Книга Осторожно: яд! - Энтони Беркли

К тому же мне все время казалось, и Френсис на это намекала, что Рона с самого начала знала о смерти Джона такое, о чем мы не догадывались.

Я знал, что застану Рону одну, потому что в это время у Глена был прием больных.

В две минуты седьмого я позвонил в дверь их дома, пользуясь звонком «Для посетителей».

2

Рона удивленно вскинула брови.

— Что ты сказал, Дуглас?

— Я сказал, что знаю правду о смерти Джона, — повторил я. — И ты это тоже знаешь.

В конце концов, с друзьями детства можно говорить открыто.

Рона смотрела на меня во все глаза.

— И что заставляет тебя так думать, мой друг?

— Многое. Давно пора было догадаться, но внутри меня все сопротивлялось.

Рона помолчала.

— И что же это за правда о смерти Джона, которую знаем мы оба?

Я затянулся сигаретой.

— Джона убила его содержанка из Торминстера, ее зовут Лили. Накормила эклерами, начиненными мышьяком. Вернее, он съел сам, получив по почте посылку. Она славная, не ведала, что творила. Мышьяк в тесто подсыпал молодой человек, Берт, который хочет на ней жениться. Он помощник аптекаря, имеет доступ к мышьяку и другим ядам. Она отказывалась за него выйти, пока жив Джон. К тому же Джон завещал ей немалые деньги. Лили об этом знала и, несомненно, поделилась с Бертом. Вот он и решил ускорить процесс. Подсыпать мышьяк в тесто ему не составило труда. Лили пекла эклеры каждую неделю в определенное время. Ему требовалось только прийти к ней и дождаться, чтобы она вышла ненадолго из кухни или хотя бы повернулась спиной. И все готово. У него неплохо получилось, ты не считаешь?

Рона усмехнулась:

— И ты веришь в эту галиматью?

Я улыбнулся:

— Конечно, нет, Рона. Я пошутил. На самом деле Джона прикончил Филип Странгман руками Анджелы. Она растворила таблетку в бокале с сидром, которую дал ей Странгман. Потом придумала замечательную историю про путаницу с бокалами и выброшенными в унитаз таблетками. Славно задумано — таблеток нет, и потому можно утверждать, что они были совершенно безвредные. Как ты думаешь, Рона, она была активной сообщницей Странгмана или тоже не ведала, что творила? Ты провела с ней несколько дней, почти неделю. Скажи, вся истерика по поводу желания признаться в убийстве — это все было для вида?

— Ты фантазируешь, мой друг, — строго проговорила Рона. — На довольно опасные темы. Почему бы тебе не сосредоточиться на своем основном деле — выращивании фруктов? Ни Анджела, ни Филип Странгман к смерти Джона отношения не имеют.

— Конечно. — Я снова улыбнулся. — В этом нет сомнений. Мне просто хотелось услышать это от тебя. Так расскажи правду, Рона. Откройся.

— Какую еще правду? — Ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— О том, как все получилось.

— Он рассказал это в письме.

— Да, там все вроде логично. Бутылочка со следами мышьяка в потайном шкафу, казалось бы, все объясняет. Все, да не все. А зачем, спрашивается, Джон брал у Глена машинку для изготовления таблеток, а потом вернул, сказав, что она неисправна? Забавно, не правда ли? Джон Уотерхаус, всемирно известный инженер, не мог заставить работать пустячную машинку для изготовления таблеток. Такое возможно? Я тебя спрашиваю. А теперь пойдем дальше. Если не принимать во внимание эту бутылочку из потайного шкафа, то в организм Джона мышьяк мог попасть только тремя способами. Посредством лекарства Глена, но оно было безвредным, это доказано, или через сидр. Итак, мышьяк был в сидре. Кто его туда подсыпал? Анджела? Нет. Кухарка? Горничная? Разумеется, нет. Тогда кто же? Выходит, сам Джон и подсыпал. Потому что сидр этот предназначался для Анджелы.

Вот тут Рона заволновалась.

— Нет, Дуглас, ты ошибаешься. Джон… не такой. Не смей его подозревать!

— Ты уверена, что я ошибаюсь? Можно, конечно, повнимательнее присмотреться к эклерам, которые пришли ему по почте в то утро. Они могли быть отравленными. Но я уже выяснил, что Джон угощал ими своих рабочих. Все остались живы, значит, не в эклерах дело. О лекарстве Глена вообще молчим. Значит, все-таки сидр?

— Но письмо Джона? — взволнованно проговорила Рона, что было на нее совсем не похоже. — Он там все объяснил!

— Да, — ответил я. — Вопрос только, можно ли верить этим объяснениям?

— Но… Джон не мог все это выдумать.

— А почему, собственно, не мог?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — проговорила Рона слабым голосом.

— Думаю, понимаешь. — Я посмотрел на нее в упор. — Тут, Рона, есть одно обстоятельство, которое не подходит к его объяснениям. Обстоятельство, известное только тебе и мне.

— И что же это за обстоятельство? — спросила Рона почти враждебным тоном.

— То, что ты знала, что Джон отравился мышьяком, как только услышала, что он заболел. Еще до того, как его увидела.

Рона долго молчала, затем спросила:

— Что я такое знала?

— Все. Лекарства, которые ты продиктовала горничной по телефону, были противоядия от отравления мышьяком. И лечить ты его сразу начала до прибытия Глена от отравления мышьяком. Ты знала, что Джон принял мышьяк, гораздо раньше, чем это выяснилось.

Рона смотрела на меня не отрываясь.

— И что же?

Мне стало легче, потому что она это не отрицала. Рона умела принять удар.

— Только вчера вечером я догадался. Вы с Джоном сговорились покончить с Анджелой. Ты снабдила его мышьяком и знала, когда это случится. Потому в тот день и уехала в Торминстер. А когда вернулась и зашла к ним под предлогом занести граммофонные пластинки и услышала, что заболела не Анджела, а Джон, то сразу поняла, что произошла роковая ошибка. И позвонила принести противоядие. Это правда, Рона? Вы с Джоном замыслили убийство?

— Это неправда, — ответила Рона. — Джон… он бы никогда не смог…

Я кивнул:

— Правильно. Джон ничего не знал. Это все твоя придумка. Но ты всегда была готова к решительным действиям и не боялась риска. А сколько мужества ты проявила, когда узнала, что твой план катастрофически провалился! Такого наказания врагу не пожелаешь!

Рона наконец взяла себя в руки.

— Мой друг, ты лучше скажи сразу, что у тебя на уме?

— Да, думаю, пришло время сказать, что Джона отравила ты.

И опять ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— У тебя нет никаких доказательств для такого серьезного обвинения.

— У меня их полно, Рона. А вот улик действительно нет. Доказательства и улики — не одно и то же.

— И что это за доказательства?

Я закурил еще сигарету.

— Итак, давай вернемся в тот вечер в доме Уотерхаусов, где мы вели разговор — ты, Джон, Гарольд и я, — и восстановим детали. Я все запомнил очень хорошо. Как ты попросила Джона назвать хотя бы одну убедительную причину, почему отбросам общества нужно давать возможность продолжать жить. А затем немного позднее, когда Джон сделал тебе комплимент, ты покраснела, как юная девушка. И этим себя выдала. Я уже тогда понял, что ты влюблена в Джона, хотя и не придал этому большого значения.