Книга Кэнди - Терри Саутерн

— Это я поняла, — Кэнди уже начало раздражать, что у нее никак не получается сосредоточиться.

— Сейчас я еще раз продемонстрирую совершенное овладение контролем над собственными секрециями, — торжественно объявил Гриндл. — Исключительно силой воли я сымитирую так называемый оргазм, или эякуляцию.

— Ой, — встревожилась Кэнди, — только, пожалуйста, не в меня… я… я…

— Что за чушь, — оборвал ее Гриндл, чье дыхание стало теперь тяжеловатым и хриплым, — понятно, что, вызывая семяизвержение, я устраняю из семени все его оплодотворяющие компоненты, то есть сперматозоиды — поскольку, как ты понимаешь, мы сейчас ставим перед собой совершенно другие цели.

— А теперь, — продолжил он через пару секунд, — скажи мне, разве это не напоминает мещанский оргазм? Почти в точности?

— Напоминает, — прошептала прелестная девочка, не открывая глаз. Она закусила губу, когда его член запульсировал у нее внутри и излил в нее обжигающую струю, что растворилась в сокрушительном жарком потоке ее собственных соков, и медовые стенки ее маленького сокровища затрепетали, как будто облизанные тысячью жадных крошечных язычков. — Еще как!

Глава 15

В течение нескольких следующих дней великий Гриндл еще не раз ввел свой член в прелестную девочку — исключительно по необходимости. В образовательных целях. Они так же решили, что Кэнди лучше не возвращаться в лагерь, а остаться в гроте за озером: чтобы ей не мешали во время длительных медитаций, которые так же были необходимы для достижения духовного просветления. Гриндл сам будет к ней приходить, приносить еду, следить за ее достижениями и инструктировать ее дальше.

Однако на шестой день, когда Гриндл пришел к Кэнди, она была вся напуганная и встревоженная.

— А вы уверены, — робко спросила она, глядя на Гриндла широко распахнутыми глазами, — что вы устранили все сперматозоиды… из вашего семени?

— Разумеется, я уверен, — отозвался Гриндл с легким раздражением. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что, — Кэнди понизила голос и густо покраснела, — у меня… у меня задержка… в смысле, месячные задерживаются. Никак не приходят!

— Это не страшно! — Гриндл с отвращением скривился. — Совсем не страшно. Наоборот. Это хороший знак, который говорит о том, что ты значительно продвинулась на пути к духовному просветлению. Понимаешь, ты уже переступила предел, когда тебе нужны месячные. Ты отменила их силой воли.

— Но я ничего не отменяла, — с жаром проговорила Кэнди. — Я ужасно переживаю из-за этой задержки!

— Ладно, подумаем, что тут можно сделать, — сказал великий Гриндл.

На следующий день он принес ей билет на самолет. До Тибета.

— Да, — сказал он, — ты заметно продвинулась на пути к просветлению, и тебе пора выходить на следующий уровень обучения. Ты будешь учиться у лам священного Востока.

— Ой, мамочки. — Охваченная благоговейным трепетом, Кэнди даже забыла о своих прежних тревогах. Впрочем, забыла всего на секунду.

— А как насчет моих месячных?

— Не беспокойся, — великий Гриндл раздраженно нахмурил брови. — Духовно продвинутые женщины, как там у вас говорится, не «беременеют». И потом, разве это имеет значение? Это всего лишь мещанские страхи.

— Ну… — начала было Кэнди.

— И больше об этом не думай, — перебил ее Гриндл. — Не забивай себе голову ерундой. Тебе нужно думать о вещах возвышенных и духовных. Ты будешь общаться с людьми святейшими из святейших — подобные мысли для них оскорбительны.

Он взглянул на часы.

— Твой самолет вылетает в 7:30 — так что мы еще успеваем выполнить несколько упражнений.

— Ой, мамочки, — покорно вздохнула Кэнди и приняла исходное положение: лежа на спине, руки за голову, глаза закрыты. Да, путь к мистическому просветлению и вправду долог и труден. Тем более — для юной и впечатлительной девочки.

Двое суток спустя Кэнди пришла в офис почтовой службы American Express в Калькутте.

— Есть письма для Кэнди Кристиан? — спросила она у смуглого клерка за стойкой и ужасно обрадовалась, когда он протянул ей два конверта: одно письмо — из Нью-Йорка, другое — из Расина, штат Висконсин.

Она отправилась в комнату отдыха, купила в автомате баночку холодной кока-колы, уселась в зеленое кресло у окна с видом на колоритный Дзен-Бульвар и вскрыла письмо из дома.

Она ни капельки не сомневалась, что письмо из Нью-Йорка — это от Дерека, и решила приберечь его на потом. Письмо из Расина, в плотном конверте с ароматной пропиткой с запахом лаванды, оказалось от тети Ливии. Вот что она писала:

«Решила поездить по миру? Хи-хи. В свое время я тоже немало попутешествовала. И еще как! Вот помню: в Италии! Мать моя женщина! У них там такие горячие парни с такими рьяными членами — это что-то. Был у меня там один неуемный поклонник: пока мы с ним развлекались, у меня даже месячные прекратились.

Ладно, а если серьезно — ну хоть на секундочку — хотя я сомневаюсь, что с твоим аппетитненъким маленьким клитором можно вообще быть серьезной, — хочу сообщить тебе новость. Твой унылый, отсталый и старомодный папашка пропал! Да, моя девочка, он исчез — испарился, скрылся, сбежал. Куда? Кто его знает! „Cherchez la femme с тугой щелкой“, — как говорила Колетт. В общем, там вышла полная неразбериха, и когда мы в последний раз были в больнице у твоего папашки, оказалось, что вместо него там лежит дядя Джек. Ты, наверное, помнишь, как я грохнулась в обморок, когда увидела его причиндал и поняла, кто это, но вот где самый прикол: я прихожу в себя — и вижу, что у меня вся задница в иголках, прямо не задница, а какой-то ежик, и кто бы, ты думала, мне ее так утыкал? Наш милый и скромный еврейский доктор! Можешь не сомневаться: ему это с рук не сошло! Я такое ему устроила — всем чертям было тошно. Представляешь, у него штаны были расстегнуты, и все хозяйство вывалено наружу — в общем, я хватаю его за член (с которым ты, безусловно, знакома, как говорится, не понаслышке) и ору дурным голосом: „Уже разделся?! Заранее?! Боевая готовность номер один?! Ну, давай поиграемся!“. Он, кстати, сказать, не особенного то и смутился — только слегка оробел от такого напора. Ему явно хотелось чуток „поиграться“. Я вроде как начала ему сдрачивать, и он весь заерзал, такой распаленный, все повторял: „Боже мой, Боже мой“, — а когда я его довела уже до исступления, так что у него яйца звенели, я уселась на него верхом, и впихнула в себя эту его еврейскую штуковину. А он как заорет: „ИИСУС БЫЛ ЕВРЕЕМ!“ Я от неожиданности чуть с него не свалилась. И все-таки я его укатала, ну, ты понимаешь, о чем я. И сама тоже осталась довольной — в том смысле, что мне уже тридцать четыре, а он такой свеженький, молодой и унылый еврейчик, и вот ему выпал случай засунуть свою колбасятину в мою тесную, жаркую штучку — понимаешь, о чем я? Нет, наверное, не понимаешь. Ладно, скажу тебе вот что: если женщина всегда остается женщиной, это еще не значит, что она полная дрянь. Подумай об этом, малышка.