Книга Найти Элизабет - Эмма Хили

Я возвращаюсь обратно и кидаю газету в мусорное ведро. По всему полу гостиной разбросаны разные вещи. Мой кофейный столик лежит на боку. Ставлю его на место. Раскладывая аккуратными стопками бумаги. Возвращаю ручки в письменный прибор. Кто-то выдернул из розетки телефонный провод, и мне приходится неуклюже согнуться, чтобы снова его вставить. Когда я наклоняюсь, то чувствую, что дрожу, как будто недавно что-то произошло. Горло неприятно саднит, как будто я долго кричала или плакала. Элизабет рассказывала, что ее сын несдержан и, когда впадает в скверное настроение, любит устроить скандал. Бедняжка, мне ее очень жаль. Хелен тоже иногда сердится, но совсем не так; да и Патрик мог быть грубым и бестактным, но он никогда не повышал на меня голос, как это иногда бывает с мужьями. Мои родители никогда не кричали на меня, даже когда я проказничала, – например, прыгнула в речку в парке отдыха. Хотя Фрэнк как-то раз это сделал.

Это было у него в доме. Мы со Сьюки подшивали занавески для кухни.

– Чтобы сумасшедшая не подглядывала в окно? – спросила я, но сестру, похоже, это не слишком тогда беспокоило, и она велела мне не называть эту женщину сумасшедшей. Она назвала ее «бедняжкой» и заметила, что нам повезло, что мы не стали такими. Не скажу, чтобы Сьюки рассердилась на меня за такие слова. Она причесала мне волосы, как у девушек, что служат вольнонаемными на военных базах, и даже разрешила взять ее духи. А я – пока мы, на коленях, прямо на полу, разрезали дорогущую ткань на занавески – учила ее словам песенки «Я стану твоей милашкой». Мы пришили маленькие карманчики для карнизов и были заняты тем, что продевали их в занавески, когда входная дверь с шумом распахнулась.

Лицо Фрэнка, красное под загаром, появилось как будто постепенно – сначала нос, затем глаза, а уж потом рот. И так же медленно приближалось к нам. Шатаясь, он доковылял до кухни и плюхнулся на стул. Я с ужасом наблюдала за тем, как он берет в руки нож. Однако он угрожал лишь куску сыра, наполовину завернутому в бумагу, который сестра запретила мне доедать.

– Нет, Фрэнк, – сказала Сьюки, вставая и загораживая меня спиной. – Я решила его приберечь.

– Что? Снова? – хрипло произнес он. – Неужели я не могу съесть кусок сыра в собственном доме? Для кого ты его бережешь?

– Ни для кого. Да что ты знаешь о ведении домашнего хозяйства? В этом доме я готовлю еду, так что предоставь это дело мне. Я твоя жена.

– Моя маленькая жена, – сказал он и бросил нож на тарелку. – Моя маленькая, маленькая, маленькая женушка.

С этими словами он схватил Сьюки за талию, но сестра попыталась оттолкнуть его.

– Фрэнк, ты наступил на наши новые занавески, – сказала она. – Отойди.

Он несколько секунд смотрел себе под ноги. Светлые волосы упали ему на глаза. Наконец он заметил меня.

– И малышка Мод тут у нас, да?

Я кивнула и, отойдя назад, уперлась спиной в кухонный шкаф.

– Шьете венецианские жалюзи? – спросил он, снова глядя себе под ноги.

В свидетельство этого я подняла карниз. Фрэнк тут же отпустил Сьюки.

– Расскажи, для чего их шьют, эти ваши венецианские жалюзи, Мод? Ведь у нас тут не Венеция. Чтобы сквозь них ничего нельзя было разглядеть? – произнес он и, опираясь рукой о стол, близко придвинулся ко мне. Пахло от него, будто из двери пивной.

Я ничего не понимала. Я даже боялась дышать. Рука, которой он только что обнимал талию моей сестры, нависла над моей головой.

– Ткни в глаза любопытному!

Ответ показался мне кошмарным, и я отпрянула. Фрэнк усмехнулся, сверкнув зубами. На фоне загорелого лица они казались еще белее.

– Эй, Сьюки! – крикнул он, выпрямляясь. – Так я что-нибудь увижу сквозь эти ваши жалюзи?

– Это не жалюзи. Ты что, не понимаешь? – фыркнула сестра. – Это римские шторы.

– Какая разница. Шторы так шторы. Ну, скажи, Мод, как ты делаешь римские шторы? Они спасают от римлян?

– Замолчи, Фрэнк! – разозлилась Сьюки. – Ты пьян!

Она оттолкнула его, и он наконец убрал ногу с ткани.

– Пьян? Нисколько! Я пьян? – Фрэнк встряхнул головой и снова положил руку на стол.

Я смотрела на него снизу вверх, пытаясь найти в этой мутной и неприятной копии привычного Фрэнка. Он состроил гримасу – высунул язык и раздул ноздри, – отчего стал более или менее похож на себя. Я невольно улыбнулась.

– Да, ты. Ложись спать, – продолжила Сьюки.

– Только если ляжешь со мной.

– Фрэнк, здесь же Мод. Не нужно, чтобы она слышала твои грязные словечки. Ложись и проспись. Давай, давай!

– Тогда отправляй домой свою паршивую принцессу, если я так плох и ей нельзя оставаться со мной в одной комнате.

Фрэнк снова состроил гримасу, но на этот раз мне было не до смеха. Впрочем, он тут же отвернулся.

– И не надо кричать, Фрэнк, – добавила Сьюки. – Не затевай все снова. Конечно, ты не плох.

– А вот твой дружок с детским личиком так не считает. Он вечно трется возле тебя.

– Какая тебе разница, что Дуглас о тебе думает?

– Никак не могу взять в толк, зачем тебе с ним на пару перемывать мне косточки? – произнес Фрэнк. – Я знаю, это он наговаривает на меня твоим родителям. Твой отец потому терпеть меня не может.

Сьюки вздохнула и повернулась ко мне.

– Пожалуй, тебе лучше пойти домой, Мопс, – предложила она. – А шторы дошьем как-нибудь потом.

– Угу. Еще будет много дней, чтобы дошить занавески и поболтать о разных глупостях, если бы да кабы, – процедил Фрэнк.

Я не поняла, о чем он. Я просто встала и проскользнула мимо него. Я уже была у входной двери, когда вспомнила, что не взяла пальто. Тогда я вернулась на цыпочках в холл, но Фрэнк меня заметил.

– Какого черта ты здесь делаешь? – рявкнул он, и его лицо неприятно исказилось от злости. – Чтоб духа твоего здесь не было, сучка! Вон отсюда!

Схватив пальто, я выбежала из дома. Всю дорогу я плакала от обиды и вытерла слезы, только когда оказалась на главной улице. Чтобы успокоиться, я несколько раз обошла вокруг Эшлинг-кресент и лишь затем вернулась домой.

Глава 11

Что-то случилось. Мне нужно встать, выйти из дома и пойти к Сьюки. Я надеваю мужскую полосатую рубашку и незнакомые поношенные брюки, затем засовываю в карманы бумажные носовые платки, трубочку мятных леденцов и пластмассовое ожерелье из фальшивого жемчуга. Я все время думаю, не сон ли это. Вряд ли. Простыни на моей постели смяты, но я не могу тратить время на то, чтобы их поправить. Я думаю, что нужно оставить записку, но не могу придумать ни слова. Лестница скрипит, когда я крадучись спускаюсь вниз, а ключ в замке входной двери лязгает слишком громко. Я останавливаюсь у порога. Чувствую, как напряжены мышцы лица. Все тихо. Я отправляюсь к дому Фрэнка.