Книга Успешное покорение мира - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

У входа в кабаре Бэзил не на шутку разволновался: современные танцы принадлежали к той категории вещей, в отношении которых Джон Грэнби был особенно непримирим.

В гардеробе он подошел к Джорджу Дорси:

— У нас лишний партнер; как по-твоему, не будет возражений, если я ограничусь вальсом? Все остальное — не по мне.

— Естественно. Какие могут возражения? — Он с любопытством взглянул на Бэзила. — Боже правый, ты зарок дал, что ли?

— Ну, не то чтобы зарок… — смешался Бэзил.

В зале яблоку негде было упасть. Люди всех возрастов и рангов сосредоточенно шаркали под нервные, будоражащие ритмы мелодии «Слишком много горчицы»[32]. Три пары, приехавшие потанцевать, машинально встали из-за стола, оставив Бэзила в одиночестве. Глазея по сторонам, он пытался внушить себе, что глубоко возмущен происходящим, но достаточно хорошо воспитан, чтобы не подавать виду. Однако вокруг было на что посмотреть, а потому сохранять нужный настрой оказалось трудно; Бэзил с восторгом ловил глазами проворные ноги Джобены, когда к нему подсел не лишенный обаяния молодой человек, на вид лет девятнадцати.

— Прошу меня простить, — заговорил он с преувеличенной любезностью, — не здесь ли сидит мисс Джобена Дорси?

— Здесь.

— Я приглашен к этому столику. Фамилия моя — де Винчи. Только не спрашивайте, имею ли я отношение к художнику.

— Моя фамилия Ли.

— Отлично, Ли. Что тебе заказать? Что ты сегодня пьешь? — Тут подоспел официант с подносом, и де Винчи обвел брезгливым взглядом предложенные напитки. — Чай, сплошной чай… Официант, принесите-ка мне двойной «бронкс»…[33]А для тебя, Ли? То же самое?

— Нет-нет, спасибо, — быстро ответил Бэзил.

— Тогда несите один.

Де Винчи вздохнул; у него определенно был запьянцовский вид человека, не просыхавшего несколько дней кряду.

— Милый песик вот под тем столом. Напрасно они разрешают здесь курить, если к ним приходят с собаками.

— Почему?

— Дым разъедает глаза.

Его логика вызвала у Бэзила некоторое замешательство.

— Только не говори мне о собаках, — с глубоким вздохом продолжал де Винчи. — Я стараюсь о них не думать.

Бэзил охотно сменил тему, поинтересовавшись, учится ли его собеседник в колледже.

— Две недели. — Для пущей убедительности де Винчи поднял вверх два пальца. — Ровно столько мне потребовалось, чтобы окончить Йель. Я был первым, кого в пятнадцатом году турнули из Шеффа[34].

— Это скверно, — не покривил душой Бэзил. Сделав глубокий вдох, он изобразил сочувственную улыбку. — Твои родители, надо думать, очень расстроились.

Де Винчи вытаращился на него исподлобья, будто поверх очков, но не успел он ответить, как танец кончился и остальные вернулись за столик.

— Привет, Скидди.

— Наконец-то, Скидди!

Все они были хорошо знакомы. Один из первокурсников уступил ему место рядом с Джобеной, и между ними завязался приглушенный разговор.

— Это Скидди де Винчи, — шепнул Джордж на ухо Бэзилу. Прошлым летом они с Джобеной обручились, но подозреваю, с нее хватило. — Он покачал головой. — Случалось, они сбегали на авто его мамаши в Бар-Харбор; такая гадость.

Неожиданно Бэзил зарделся от волнения, будто у него внутри щелкнули электрическим фонариком. Он смотрел на Джобену — ее бесконечно отрешенное лицо на мгновение просветлело, хотя улыбка тут же стала грустной; в ее глазах читалась искренняя доброжелательность, но не было радости. Бэзилу захотелось узнать, волнует ли Скидди де Винчи разрыв с Джобеной. Возможно, если бы он исправился, бросил пить и вернулся в Йель, она бы переменила свое решение.

— Танго, — сказал Джордж. — Танго-то можно танцевать, а? В нем ничего дурного нет — испанский танец.

Бэзил призадумался.

— Конечно можно, — настаивал Джордж. — Говорю тебе, это испанский танец. Чем тебя смущает испанское танго?

Один из первокурсников с любопытством смотрел в их сторону. Перегнувшись через столик, Бэзил пригласил Джобену на танец.

Прежде чем подняться со стула, она еще что-то шепнула де Винчи, а потом, чтобы загладить эту маленькую бестактность, улыбнулась Бэзилу. Когда они выходили на паркет, у него закружилась голова.

И тут ни с того ни с сего она отпустила столь возмутительную реплику, что Бэзил вздрогнул и чуть не споткнулся, подумав, что недослышал.

— Могу поспорить, ты перецеловал тысячу девчонок, — бросила она, — с такими-то губами.

— Что?!

— Скажешь, нет?

— Ничего подобного, — заявил Бэзил. — На самом деле я…

Она снова равнодушно опустила ресницы и стала под певать оркестру:

С танго сердце горячей,

И в сумраке ночей

Весь этот мир — ничей…

Что она хотела этим сказать — что целоваться не зазорно и даже похвально? А ведь Джон Грэнби, если вспомнить, говорил: «Кто целует приличную девушку, тот подталкивает ее в логово дьявола».

Бэзилу вспомнилось все его прошлое: вечер, проведенный с Минни Биббл на веранде у Кампфов, возвращение с озера Блэк-Бэар вместе с Имоджен Биссел на заднем сиденье чьей-то машины, многочисленные знакомства на почве игры в записочки, детские поцелуи, которые приходились на ухо или на нос, поскольку мишень уворачивалась.

Теперь с этим покончено; он больше никогда не поцелует ни одной девушки, пока не встретит ту, которая станет его женой. Но его беспокоило, что девушка, которая казалась ему совершенно прелестной, настолько легкомысленна в этом вопросе. Странное возбуждение, охватившее его, когда Джордж упомянул, что Джобена и Скидди де Винчи в автомобиле занимались всякими «гадостями», переросло в негодование, и это негодование крепло. Преступное деяние — ведь ей не было еще и семнадцати. Вдруг его осенило: наверное, он не должен оставаться в стороне; наверное, ему дается возможность проявить себя. Если объяснить ей, что это тупик, что она обрекает себя на муки, то его поездка в Нью-Йорк окажется не напрасной. Он сможет вернуться в школу счастливым, зная, что принес одной девичьей душе покой, которого она прежде не ведала.