Книга Когда исчезли голуби - Софи Оксанен

Партс взял себя в руки, он отошел от замешательства и прошипел:

— Мере был большой шишкой, я же фигура незначительная. Такое представление не станут устраивать ради мелких сошек.

— А что, если им понадобится именно такой показательный пример? Ты уже однажды получил приговор за контрреволюционную деятельность. Или ты полагаешь, что выступление на процессе сделало из тебя героя на все времена?

Локоть жены толкнул сумку с продуктами. Из сумки выпал апельсин и докатился до прихожей. Партс раздумывал, стоит ли рассказать о книге подробнее. Нет. Пусть жена наслаждается благами подготовительного периода, но всей широты проекта ей раскрывать нельзя, как и того, какую роль в нем должна сыграть его книга. Партс налил себе приготовленный женой ячменный кофе и сел за стол. Жена передвигала пепельницу взад-вперед, пепел летел Партсу в кружку, усилием воли Партс проглотил поднявшиеся к горлу гневные слова.

— Я не хочу быть следующей, — сказала жена, Партс сделал радио еще громче. — К нам пришли новые девушки на работу. Одной из них пришлось тут же уйти. Причины нам не объяснили, но Керсти знала, что отец девушки служил в немецкой армии. Я жду каждый день. Жду, когда за мной придут, жду с того момента, как они вернулись. Я знаю, они обязательно придут.

Партсу надо было подождать еще некоторое время, прежде чем он сможет опустить пальцы на клавиши “Оптимы”; он ждал, пока жена опустошит бутылку, и в ожидании тихо посасывал косточки свиных копыт. После чего вытер руки, открыл сейф и достал записную книжку. Чем на самом деле занимался Роланд после их разрыва, может, жена угадает? Мать и Леонида успели отойти в мир иной, пока Партс был в Сибири. Связывался ли с ними Роланд в отсутствие Эдгара, осмотрительный Роланд? Женщины всегда что-то знают. В гостиной заиграл проигрыватель, Брукнер. Усталость, вызванная неожиданным разговором, постепенно прошла. Партс опустил пальцы на клавиши и закусил губу. Он все еще мог вернуться к жене, подобрать укатившийся в прихожую апельсин, почистить его для нее, взять за руку, попросить рассказать все, что она помнит, сказать, что они спасутся вместе, спасут друг друга, хотя бы раз, хотя бы этот единственный раз они могли бы объединить усилия, ведь надо спешить. Жена могла бы помочь найти Роланда, вспомнить что-то такое, что он не помнил, догадаться о том, о чем он не догадается никогда, — места, куда Роланд мог отправиться, люди, с которыми он был связан. Он мог бы показать жене записную книжку, а вдруг она тоже узнает этот подчерк, назовет имена. Что, если у жены есть ключи к загадкам Роланда? Сейчас самый подходящий момент, она достаточно напугана и, возможно, после всех этих лет наконец готова, а иначе почему она начала этот разговор, почему рассказала, что ходила на процесс по делу Мере? Означало ли это, что ее гордость сломлена? И чем это вызвано — отчаянием или пониманием того, что никто другой, кроме Партса, не может обеспечить ей безопасное будущее? Почему же Партс не мог сделать шаг навстречу, взять ее за руку, хотя бы раз, почему не мог поверить своей жене, хотя бы в этот единственный раз?

1963 Таллин Эстонская ССР, Советский Союз

В 1943 году Марк придумал новый способ обогащения. Поскольку часть сторонников немцев уже понимала, что фашистская Германия проиграет войну, то у многих зрели в голове другие планы, а именно бегство на Запад, где они намеревались саботировать движение против Третьего рейха и способствовать распространению гитлеризма. Марк стал помогать этим людям и с помощью хитро приобретенных знакомств среди рыбаков переправлял гнидышей на принимающий их с невинными глазами Запад. А так как в буржуазно-фашистской Эстонии Марк был еще и известным спортсменом, его знали в лицо, им восхищались. Поэтому он легко находил новые контакты. Марк попросил о переводе из Тарту в Таллин. Он уже успел зарекомендовать себя в гитлеровской разведслужбе, и таллинские фашисты ждали его с нетерпением. Ожидающих переправы Марк направлял в специально арендованную для этой цели квартиру. Квартира принадлежала матери его невесты, которая также предала свой народ, продавшись немецкому офицеру… Партс опустил запястья на стол и вытер платком взмокшую шею. Каблуки жены вновь стучали над головой, словно проливной дождь, но текст рождался легко. И все же над выбором слов стоило еще подумать. Любовнице? Гитлеровской сучке? Шлюха, пожалуй, слишком примитивное слово, не стоит его использовать. Женщине, которая состояла в интимной связи с эсэсовцем? Эстонской фашистке, которая состояла в интимной связи с офицером СС? Женщине, боготворившей Гитлера и состоявшей в порочной связи с офицером СС? Невесте оккупанта? Или все же лучше военной невесте, любящей Гитлера?

Партс подумал о жене, о ее подругах времен молодости, об умершей теще, он искал более точное выражение. Жена наверняка подсказала бы подходящую фразу. Партс еще помнил ту детскую мечту, которую он лелеял по возвращении к жене из Сибири: что общее прошлое создаст основу для выживания в новой изменившейся стране и они вновь обретут взаимопонимание, которое не смогут найти ни у кого больше. Предпосылки были самые многообещающие. Жена не подала на развод, хотя многие так поступали, пока муж находился в Сибири. Правда, ни одного письма Партс от нее не получил, зато передачи были — ровно столько, сколько дозволено. Надежды Партса были не совсем несбыточными, и во времена процесса над Айном-Эрвином Мере он даже подумывал, а не привлечь ли ему жену к выступлениям в детских садах, где он сам выступал. Она могла бы произнести речь как жена свидетеля-героя, поблагодарить Красную армию за спасение ее мужа, они бы вместе позировали среди детей, жена держала бы в руках букеты гвоздик. Не исключено, что Контора использовала бы такую возможность, будь у них дети, а может, там уже тогда знали о ее прошлом и считали, что она не подходит для детских садов. Но все к лучшему, резкое ухудшение состояния жены наступило очень внезапно.

По собственному опыту Партс знал и понимал те первобытные инстинкты, которые владели его женой, он даже предложил ей однажды завести себе друга, не избегать общения с молодыми мужчинами. Во всяком случае, это наверняка подействовало бы на нее благотворно и тем самым улучшило бы рабочую обстановку Партса. Жена стала бы думать о чем-то другом, это дало бы выход кипящим в ней страстям. Но она только еще больше замкнулась в себе. Партс расстроился. Жена не подозревала, но он-то знал, что удовлетворенное влечение может превратить сложную жизненную ситуацию в терпимую, а порой даже и приятную. В концлагере он быстро усвоил эти правила, в том мире действовали звериные законы и животные инстинкты. Все остальные, получившие покровительство уголовного барака, были очень красивыми юношами, Партсу пришлось продемонстрировать особые умения, чтобы быть принятым в их число, но после этого его жизнь стала вполне сносной. Никто уже не осмеливался отправить его на лесоповал или в карьер, а у врача он получал достаточно вазелина: врачу тоже были нужны поддельные документы, не говоря уж об уголовниках. Эти безумные моменты он, впрочем, оставил позади, выбросив из головы все связанные с ними воспоминания, как выбрасывают нежеланных котят в реку. Крепкая хватка потной руки блатного на шее забылась, смешавшись с другими воспоминаниями прошлого.

Партс даже поговорил о состоянии жены с одним знакомым врачом, и тот заверил его, что, скорее всего, Партс прав. Очевидно, именно маточная пустота была причиной неуравновешенности, она, вероятно, была бесплодна, специалист посоветовал привести ее на прием. Но Партс не осмелился предложить это жене, хотя, по мнению врача, бесплодие способствовало возникновению психических расстройств. Если бы у нее был ребенок, она не уделяла бы так много внимания судебным процессам, и, может быть, эмоциональный срыв удалось бы предотвратить, хотя бы частично. К тому же они бы могли создать для ребенка прекрасные условия. Жизнь в частном доме и уважаемое положение Партса позволили бы вырастить из него достойного гражданина. Он сам не стал бы возражать против малыша и даже попытался несколько раз заговорить об этом, призывая жену к исполнению супружеского долга, пока не перебрался обратно на диван, который со временем переехал к нему в кабинет. Без детей изображать нормальную семейную жизнь было сложно. Общаться с другими работниками Конторы стало бы куда легче, если бы они могли ходить друг к другу в гости семьями, да и задания выполнять было бы проще, будь у него с собой ребенок в качестве прикрытия. Партс мог бы поговорить с Конторой, он слышал об одном случае, когда ради успешной вербовки усыновление оформили за неделю.