, Кёртис Дрейк.

— Еще бы, — согласился Фил. — Отличные. Спасибо тебе, папа.

— На здоровье.

Они стояли под бело-голубыми флуоресцентными лампами в одной из широко разрекламированных по радио розничных торговых точек, специализирующихся на одежде для мужчин. Кёртис легко убедил сына, что здесь можно будет купить два новых костюма по цене одного твидового пиджака, тем более что старый, с заплатками на локтях, теперь выглядел вполне презентабельно.

Эти два костюма, коричневый и синий, вызывали у Фила некоторую озабоченность, ибо, как ему казалось, они совершенно не годились для Ирвинговской школы, но при этом они выглядели добротным товаром в ловких руках продавца, который как-то по-хитрому их сложил, завернул в бумагу и уложил в отдельные, величиной с чемодан картонные коробки, а потом связал их вместе новехонькой желтой бечевкой.

Кое-кто из его коллег, хамоватые и ленивые, откровенно давали тебе понять, что не чают подыскать работенку получше, но этот знал толк в своем бизнесе.

В его случае переход денег из рук в руки и треньканье кассы, подсчитавшей общий итог, не означали, что поставлена точка, ведь именно от того, какое искусство продемонстрирует он, продавец, после продажи, зависело, захочет ли покупатель сюда вернуться, а это важно, если ты хочешь исправно пополнять свой банковский счет и проводить уик-энды со своей девушкой в горах Катскилл, пока армейское начальство не возьмет тебя за жопу. Последний штрих этого спектакля был безупречен: продавец сунул руку под конторку и вытащил, словно из ниоткуда, изящный пятидюймовый цилиндр березового дерева с металлическими лапками по бокам. Быстро согнув лапки, он подцепил крючочками соседние бечевки — и получилась чудесная ручка, этакий восклицательный знак в конце сделки.

— Держите, молодой человек, — сказал продавец. — Носить вам не сносить эти костюмы. Хотя… — Он склонил голову набок и поглядел на Фила оценивающим взглядом. — С учетом вашего возраста и телосложения вы, пожалуй, перерастете их еще до того, как они наполовину сносятся, верно? Вам ведь лет четырнадцать?

— Шестнадцать.

— Ах, извините. Но лучше уж выглядеть моложе своих лет, чем старше, верно? Например, мне двадцать шесть, а все дают мне тридцать с лишним. Со временем это может стать для меня проблемой, верно? — Он послал Кёртису свою увядающую улыбку. — Еще раз спасибо вам, сэр. Огромное спасибо.

Когда ярким светом и грохотом машин их снова встретила улица, Кёртис сказал:

— На твоем месте, Фил, я бы не расстраивался из-за того, что какой-то клерк в магазине не угадал твой возраст. Ты скоро наберешь свои положенные рост и вес. Пусть это будет твоя последняя забота. Ну что, идем на Центральный вокзал?

В «Мужском баре» ресторана «Билтмор» Филу нравилось, не считая, конечно, самого названия, то, что в эти несколько весьма прибыльных для заведения дней возвращения учеников в школы здесь, похоже, не обращали внимания на твой возраст. Вскоре перед ним поставили высокий бокал с холодным бочковым пивом, а перед его отцом двойной скотч со льдом и водой. Они сидели за одним из маленьких столиков, расставленных вдоль стены. Есть вещи неизменные: бледность и усталость на щеках Кёртиса Дрейка после нескольких глотков виски всегда сменялись здоровым цветом лица, а с появлением второго стакана в глазах вспыхивали искорки, возвращавшие их к давно забытым рождественским утрам, таким особенным, чреватым неожиданностями.

— Что с тобой, Фил? Неужели все еще хандришь из-за этого клерка? Нельзя позволять, чтобы такие мелочи тебя угнетали. Кстати, я подумал, что сегодня у нас достаточно времени, чтобы подробнее поговорить о твоем будущем. Я понимаю, что пока твои планы не простираются дальше школы и армии, иначе и быть не может, пока идет война, но хотелось бы узнать, готов ли ты взвалить на себя кое-какие обязанности другого рода. К чему я веду, Фил… Твоя мать отличается весьма хрупким здоровьем.

— Да, я знаю.

— Она в высшей степени не уверена в себе и ведет себя как ребенок. Чтобы выжить, она всегда нуждалась в чьей-то опоре.

— Я все это знаю, папа. Ты можешь мне не объяснять такие…

— Хорошо. Суть в том, что до сих пор этот груз лежал на мне, но пришло время заглянуть в будущее.

Твоя сестра не может взять на себя такую ответственность, у нее своя семья, поэтому остаешься ты. Нет, я не хочу сказать, что ты должен озаботиться этим прямо сейчас, Фил, но задуматься стоит. Правильно? Ты со мной согласен? Значит, по рукам?

— Ну да.

Они с серьезным видом, словно скрепляя многообещающую сделку, обменялись рукопожатием, хотя, каковы условия этой сделки, Фил так и не понял.

— А теперь, — сказал Кёртис, — если не возражаешь, я еще здесь посижу по-стариковски, а ты беги. В этой жизни все может подождать, но только не поезд.

И Фил припустил со своим громоздким багажом вниз по ступенькам «Билтмора», а потом через весь зал Центрального вокзала, и стоило ему проскочить через нужный выход, как автоматические двери за ним с лязгом закрылись.