Книга Ложь - Тимоти Финдли

Не стану отрицать, мой страх перед Арабеллой Барри обусловлен главным образом ее могуществом как центральной фигуры Стоунхенджа. И конечно же коренится в моем детском ужасе перед Стоунхенджем. А отчасти связан с многолетними отношениями, соединявшими Арабеллу и мою мать. Для меня одна без другой не существует, хотя одной из них уже нет в живых.

Роз Аделла и Арабелла словно бы навсегда срослись воедино, наподобие сиамских близнецов. Что одна из них уже в могиле, не имеет ни малейшего значения. Лицо моей матери, на первый взгляд бесстрастно-пустое, остается неотступным призраком. Однако ж теперь выражает главным образом глубокую подозрительность. Сидит на плече у Арабеллы — призрачная щека возле живой челюсти — и уголком рта нашептывает Арабелле на ухо: осторожно! берегись! В присутствии этого фантома я не могла говорить об «убийстве» Колдера, как при жизни мамы не могла говорить об «убийстве» отца.

Сразу после гибели отца мама внушила себе, что он умер у нее на руках, от неведомой болезни. Она будто никогда и не видела, как он лежал под дождем. Если ей напоминали, что умер он как раз потому, что не мог ее обнять, она яростно это отрицала. На всех, кто пытался сказать ей правду, смотрела так, будто они заражены той же болезнью, которая якобы убила ее мужа. Но от чего бы отец ни умер — от пуль или от бацилл, моя мама хранила собственную тайную правду о его смерти, запрятав ее в самом темном уголке своей души. Всю оставшуюся жизнь она скрывала страх, что — поскольку мой отец любил ее — сама стала причиной его смерти. А еще она боялась, что я тоже так думаю. Любовь — вот имя его болезни.

Трагедия моей матери — да, пожалуй, и моя — заключалась в том, что никакими словами, никакими поступками я не могла ее переубедить. Все доводы, какие я могла привести ей в успокоение, она отметала прежде, чем я открывала рот.

91. Основываясь на суждении, что матери — в том числе и ненастоящие — вправе вечно присматривать за своими детьми, Арабелла более чем серьезно относилась к своей роли наблюдателя. Эта женщина могла наблюдать человека до смерти. Так она и сидела сейчас — быть может, эрзац-мать для нас всех, — не позволяя никому сказать ни слова: ни себе, ни мне, ни прежде всего доктору Чилкотту. Люси Грин сама по себе решила помалкивать.

Однако если я боялась Арабеллы, то Мег нет.

— Как думаешь, может, допьем и сходим поглядеть, как там Лили? — спросила она довольно громко. — Бедная Лил, до чего же ей паршиво — заперлась в комнате, ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину не выходит, даже по телефону не отвечает. По-моему, пора ее повидать, и в обязательном порядке.

Доктор Чилкотт определенно услышал, что сказала Мег. Он повернулся в кресле и посмотрел прямо на нас. А я — вот так же, как люди не в состоянии отвести взгляд от кошмарной сцены, — не смогла отвернуться. К счастью, доктор сам отвернулся и опять заговорил с Арабеллой, вот тут-то я — с ужасом — обнаружила, что из всех возможных выражений, какие я могла бы изобразить, на лице у меня нарисовалась улыбка. Благодарение Богу, Чилкотт ее не видел.

Зато Мег увидела.

— Тебе нравится этот коротышка? — спросила она. — Этот мнимый доктор с Арабеллой и Люси?

— Совсем наоборот, — ответила я, предварительно отвернувшись к окну. — Но я бы не стала называть его мнимым, Мег. Ведь он вообще-то хорошо известен в Штатах.

— Этот смешной коротышка?

— Да. Если хочешь знать, этот смешной коротышка спас жизнь президенту Уорнеру.

Она посмотрела на Чилкотта.

— Знаменитая операция по шунтированию?

— Совершенно верно.

— Этот смешной коротышка! — громко воскликнула Мег.

— Мег, прошу тебя.

Она отодвинулась от стола, откинулась на спинку кресла.

— Все доктора мнимые, — сказала она, на сей раз, однако, не повышая голоса. — Все до одного.

— Пойдем-ка навестим Лили. По-моему, очень хорошая мысль.

— Сперва выпьем, — решила Мег. — Я намерена заказать еще и настоятельно рекомендую тебе сделать то же самое. — Она снова придвинулась на край кресла, достала из кармана зажигалку и ярко-красную пачку «Дюморье».

Этой зажигалки я никогда у нее не видела — изящная газовая штучка в оправе из слоновой кости, с серебряной крышечкой.

— Ты не ее потеряла на пляже? — спросила я, совершенно бездумно.

— Потеряла?

Мег побледнела. А на зажигалку посмотрела так, словно та жгла ей руку.

— Это ее стащил мальчишка?

— Нет-нет.

— Ладно… В общем-то, дело не мое.

— Совершенно верно.

Мег успела закурить и собиралась спрятать зажигалку. Я отметила, что она едва не сунула ее в правый карман, из которого достала, в тот самый, куда затолкала то, что стащил мальчишка, а потом — на полпути — передумала и опустила зажигалку в левый карман. Другой рукой она играла на столе пачкой «Дюморье».

— Как теперь выпендриваются с упаковкой, правда? — сказала она.

Я не ответила. Сама она никогда не выпендривается. Ее «упаковка» предельно проста. Сегодня на ней была защитного цвета юбка и одна из Майкловых рубашек. Ей всегда нравились мужские рубашки, и она умела их носить. Эта была белая, с открытым воротом.

— Почему ты не покажешь мне фотографии? До смерти хочется посмотреть. — Она делала знак Робину. — Хочешь еще «вирджин», Несс?

Я покачала головой, подняла с полу холщовую сумку, поставила на пустое соседнее кресло и начала искать конверты с фотографиями.

Бар уже заполнился — все двенадцать столиков и все табуреты были заняты.

Я наконец достала все четыре толстых конверта и положила на стол.

— На некоторых тут только айсберг. Ими, пожалуй, можно гордиться. А на других…

— Смерть Колдера, — докончила Мег.

— Жутковато звучит. — Я даже растерялась.

— Жутковато, зато правда. Разве не так?

Знала бы она, до какой степени жутковато.

Робин принес Мег вторую двойную «кровавую Мэри» и забрал пустой стакан.

— Без устали фотографируете, а, мисс Ван-Хорн? — сказал он, глядя на конверты. — Гостиницу снимали?

Я не успела рта раскрыть, как Мег ответила:

— Нет, здесь вчерашние события на пляже.

— Айсберг?

— Отчасти…

— Н-да, — наугад сказал Робин, — скверная история… с мистером Маддоксом.

— Да, — кивнула я. Уклончиво.

Мег между тем раскладывала фотографии на столе, изучая их критическим взглядом. Дым сигареты вился вокруг нее. Робин пошел обслужить другой столик, и Мег принялась передвигать снимки, в порядке событий.

— Потрясающе. Снимки в самом деле очень хорошие, Ванесса. Освещение изумительное.