Книга Митридат - Виктор Поротников

— Заметь, Гистан тоже утверждал это и на этом стоял, — сказал Тирибаз. — С каким рвением, Митридат, он обвинял в измене твоих теток, их мужей и сыновей. Вину всех обвиняемых даже не пытались доказывать, их просто казнили, невзирая на пол и возраст. Неудивительно, что родственники и друзья казненных стали разбегаться кто куда. Это бегство лишь уверило твою мать, Митридат, в том, что она права, подозревая в смерти супруга тех, кто ее всегда недолюбливал, кого, собственно, ей и хотелось обвинить в этом.

— Когда я вернусь в Синопу, Гистану не поздоровится, клянусь Солнцем, — зловеще произнес Митридат. — Я отдам его палачам, и они вместе с жилами вытянут из него все потайные мысли.

— А если твоя мать воспротивится этому? — Тирибаз вопрошающе посмотрел на Митридата.

— Я смогу уговорить ее, — уверенно сказал Митридат.

Стояла глубокая ночь, когда Митридат наконец отправился в свой шатер. Тирибаз вышел проводить его.

У входа в шатер Тирибаза стояли два плечистых воина в чешуйчатых панцирях и темных башлыках, в руках у обоих посверкивали голубоватым блеском в призрачном лунном свете изогнутые клинки мечей.

— Это и есть твои «демоны смерти»? — Митридат кивнул на стражей, одежда которых была черного цвета. Когда он входил в шатер, его охраняли стражники не столь устрашающего вида.

— Они самые, — ответил Тирибаз. — Не воины, а горные львы! В схватке каждый стоит троих. Ночную стражу я доверяю только им.

— Сколько у тебя таких воинов?

— Тридцать.

— И еще есть кроме этих?

— Еще полсотни не столь воинственных, зато столь же преданных.

— Как воспитывать в людях преданность, Тирибаз?

— Ценить их и показывать, что они дороже тебе того золота, что ты им платишь за службу. Все очень просто, Митридат.

— Я запомню это, Тирибаз.

— И правильно сделаешь, друг мой.

— Если бы ты знал, Тирибаз, как я рад, что мы опять вместе!

— Такие слова дороже для меня любой награды, Митридат.

Так они шли по широкому проходу вдоль длинных рядов холщевых палаток с кожаным верхом и вели негромкую беседу.

Пройдя шагов триста, собеседники свернули на поперечную улицу палаточного стана. Впереди, на возвышении, полыхали костры возле царского шатра, громада которого высилась подобно горе с круглым верхом.

Из палаток доносились храп и дыхание сотен спящих людей; все вокруг было объято сном и покоем.

Споткнувшись о колышек какой-то палатки, Тирибаз неожиданно приотстал.

Что-то говоривший ему Митридат оглянулся, в этот миг к нему бесшумно метнулась из прохода между двух палаток чья-то быстрая тень. Лязгнул вынимаемый из ножен меч.

Тирибаз издал предостерегающий возглас.

Митридат вовремя заметил опасность и ловко увернулся от занесенного у него над головой меча.

Остро отточенная сталь со свистом рубанула воздух. Нападающий, лицо которого закрывал плотно намотанный башлык, вновь замахнулся мечом.

Митридат без колебаний бросился на него и ударом кулака поверг наземь.

— Рази его кинжалом! Рази! — выкрикнул подоспевший Тирибаз с мечом в руке.

Однако неизвестный, воспользовавшись заминкой, вскочил на ноги и исчез за ближайшей палаткой.

Митридат и Тирибаз кинулись его преследовать, но скоро потеряли из виду и остановились, переводя дух.

— Быстро бегает негодяй, — сказал Митридат, поправляя на себе пояс с кинжалом.

— На такое дело не пошлют одноногого, — проворчал Тирибаз, убирая меч в ножны. — Я предупреждал тебя, Митридат, позаботиться о своей безопасности, как видишь, я был прав. Похоже, не только твой младший брат желает тебе смерти, но кто-то еще. И этот кто-то находится в этом стане.

«Неужели Мнаситей отважился на такое? — подумал Митридат, но вслух ничего не сказал. — Дерзкий македонец не может простить мне своего унижения и жаждет моей смерти! Если это так, Я буду беспощаден, как Ангро-Манью!»

В огромном царском шатре Митридата дожидалась Статира. Несмотря на поздний час, она не спала. Ей сразу бросилась в глаза печать глубокой задумчивости на лице брата, его нахмуренные брови и сурово сжатые губы.

Митридат едва ответил на ее приветствие, занятый своими, как видно, невеселыми мыслями.

— Что произошло? — подступила к брату Статира. — О чем вы беседовали с Тирибазом? Что расстроило тебя?

Митридат постарался улыбнуться и прижал сестру к себе. Во всяком случае, ей-то он может всецело доверять. Как Тирибазу и Сузамитре.

«А если убийцу подослал Сузамитра? — мелькнула в голове Митридата предательская мысль. — Ведь знать Амасии прочила его в цари, что, если в Сузамитре взыграло честолюбие? Теперь, когда он командует всей конницей, ему гораздо легче стать царем».

Митридат отстранил сестру и, пожелав ей спокойной ночи, удалился за парчовый полог в глубине шатра, где находилась его походная спальня.

Снимая с себя пояс и сапоги, Митридат мучительно размышлял над тем, мог ли Сузамитра желать ему смерти, повинуясь воле своих царственных родственников. Митридат старательно воспроизводил в памяти взгляд Сузамитры во время первой встречи с ним здесь, в стане. Вспоминал, что он говорил и как себя вел, пытаясь в поведении и словах друга распознать крупицы неприязни к себе либо нечто похожее на это.

Митридату не хотелось верить в то, что Сузамитра способен на такое зло, поэтому он убедил себя в его непричастности к случившемуся.

«Скорее всего, это был человек Мнаситея, — думал Митридат, укладываясь на ложе, — а может, Багофана…»

Полог пошевелился под чьей-то рукой, и от легкого дуновения ветерка всколыхнулось пламя светильника.

Митридат выхватил из-под подушки кинжал, но, увидев перед собой сестру, смущенно улыбнулся, как проказник-мальчишка, застигнутый при воровстве.

Статира стояла перед ним, уже готовая ко сну, в тонком длинном химатионе с распущенными по плечам волосами. В глазах у нее притаилась тревога.

— Что случилось, брат? — тихо спросила она. — Я же вижу — что-то случилось. Тебе грозит опасность, да?

— Только что меня хотели убить и наверняка убили бы, если бы не Тирибаз, — сказал Митридат, пряча кинжал обратно под подушку.

Статира села рядом с ним на ложе и положила маленькую ладонь Митридату на колено.

— Расскажи, как это было, — попросила она.

Митридат повиновался, тронутый мягким заботливым тоном сестры, ее сочувственным прикосновением. Осознание того, что ей дорога его жизнь, наполняло ему душу нежной признательностью.

Выслушав брата, Статира спросила:

— А это не мог подстроить Тирибаз?

— Ну что ты! — почти с возмущением воскликнул Митридат. — На Тирибаза я полагаюсь, как на самого себя. Он никогда не предает меня!